Хроники новуса II (СИ) - Сторбаш Н.В.

Я попытался вспомнить, каким Тарг возвращался после долгих отлучек. Ни разу не видел его раненым, кроме того самого дня. Он всегда появлялся тихо, порой я даже не сразу понимал, что что-то изменилось, просто выходил во двор, а там Тарг вычищает хлев или колет дрова. Потом у матери появлялась новая лента или отрез на платье, а у меня — башмаки или шапка. Не во всяком доме у мальчишек было столько новой одежки, обычно им перешивали старые отцовские рубахи.

— Еще ни один мужик, каким бы он крепким ни был, не сумеет кнутом забить кровавого волка до смерти, к тому же в одиночку. А он смог. Брат Краст, кто из твоих адептов на такое отважится?

Звероподобный на сей раз смолчал. Гракс выждал чуток, потом оперся обеими руками о стол и тихо сказал:

— Худо другое. У диких появились свои слова!

Глава 26

— У диких появились свои слова, — сказал Гракс.

Я не понял, для чего он это выделил, ведь я выложил отчимову тайну еще до нашего отбытия в Сентимор, зато поняли остальные. Магистр опустил взгляд и вздохнул, двое его приближенных покачали головами, а Краст на миг потерял дар речи, а когда обрел его вновь, вскричал:

— Слова? У диких? Чьи? Кто выдал? Тот болван из Stella? Он написал verbum в своей чахлой книжонке?

— Нет. Я уже говорил, что там нет тайн культа. Брат Краст, ты не знаешь, но этот перволетка пришел в культ уже с одним ядром и словами, которые ему передал отчим, тот самый, из диких. Когда я их услышал, поначалу не поверил. Они даже не на истинном языке. Лиор, скажи их!

Мне не хотелось лишний раз трепать языком verbum отчима. Они также сокровенны, как и слова культа, и когда я говорил их прилюдно, словно выходил голым на площадь. Но выхода не было, и я хмуро пробормотал стишок про «море камней и льда» целиком.

— И это verbum? — хмыкнул Краст. — Брехня собачья! И ты в это поверил? Размяк ты на городской службе, брат Гракс, размяк. Съезди на хребет, пока совсем не отупел!

— Не суть, верю я в них или нет. Они делают ровно то же, что и наши слова.

— Даже если и так, разве это что-то меняет?

Ответил ему магистр:

— Многое. Прежде мы полагали, что дикие взращивают своих новусов на человеческих ядрах, на тех самых ядрах, ради которых они убивают людей культов. И мы могли относиться к этому спокойно, ведь они убивали слабейших.

— Слабейших? С каких это пор адептусы стали слабейшими?

— Как только погибли от рук диких, — отмахнулся магистр. — Думаешь, культы не могли собраться вместе, обыскать все подножье хребта и вырезать диких под корень? Просто это никому не было нужно. На такой поход уйдет немало серебра. Припасы, дорога, оружие, лошади… Но verbum у диких всё меняет. Брат Краст, подумай, что у диких всегда в достатке?

— Звериные ядра, — скривил морду тот.

— На одного новуса уходит от пяти до восьми ядер, и если те ядра — от культистов, много новусов ими не взрастишь. Но слова… Подумай, сколько новусов дикие вырастят теперь?

— Но ведь нет ничего такого! Сейчас на хребте умирает не больше народу, чем прежде!

Гракс покачал головой:

— Мы не знаем точно, когда у них появились слова, по меньшей мере, лет пять назад. Как раз срок, за который новус доходит до своего предела и либо становится адептом, либо нет. В любой момент может всё измениться. Владыка, надо оповестить другие культы!

— Нет, — резко отказался магистр.

— Почему? Разве не стоит предупредить их об опасности?

— Они скажут то же, что и Краст. Не поверят. Verbum не похожи на verbum. Всех доказательств — только мальчишка-простолюдин с нелепым стишком и сказка о его отчиме. Нет, лучше подождать. Вот если на хребте начнется резня, тогда и скажем.

Краст согласно кивнул:

— Вот и я о том же думаю. Не надурил ли тебя этот мальчишка, брат Гракс? Выдумал глупый стишок, сказал, что это verbum, а сам — лазутчик из другого культа? Или от тех самых диких? Первое ядро сожрал человеческое и теперь ждет возможности улизнуть! Убить его, да и дело с концом!

— Я весь его путь отследил: от деревни, где он родился, и до ворот Ревелатио. Нет там других культов.

Брат Краст подошел ко мне, положил руку на плечо, нарочно надавив с силой. Я не поддался его натиску и выстоял.

— Сырой силы полным-полно, — сказал он. — Недавно ядро сожрал? Откуда?

— Его на турнире едва не прирезали, предыдущее ядро ушло на заживление целиком, — пояснил Гракс.

— С каких пор культ дает новусам-первогодкам ядра не в свой черед?

И тут мое плечо разлетелось на куски, как сырое полено в огне — с треском, оглушающей болью и огненными искрами по всему телу. Я пошатнулся и осел на пол, с трудом удержав себя в разуме. Откуда-то издалека донесся насмешливый голос Краста:

— Говори свой verbum, давай! Хочу послушать, поможет ли твой стишок на этот раз.

Миг, и боль схлынула так же внезапно, как и пришла. Я схватился за плечо — цело, как и в прошлый раз рука. Снова долгоров спиритус!

— Если тебе в спину копье воткнуть, тоже первым делом слова припомнишь? — спросил брат Гракс.

Голоса доходили как будто из запертой бочки. В ушах все еще звенело от пережитого страха, меня всего потряхивало. В прошлый раз Гракс делал то же самое милосерднее.

— Первым делом я развернусь и убью того, кто копье воткнул.

— Сразу и внезапно слова не припомнишь. Дай ему передохнуть. А лучше я сам! Ты только убивать умеешь.

Я еще не понял, о чем они говорили, как Гракс схватил меня за руку, положил мою ладонь на стол и прижал двумя пальцами. Боль появилась вкрадчиво, медленно поползла наверх, отгрызая и проглатывая мою плоть.

— Слова, — коротко напомнил Гракс.

Я зажмурился и начал проговаривать про себя verbum культа: «Revelatio veritatis illuminat animam. Revelatio veritatis illuminat animam». Ничего. Совсем ничего. Пустота.

Боль постепенно нарастала. Я почувствовал, как стекают капли пота по лбу, стиснул зубы и попытался унять дрожь в коленях. Сейчас боль была терпимой, но я знал, что скоро станет хуже и больше страшился грядущего, чем страдал от настоящего.

— Слова!

К долгору эти пустые слова! Истинный язык, как же!

На меня хлынули ледяные волны, с плеском разбиваясь о торчащие камни, взметнулись языки пламени, ярко-красные всполохи задрожали на воде, поднялся ветер, закрутил клубы пепла, ужалил острой сталью. И пришла тишина! Пустота! Но не та, что в словах Revelatio, а доподлинная.

На сей раз я не оставил свое тело, а лишь отгородился от боли стеной. Перестала дрожать рука на столе, высох пот на лбу, больше не стучали зубы и не тряслись колени. Я поднял глаза и спокойно посмотрел на брата Гракса. Внутри меня катились и катились отчимовы слова, удерживая стену, но теперь я мог видеть что-то и кроме них.

Более того, я ощутил, как что-то чужое, мерзкое, влажное втекало в мое тело из пальцев Гракса, именно оно и терзало меня там, за стеной. Я попытался оттолкнуть это, но не сумел. Внутри себя я не нашел ничего, что могло бы остановить вторжение. В какой-то миг чужое усилило напор, доползло до плеча и даже затронуло шею, а потом разом схлынуло.

— Неплохо справился, — сказал Краст. — Но что толку? Любой новус третьего года делает то же самое. И главное — какие слова он повторял? Рта-то он так и не раскрыл. Владыка! Раз брат Гракс говорит, что знает всю подноготную мальчишки, зачем его оставлять? Пустой риск.

Магистр с сомнением глянул на меня. Наверное, я должен был испугаться, но слова все еще струились внутри, потому я просто молча ждал.

— Он принес клятву верности, — напомнил брат Гракс.

— И что?

— И пока он ее не нарушил.

Краст ударил кулаком в стену:

— Что за чушь? Тирос! Мальчишка явно лазутчик. Прежде убивали и за меньшее. Не один Гракс закис в этом болоте! Вам всем надо поехать на хребет! Как закопаете с десяток таких же мальчишек, разорванных кровавыми зверями, сразу забудете о нелепой жалости. Он ведь даже не из какого-то знатного рода! Сколько таких мрет зимой?