Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма (СИ) - Семенова Лика

Я немножко согнула колени, чтобы сохранить равновесие, и осторожно зашарила руками, делая мелкие шажки, в надежде найти какие-то ориентиры. Хотя бы стену, к которой можно прислониться. Но меня снова ждало разочарование. Возможно, помещение было слишком большим, и до стены я просто не дошла. Это можно было бы проверить голосом, послушать, как расходится звук. Но я боялась кричать. Но и просто стоять, ожидая неизвестно чего, тоже было безумием.

Я вытерла о юбку взмокшие ладони, выставила перед собой, стараясь сосредоточить в них тепло. Но надежды было мало. Я провалилась в зеркало, значит, была уже на внешней стороне. А здесь это все не работало. Но это было хоть какое-то действие, лучше, чем ничего. Я старалась, как могла, вспоминая, как буквально только что с легкостью рисовала в воздухе бесполезные корявые картинки. Это вообще не требовало усилий.

Вдруг кромешная тьма передо мной едва заметно дрогнула, стала не такой однородной. Меня бросило в жар. Я нервно закусила губу, наблюдала, как в черноте едва-едва проступают подсвеченные очертания моих собственных рук. Хилый золотистый отсвет. Я махнула рукой, и в воздухе задержались крошечные искорки. И сердце пропустило удар: так где я? На какой стороне?

Теперь я старалась сосредоточиться изо всех сил, чтобы сияние стало ярче. Выходило плохо, но это все равно придавало уверенности. Уже хоть что-то, пусть и зыбкого света не хватало, чтобы осмотреться. Видеть собственные пальцы было уже огромным счастьем.

Я вытянула руки, и пространство вокруг меня теперь будто стало понятнее, обрело какие-то границы. И стало гораздо легче сохранять равновесие. Теперь я передвигалась увереннее. Наконец, нащупала холодную каменную стену и осторожно пошла вдоль нее. Если есть стена, значит, рано или поздно в ней должна обнаружиться дверь… Так и вышло. Сначала я нашарила глубокую нишу, потом — окованное дерево. Но едва я коснулась двери, она дрогнула, и я с замиранием сердца увидела, что образуется хорошо различимая щель, в которой подрагивал яркий свечной огонь.

Я прижалась к стене, старалась даже не дышать. С непривычки свет до слез резал по глазам, и понадобилось время, чтобы проморгаться. Если за дверью кто-то есть, о моем присутствии он уже знает. И я так и стояла, не решаясь войти без позволения. Но приглашать меня, похоже, никто не собирался. Я отчаянно прислушивалась, стараясь уловить звуки чужого присутствия, но снова охватывало странное ощущение полнейшей изоляции. Я почти уверилась в том, что за дверью было пусто. Жаться у стены было бесполезно — я только теряла время. Я глубоко вздохнула и вошла, бегло осматриваясь.

Я уже принюхалась к запаху пыли, но сейчас им буквально окатило с ног до головы, и я чихнула несколько раз. Это сбавило напряжение. Здесь никого не было. Небольшая комната, в которой странно горели несколько свечей — не оставляли ни гари, ни расплавленного воска. Резной стол с чернильным прибором и стопками книг, стул, вдоль стен — полки, заставленные книгами. Я провела пальцем по столешнице, собирая целый ком слежавшейся пыли. Похоже, в это помещение никто не заходил много-много лет. Десять. А, может, даже двадцать… Но свечи очень обрадовали. Единственное, чего я хотела сейчас, — отыскать выход. Только тогда я смогу успокоиться и осмотреться, как следует.

Я схватила подсвечник, направилась было к двери, но краем глаза заметила какое-то движение. Настороженно замерла, повернулась. В воздухе заклубился легкий белый дымок. Сгущался, уплотнялся, знакомо искрясь. И я буквально лишилась дара речи, плюхнулась на пыльный стул.

На меня смотрела моя няня. Такая, какой я ее запомнила. В старомодной одежде, в неизменном чепце с крахмальной оборкой. Но была она не из плоти и крови, а будто соткана из дымки и света. Но узнаваемая и реальная. И такая родная, что защемило сердце. Как же мне ее не хватало…

Я прошептала в изумлении:

— Няня…

Та улыбнулась, демонстрируя остатки зубов. А я теперь ничего не видела от слез. Разумом понимала, что это не она, я сама хоронила ее, но ничего не могла с собой поделать. Родное лицо. Вокруг меня так мало родных лиц.

— Нянюшка…

Та улыбнулась, знакомо склонила голову:

— Ну… удумала. Не трать время на слезы, дитя. И послушай.

Я подскочила в порыве обнять ее, но опомнилась, понимая, что не могу обнять дым. И теперь действительно заревела. И будто почувствовала легкое-легкое касание. Подняла голову. Няня стояла прямо передо мной, и я очень отчетливо видела ее лицо, каждую морщинку. Она «коснулась» моей щеки. А мне так хотелось почувствовать тепло ее сухой ладони.

— Послушай, девочка моя. Послушай внимательно. Этой магии очень много лет, она сейчас развеется, и я исчезну бесследно. Я должна успеть.

Я сцепила зубы, в горле стоял ком.

— Да. Да. Я слушаю.

— Здесь ты найдешь все, что тебе понадобится. Все, что должна была передать тебе твоя мать, но не смогла. Она поручила мне дождаться тебя. — Няня указала на книгу на столе: — Здесь все, что ты должна узнать в первую очередь. Изучи ее, как можно скорее, потому что ты потеряла очень много времени. Наверстай его.

Няня начала стремительно таять. Голос утихал.

— Твоя мать велела передать, что просит у тебя прощения. Но если ты здесь, она не смогла тебя защитить. Хоть и пыталась. Прощай, дитя мое. Наконец-то я могу освободи… Будь осторожна, опаса…

Няня стремительно исчезла, так и не успев договорить, а я в полном изнеможении опустилась на стул. Теперь я, действительно, осталась одна.

Глава 46

Моя жизнь переменилась почти до неузнаваемости. Точнее, моя тайная жизнь. В последние три месяца я ежедневно запиралась в комнате, уходила в магический ход и подолгу просиживала за книгами, пытаясь жадно впитать все, что упустила. Наверстать, изучить, усвоить. Но время утекало с какой-то ужасающей быстротой, а мое обучение едва сдвинулось с мертвой точки. На освоение магии нужна целая жизнь. А, может, не одна. И чем ближе становился день отъезда ко двору, тем больше мне казалось, что я знаю слишком мало. Да и сила во мне ничтожна.

Я все время вспоминала последние слова няни, пытаясь понять, что она хотела сказать. О чем предупредить. «Опаса…» Опасайся? Других догадок у меня не было. Но кого или чего я должна опасаться? Этот вопрос не давал покоя. Да, порой я забывалась, но он с завидной периодичностью всплывал, как наваждение. Особенно когда я ложилась в постель и пыталась заснуть. В эти мгновения разум становился болезненно уязвимым, восприимчивым, и стоило больших усилий успокоиться и позволить себе сон. Но спала я ничтожно мало, все пыталась растянуть время, чтобы больше успеть. И это вызывало беспокойство у Пилар. Она твердила, что я похудела и выгляжу уставшей. Очень боялась, что это придется не по нраву моему мужу...

Но у Вито практически не было возможности это заметить, потому что встречались мы редко. Скорее, для формальности. Пара-тройка прогулок в парке у всех на глазах, чтобы нас видели вместе, разговоры ни о чем. Но он сильно переменился. Раньше он казался колким, подчеркнуто ледяным. Теперь же веяло тихой обреченностью, и у меня от боли сжималось сердце, потому что я не понимала, как ему помочь. И все время, вопреки желанию, думала о том, что скоро неизбежно наступит зима и снова придет большой снег. К этому времени я должна найти какой-то выход. Он должен быть. Должен!

В тайной библиотеке, которую оставила мне мама, была масса книг. Самая главная обучала основам магии. И она же с первой страницы призывала хранить ее в строжайшем секрете. Старая, толстая, содержащая великое множество рукописных пометок. Но слишком многое все равно оставалось непонятным, несмотря на все мои старания, потому что, как воздух, были необходимы наглядные примеры. С заклинаниями было все просто, достаточно заучивать мудреные слова, но пасы руками, плетущие саму магию, мне почти не давались. Малейший неверный жест — и все рушилось.

Обозначалось четыре основных вида колдовства: жизни, подмены, забвения и смерти. Бесконечное множество прочих плелось лишь на этих четырех основах. А возможности напрямую зависели от силы ведьмы. Колдовство создавалось на внутренней стороне, а потом переносилось на нужный объект. Говорилось, что самые сильные ведьмы могут даже сразу колдовать на внешней стороне. Но такое было просто недостижимо… На простейшее чистое колдовство жизни, проращивающее крошечное зернышко, у меня ушло целых два месяца. Два месяца бесплодных попыток, доводящих до слез и отчаяния. Мое первое выполненное заклинание. Но этот росток даже не выпустил полноценного листа. Засох у меня на глазах. А на вторую попытку сразу сил уже не хватило. Я была ничтожно слабой. Возможно, слабее даже матери Чиро, которая не могла ничего, кроме травничества. Единственное, что я делала с легкостью — создавала магические орешки для Желтка. И этот обжора уже вообще ничем не напоминал тот цыплячий трогательный комок, который Пилар гоняла кочергой… Теперь она называла его крокодилом…