Игры иерархов (СИ) - Веден

Для «молитвы» она избрала тот самый «Храм Горних Вершин», который стоял на площади перед входом в Обитель. Как я узнал, он — и еще несколько самых крупных храмов столицы — держали свои двери открытыми для прихожан круглые сутки.

Выйдя из кареты, я сперва смешался с охраной Аманы — учитывая, что одет я теперь был в форму воинов Дасан, получилось это легко — а потом отступил дальше в тень, обходя храм Горних Вершин. Форма была темных цветов, а скрывшись за зданием храма от глаз охраны Обители, я замотал лицо таким же темным платком, на руки надел темные перчатки — все это снижало шансы, что Достойные Братья, стоящие у ворот, меня заметят.

Площадь перед воротами освещалась магическими фонарями, но дежурившая у ворот стража наблюдала за приехавшей среди ночи в храм эксцентричной даной, окруженной роскошной свитой, и не обратила внимания на человека, скользившего по самому краю площади, где освещение было слабее, а тени от особняков позволяли оставаться незаметным.

К воротам я, естественно, не пошел, двинулся вдоль стены. Через некоторое время остановился. Место было достаточно темное, свет фонарей сюда не доставал.

В последний раз оглядевшись и никого не увидев, я шагнул к каменной кладке вплотную и начал вдавливаться в нее.

Особой разницы с тем, когда я проходил сквозь стену, окружающую форт ордена Достойных Братьев, я не заметил. Всё то же медленное муторное движение будто бы в непрозрачной густой болотной воде, всё то же отсутствие воздуха… А вот на выходе меня ждал сюрприз — искры божественного благословения. Каким-то образом они почуяли вторжение и приготовились накинуться на чужака и… явно сделать с ним — то есть со мной — что-то нехорошее.

— Эй, это же я! Я друг! — проговорил я приглушенно, очень надеясь, что они меня не забыли.

Искры, уже успевшие осесть мне на руки и повисшие совсем рядом с лицом, замерли, потом зашелестели, залопотали — с явно вопросительными интонациями. Мол, ты чего сквозь стену лезешь, когда рядом есть такие удобные большие ворота?

— Так надо, — попытался я объяснить. — Вот честное слово, надо!

Вновь последовало бормотание, интонацию которого я расшифровал как: «Мы тебе верим, но ты какой-то странный».

— Какой есть, — не стал спорить я. — Простите, что зря потревожил.

Бормотание искр стало великодушно-снисходительным. Мол, ты хороший, поэтому прощаем.

Ну, и на том спасибо.

Охрана, как оказалось, патрулировала улицы Обители даже сейчас, глубокой ночью. То ли так было всегда, то ли Таллис приказал после недавнего нападения одержимых.

В любом случае, мой путь это малость осложнило — несколько раз приходилось погружаться в стены домов, оставляя снаружи лишь невидимые «щупальца» с глазами на них, и пережидать там, пока Достойные Братья не пройдут мимо. А те, будучи магами, похоже, как-то ощущали мое присутствие — одна троица чуть ли не землю носом рыла там, где я недавно стоял, и дом, в стене которого я скрылся, они несколько раз обошли, и даже залезли на его крышу. Думал, не дождусь, когда уберутся.

Наконец я добрался до дворца Таллиса, удачно избежал внимания охраны, вошел в стену восточного крыла — и тут впервые подумал: вот будет «весело», если Теаган давно спит, и вся моя конспирация бесполезна.

Но Теаган не спал. На стенах комнаты, в которой он находился — судя по всему, рабочего кабинета — ярко горели магические светильники, с краю стола громоздились две кипы бумаг, похоже, отчеты, а посредине, прижатый камнем пресса, лежал необычный лист — бледно-серого, пепельного даже, цвета, на котором можно было разобрать тонкие строки рун. Начинался лист со слова «Дорого́й…» кто-то там, а внизу стояла размашистая подпись. Похоже, письмо, хоть и странное.

Вчитываться в то, что там было написано, я не стал — меня куда больше заинтересовало поведение Теагана. Он не работал с бумагами, не читал, не общался с кем-нибудь из своих людей. Нет, он ходил по комнате, от окна к двери, снова и снова. Иногда в середине движения замирал, лицо искажалось в мучительной гримасе. Он определенно чего-то ждал, ждал и сильно нервничал. В таком состоянии я его еще ни разу не видел. Хотя, возможно, дело было в том, что он полагал, будто находится в одиночестве и держать маску нет нужды.

В дверь постучали.

Теаган остановился, встряхнулся. С лица исчезли все эмоции.

— Войдите, — сказал он.

Дверь открылась и через порог перешагнул магистр Семарес. Был он в зимних сапогах, в длинной теплой одежде. В Обители, где вечно царило лето, эта одежда смотрелась совсем не к месту.

— Твои люди даже не дали мне зайти домой переодеться, — пожаловался он. — Едва я прошел через ворота, сразу потащили сюда. Что такого срочного случилось?

— Сперва закрой дверь и активируй руны от подслушивания, — ничего не выражающим тоном проговорил Теаган.

— Да? — Семарес удивился, но и то, и другое сделал и вновь повернулся к племяннику. — Ну, в чем дело? Зачем ты меня вызвал?

Теаган ответил не сразу. Сперва сглотнул — будто бы у него стоял ком в горле. Глубоко вдохнул. Выдохнул.

И спросил:

— Дядя, это ты приказал отравить Рейна?

Глава 25

— Что? — отозвался Семарес удивленно. — О чем ты говоришь?

Теаган подошел к столу и поднял то странное письмо пепельно-серого цвета.

— Вот. Черновик твоего письма Дамару, в котором ты просишь своего доброго друга и по совместительству коменданта форта, где мы неожиданно оказались, устроить Рейну аль-Ифрит несчастный случай и даже перечисляешь несколько подходящих вариантов. У тебя, дядя, есть старая привычка сжигать черновики своих писем в камине — ты делал так на Границе и продолжил даже здесь, в Обители; а для мастера рунической ретрографии восстановить сожженное письмо из пепла совсем несложно. Он может даже определить точную дату и время, вплоть до часа. Этот черновик ты написал сразу же, как получил мое письмо о нашем прибытии в форт.

— Теаган…

— Я знаю, насколько Дамар тебе предан. Всегда был предан. И тут вдруг его покушение на Рейна — а потом его же попытка самоубийства. Мертвецов ведь не допросишь. Мертвецы не выдадут того, кто отдал им приказ. У меня еще тогда мелькнула мысль, что за ним можешь стоять ты, дядя, но я эту идею сразу отбросил. Глупость полная, верно? Зачем бы тебе устраивать такое? — Теаган криво усмехнулся, но в глазах не было и тени веселья.

Семарес молчал, только пристально смотрел на племянника, кажется, даже не моргая.

— И второе покушение. Ты присутствовал, когда я передал Рейну листы с рунами для определения яда, ты знал сколько их, как они выглядят. После нашего исчезновения эти листы забрали из моего дома твои люди — разве они отказались бы их тебе отдать, вырази ты такое желание? У тебя была отличная возможность совершить подмену и вернуть Рейну фальшивку.

Семарес молчал.

— И тот воин, который передал Рейну сверток — он ведь из моей охраны. Я помню, как он говорил, что по ротации ему ехать на Границы только следующей осенью. А два дня назад вдруг заявил, что всё перепутал, что его ротация уже начинается и нужно торопиться… Он хотя бы жив? Или его ты тоже приказал убрать?

Потянулась долгая пауза. А потом Семарес как-то сгорбился и тяжело вздохнул.

— Он жив. Его я не приказывал убивать.

Эти слова были все равно, что признание. Значит, точно. И спорить с Теаганом он ведь не пытался; ни спорить, ни оправдываться.

Получается, сейчас я смотрел на своего несостоявшегося — или всё же состоявшегося? — убийцу.

Внутри у меня черной волной плеснул гнев.

Но нет. Не сейчас. Успеется.

— Дядя, зачем? — маска Теагана пошла трещинами, и за ней я отчетливо различил отчаяние. И оно же звучало в его голосе. — Ты… Ты ведь должен был понимать, что преднамеренное убийство носителя дара этера не сойдет с рук даже старшему магистру. За такое будет не только лишение титула, но и залы Бьяра, и хорошо, если не пожизненно! Или… Или ты ожидал, что я покрою твое преступление? Притворюсь, что ничего не видел, ничего не понял? Так?