Игры иерархов (СИ) - Веден

Правда, на Кастиана он поначалу смотрел с опаской и, когда тот по какой-то причине делал резкие движения, вздрагивал, но к третьему дню нашего совместного проживания это прошло.

А еще изменилось мое учебное расписание. Преподаватели изо всех сил делали вид, что всё нормально и никак изменения не комментировали, зато одногруппники старались и за себя, и за них. Впрочем, официальную версию я рассказал в первый же день, а те, кому ее не хватило, могли придумывать собственные объяснения — слухом больше, слухом меньше…

Так или иначе, с изменением расписания добавились новые предметы, и если артефакторика и рунография, как и углубленное изучение рун, дались мне легко, то с целительством всё оказалось не очень. То есть его теорию я запоминал без усилий, будь то анатомическое строение человеческого тела или особенности лечебных магических потоков, но с практикой не заладилось с самого начала. Прекрасно понимая, что и как должно работать, я оказался не в состоянии залечить даже крохотной царапины. Хотя у Бинжи, например, — а он вызвался изучать все новые предметы вместе со мной — залечить те же царапины получилось сразу.

Кастиан изучать целительство отказался. Из всех новых предметов его интересовало только создание артефактов.

На пятый день после моего возвращения в Академию выпал снег. Как быстро выяснилось, симбиотический материал студенческой формы отлично защищал от холода, хотя вот Кастиан, вдобавок к ней, немедленно напялил перчатки и шапку. У меня же ни руки, ни голова не мерзли. Впрочем, я и прежде всегда очень слабо ощущал холод. Не знаю уж, что тут сыграло — мое демоническое наследие или клановое.

На этот же пятый день, по пути в дормитории, я купил пирожков со свежей вишней. Правда, цены у них сейчас были… один стоил больше, чем летом дюжина.

— Так ведь из зачарованного погреба ягодки, — ласково улыбнулась мне старая торговка. — Магия — она дорого стоит.

А потом, все так же улыбаясь, сыпнула в бумажный кулек, куда сложила пирожки, мелко раздробленной сахарной карамели — чтобы слаще елось, значит.

Кастиан второй день пропадал в полях — с изничтожением тренировочных монстров у него никак не ладилось — и возвращался уже ночью. Бинжи же задержался у какого-то преподавателя и зашел в комнату как раз когда я активировал руны для проверки пирожков на яд. После возвращения я не ел и не пил ничего без такой проверки.

От рун поднялось золотистое облако и осело на покупку, сохранив безопасный цвет. Есть было можно.

— Угощайся, — сказал я Бинжи, сам беря верхний пирожок, всё еще теплый, и откусывая. Ягоды начинки и впрямь были свежими, будто перед отправкой в печь их только-только сорвали с дерева. Сочными, кисло-сладкими, объедение.

Пирожок я проглотил в три укуса, потянулся за следующим — и в этот миг в середину живота будто воткнули иглу. Потом еще одну, и еще. А затем будто поселившийся там зверь начал рвать меня изнутри когтями.

— Рейн! Рейн, ты чего⁈

Ответить я не мог — от боли меня согнуло в три погибели, а потом я рухнул на пол там, где стоял.

— Рейн!!! — Бинжи кинулся ко мне, не понимая, что делать. Если бы я еще сам это понимал.

Хотя…

— Яд, — прохрипел я с трудом — горло уже тоже будто резало изнутри ножами. Я не знал, каким образом яд смог проскользнуть мимо рунной магии, но других объяснений не было.

Хотел еще добавить, что нужен целитель, но вместо слов изо рта выплеснулась кровь. А потом меня вновь скрючило в болезненном приступе, оборвав попытки говорить. А еще разом стало тяжелее дышать — там, в легких, что-то давило и тоже просилось наружу.

Кольцо — мелькнула мысль. Если не сниму кольцо с черным нихарном — подохну. Яд действовал слишком быстро, слишком сильно — до прихода целителя мне было не дотянуть.

Я потянулся было, но пальцы на обеих руках скрючило судорогой, и я никак не мог их разжать.

— Рейн! Не смей умирать! Слышишь, не смей!!! — Бинжи вцепился мне в плечи так крепко, что я ощущал его хватку даже сквозь всё нарастающую боль — теперь боль не только в животе, но и вообще во всех внутренностях. — Не смей! Нет! Нет-нет-нет!!!

Меня вновь скрутило, а потом внутри будто что-то напряглось до самого предела — и сломалось.

Ощущения тела поблекли. Перед глазами потемнело. Звуки отдалились и стихли. Боль отступила, сменившись полным онемением.

Я перестал видеть, слышать и ощущать.

Похоже, я умер.

Глава 23

Когда человек умирает, его душа уходит к богам. У шибинов — к Восставшему из Бездны. У верных имперцев — к Пресветлой Хейме.

А царство Пресветлой Хеймы, как известно, находится в Верхнем Мире. Там, в облаках, невидимые с земли, плывут зеленые острова, на которых обитают Небесные Лисы; есть среди этих островов и самое любимое место богини — двенадцать горных пиков, обиталище душ благих и святых, избранных ею для жизни в свете…

Только вот мне не досталось ничего, хоть самую малость напоминающего Верхний Мир!

Сперва было падение — но падение странное, наверх. Потом — пустота, а затем — звездное небо.

Звезды в нем оказались куда многочисленней, чем я привык видеть по ночам над Империей, многочисленней, ярче и прекрасней. Под этим звездным небом лежал океан — черный, спокойный, лишь с пробегающей местами мелкой рябью, какая случается не от ветра, а от движения под водой чего-то живого.

Некоторое время я бездумно любовался звездами и океаном, но потом вдруг осознал, что делаю это не глазами. И что глаз у меня нет. И вообще ничего нет. В смысле — тела. Имелось лишь сознание, и каким-то непонятным образом оно умудрялось видеть. А еще слышать — тихий шелест воды и нечто, напоминающее слабую, невероятно далекую музыку.

Может, я мог ощущать и запахи?

Стоило подумать об этом, и на меня повеяло морским соленым бризом.

Странно, ведь вода оставалась гладкой, как черное стекло, а значит, ветра здесь не было.

Едва эта мысль промелькнула, бриз стих, и я ощутил сладковатый цветочный аромат. Потом — терпкий травяной. Потом — аромат свежих булочек с корицей…

Нет, ну хорош! Не надо подбирать то, что мне больше понравится. Я вообще-то хотел узнать, чем тут пахнет реально.

Все запахи разом исчезли, и я как-то неожиданно понял, что для их передачи нужен воздух — тот самый, который должен наполнять легкие, — а здесь, над этим черным океаном, он отсутствовал. Просто он был не нужен — живых существ тут не водилось.

А я?

А я живым уже не был.

В сознании толкнулось сожаление — и сменилось спокойствием. И пониманием. Этот бескрайний черный океан был мною, а я был им. Смерти не существовало. Только вечность.

Сам океан находился вовне, там, куда не было доступа никому из живых — ни людям, ни демонам.

Другой мир.

Как Теневое Королевство, только иначе.

Мое сознание, изначально ощущавшееся как нечто почти плотное, нечто почти материальное, начало меняться, сливаясь с разумной водой, наполняющей тут всё. Это оказался медленный процесс — понятие спешки было океану чуждо. Медленный, неостановимый, неизбежный.

Теперь я видел не только поверхность этого океана, теперь мой взгляд проникал куда глубже, скользя по малым и большим теням, проплывающим в толщах вод, по теням с плавниками и щупальцами, с руками и ногами, с иными формами, которым мое сознание еще не знало имен. Я видел тени погибших флотилий, руины древних городов и целых стран. Я видел затонувшие континенты и…

Слияние меня и океана дрогнуло и остановилось.

Что-то мешало.

По черной поверхности океана плеснула волна — удивление. Такого прежде не случалось. Что-то новое.

Я-океан ощутил любопытство.

Как странно.

Как интересно.

Кто смог?

И зачем?

Слияние пошло вспять — так же медленно и неторопливо. Кто-то там пытался вытянуть мою душу из этого места. Я-океан знал, что могу в любой момент прервать эту попытку. Но зачем? Слияние неизбежно, но так ли уж важно, когда оно произойдет — сегодня, через пять лет, через пятьдесят или через пять тысячелетий? Нет, мне-океану это было совсем неважно. А вот любопытство требовало своего утоления именно сейчас.