Я сидела перед зеркалом, пила молоко с теплой сладкой булочкой. А Пилар расчесывала мои волосы. И лопалась от любопытства. Я слишком хорошо ее знала, чтобы не понять, что служанку просто распирало.
— Я слыхала, там очень красиво, в горах. Особенно весной и летом.
Я кивнула:
— Да, это правда. С плато очень красивый вид на долину.
— Вот бы хоть одним глазком глянуть. Я как-то хотела выйти за северные ворота, но охрана ни в какую не пускает.
Я снова кивнула:
— И правильно делает. В горах опасно. Можно и зверя встретить. Одной тебе там точно делать нечего.
Пилар поджала губы:
— Так не одной. С вами. С егерями. Взяли бы донью Ромиру. Как же мне ее жалко! Она, бедняжка, как привязанная возле ведьмы сидит. Как каторжница. Хоть воздуха чистого глотнет. — Она склонилась к моему уху, будто нас могли услышать: — Я сегодня в кухне с ее служанкой встретилась, с Норой. Та сказала, что ведьма вчера весь день злость на бедной донье Ромире срывала. То так ее, бедняжку, шпыняла, то этак. Все ей было не так. Не иначе, бесилась, что вы с сеньором вдвоем уехали. И чем больше времени проходило, тем крепче она бесилась. Кончилось тем, что донью Ромиру до слез довела и из покоев выставила. А бедненькая донья Ромира чуть ли не до утра в себя прийти не могла. Даже служанку посылала, чтобы дозволили извинения просить, но ту не приняли.
Я отставила бокал с молоком, облизала губы:
— Извинения? За что?
Пилар склонилась еще ниже:
— Нора сказала, что ее барышня имела смелость ведьме возразить. На ваш счет, между прочим.
— На мой?
Та кивнула:
— Выразила мнение, что вы — прекрасная достойная пара для сеньора. Та и взбеленилась! А вот донью Ромиру, страх, как жалко…
Я отвернулась и снова глотнула молока. Стало гадко. Да, я была права: со мной не вышло, так свекровь нашла другую жертву. Ромира — совсем девчонка, да и характер не бойкий. Вот только она убеждена, что ее брак с гаденышем Леандро целиком зависит от этой ведьмы. А он ногтя ее не стоит! Но сейчас меня смутило другое: Ромира еще не член семьи. Что если ведьма осмелится применить к ней свое колдовство? И можно ли это будет как-то заметить?
Я поставила бокал на столик:
— Сдружись потеснее с этой Норой. Мы должны знать, что у них там происходит.
Пилар улыбнулась:
— Так это несложно. Мы, считай, уже сдружились. А ей кругом наговорили, что я, — она заговорщицки покрутила пальцем у виска, — дурочка! Но та не поверила. Потому что такой сеньоре, как вы, дурочка никак не может прислуживать.
Я кивнула:
— Это хорошо… Не копайся. Собери волосы — и довольно.
Пилар насовала в рот шпилек и принялась собирать пряди в простой пучок. Стало до странности тихо, потому что она на время утратила способность говорить. Я снова вглядывалась в зеркальную гладь, смотря сквозь собственное отражение. Зеркало обретало знакомую глубину, но все это я видела уже много-много раз.
Вдруг изображение дрогнуло. Что-то молниеносно мелькнуло. Я лишь успела нагнуться в сторону, как из зеркала стрелой вырвался Желток. На меня плеснуло молоком из опрокинутого бокала, раздался короткий резкий вскрик Пилар, звук падения. Я порывисто повернулась и увидела, что моя Пилар корчится, откашливаясь. Она скривилась и достала изо рта шпильку.
Я кинулась на пол:
— Боже! Скажи, что не проглотила!
Та покачала головой:
— Да, уж, слава богу! — Она тут же сняла с ноги башмак и кинулась на Желтка: — Ах ты, изверг! Чучело поганое! Чуть не угробил! Изверг!
Я невольно прыснула со смеху, а Пилар, вдруг, застыла в изумлении с занесенным башмаком.
— Барышня, а что это с ним? Наш ли?
Я проследила ее взгляд и тоже застыла. Желток изрядно подрос и теперь был размером с приличную собаку. Кисточки на его острых ушах стали еще длиннее и свисали густой золотистой бахромой. Шерсть грифоныша словно утратила милый цыплячий пушок, стала жестче и уже отливала настоящим золотом. Но глаза остались неизменными — такими же хитрыми и озорными.
В груди потеплело от радости. Я кивнула:
— Наш… Наш. — Посмотрела на грифоныша: — Где ты был столько времени? Я чуть с ума не сошла!
Тот встрепенулся:
— Скажи этой злюке, чтобы посреди дороги не стояла!
Я покачала головой:
— Желток… кто так делает? Зачем так выскакивать?
Пилар в изумлении посмотрела на стол:
— Барышня, а откуда он взялся? — Она в совершенной растерянности таращилась на мое зеркало. — Вы же сказали… а он… — Наконец, она перевела взгляд на меня: — Барышня, миленькая… это же ваше зеркало…
Я за это время много раз думала, как рассказать Пилар, и была рада, что все разрешилось вот так неожиданно. Без предисловий и сомнений. Уже деваться было некуда. И я ожидала какой угодно реакции, но только не такого безудержного ликования. Пилар висла у меня на шее, бесконечно нацеловывала щеки. Известие о том, что я тоже оказалась ведьмой, привело ее в несказанный восторг. Немного придя в себя, она решительно сжала кулак:
— Вот она теперь где у нас будет! — Потрясла. — Сама теперь попляшет! Боже милосердный! Моя госпожа — настоящая ведьма! Пусть теперь только попробует эта Анита на меня свысока посмотреть!
Я вздохнула:
— Если бы еще знать, что с этим делать… — Посмотрела в лицо Пилар: — Запомни: говорить об этом никому нельзя.
Я понятия не имела, как ставился этот запрет, но надеялась, что этих слов будет достаточно.
К счастью, Желток принес хорошую новость — он нашел второе зеркало. Но подробности выкладывать наотрез отказался, пока ему не дадут сладких орешков. Наконец, он наелся до отвала, распушился и, кажется, стал еще больше.
Я посмотрела на него:
— Ну? Где ты был так долго?
Тот зевнул, бесцеремонно раззявив клюв:
— Шел по магическому следу. Да только уж слишком запутано было. С большой осторожностью. Как дошел, так сразу вернулся.
Внутри замерло:
— До второго зеркала так далеко идти?
Желток покачал головой:
— Теперь нет. След был спрятан, а зеркало — совсем близко.
— А что за ним? Знаешь?
Грифоныш снова покачал головой:
— Без тебя не пройду.
Если это парное зеркало, то этот ход сделали специально для меня — никакого сомнения…
Я больше не хотела терять время. Велела Пилар одеваться. Наказала запереть комнату на ключ и никуда не отлучаться, пока я не вернусь. Та лишь кивала — все еще не представляла, как я смогу влезть в крошечное зеркало. И даже вскрикнула, когда вслед за Желтком я коснулась зеркальной глади и провалилась в магический ход.
Глава 44
Поляна была прежней. Тот же загадочный сумрак, в котором все мягко светилось. Те же умиротворяющие лесные звуки. Желток приподнялся на задних лапах, втягивая воздух. Я склонилась к нему, прошептала:
— Ну? Все тихо? Ведьмы нет?
Тот ответил не сразу, все еще принюхивался. Сделал небольшой круг по траве, и я видела, как все в грифоныше было напряжено, а чуткие уши ходили туда-сюда, кивая кисточками. Да… наш Желток уже не был тем цыплячьим комком, и я боялась представить, что будет дальше…
Он вернулся ко мне:
— Она проходила здесь несколько часов назад.
Я замерла:
— Так она все еще здесь? На этой стороне?
Желток покачал головой:
— Нет. Наоборот, ушла. Она почти всегда ходит на рассвете зверя кормить. Иногда вечером. Каждый день. В это время тебе появляться здесь точно нельзя. Запомни.
— Каждый день? Тебя тоже надо кормить каждый день?
Желток уставился на меня и будто разом поглупел:
— Дай сладкий орешек!
Эту песню я уже знала, спорить даже не пыталась. Теперь не отстанет. Вытянула руку, толком не понимая, что делать. Только отчаянно хотела, чтобы появилась гора этих проклятых орехов. И она, действительно, появилась в золотистой дымке. Желток тут же принялся жевать, комично охая, но теперь казалось, что эти восторги ему… не по возрасту, что ли. Он почти на глазах раздался «в плечах» и стал будто немножко мощнее. Теперь увлеченно натирал клюв о траву.
