Игры иерархов (СИ) - Веден

Нет, рассказывать о своих выводах и тем подрывать основы религии я вовсе не собирался. Да и зачем? Пусть лучше все эти сильные маги продолжают верить, что за каждое деяние им воздастся так же, как и обычным людям, — меньше дурного совершат.

Глава 29

— Если энхардцы настолько могущественны, почему они не использовали свои способности против аль-Ифрит? — проговорил я вслух. Этот вопрос мелькнул у меня в голове еще во время рассказа Теагана. — Ведь твой родной клан сумел сильно им повредить… Скажи, а ты знала об их особых способностях?

Амана кивнула.

— Знала, хотя и не с самого начала кровной вражды. Наш клан начал вести хроники слишком недавно, но союзники поделились всем, что им было известно. Ты прав, это странно. Мой отец вообще предполагал, что энхардцы выродились и больше не могут использовать «серую смерть».

— Но ты так не думаешь?

— Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нет, дело скорее всего в другом. Лично мне приходило в голову три версии.

Первая — дана Инджи решила, что «игра в долгую», стремление убедить другие кланы, что энхардцы больше не маги смерти, важнее, чем месть. Погибших все равно не вернешь, а многовековые усилия предков пойдут прахом — в прямом и переносном смысле. Вторая — все разы, когда энхардцы использовали «серую смерть», это происходило на границах их корневых земель. Возможно, энхардцы просто не в состоянии его использовать на чужой территории. И третья — это заклинание берет от мага слишком высокую плату, потому его использовали всегда только как «оружие последнего шанса».

Я задумчиво кивнул. Да, любой из этих вариантов мог быть правдив. И, кстати, вторая и третья версии хорошо объясняли, почему восемь веков назад мои предки, уже захватив и столицу, и трон, отступили. Потому как, будь эту «серую смерть» так легко использовать, они могли бы уничтожить пару кланов прямо внутри их корневых земель, и остальные быстро присягнули бы им на верность… Хотя нет, тут еще открытым оставался вопрос, как прореагировала бы Церковь. Церковники не вмешались, когда нынешний императорский клан уничтожил всех Аэстус, но там использовалась обычная магия, а не магия смерти…

— Этот мальчик, Бинжи, который вернул тебя из мертвых… — перебил мои размышления голос Аманы. — Кто он?

Кстати, о прошлом Бинжи, увиденном мною, Амане я не сказал. Казалось неправильным рассказывать о вещах, которые я подглядел случайно и которые меня совсем не касались. Не говоря уже о том, что я был обязан Бинжи жизнью и раскрывать его тайну было бы верхом неблагодарности.

— Тоже студент, самый младший у нас в группе, — сказал я. — Другие студенты в дормиториях к нему плохо относились, я заступился. Потом он пострадал от заговорщиков-шибинов, и я отдал ему часть награды за их поимку…

Мы разговаривали, все еще сидя за столом, и Амана, слушая, наклонилась вперед, задумчиво опершись подбородком о руку.

— Понятно, — проговорила она, когда я дошел в рассказе до того, как позвал Бинжи поселиться в нашей с Кастианом комнате. — Но это не объясняет, что он такое. Обычному человеку не дано возвращать людей с того света.

— А кому дано?

— Богам, — отозвалась она. — Посланникам. Святым.

Хм…

— То есть я тоже могу? В смысле, вернуть кого-то из мертвых?

— Теоретически, — Амана кивнула. — Но далеко не все посланники это делали.

— Может, у тех, кто так не делал, просто не находилось повода или желания?

— Может и так, — Амана чуть улыбнулась. — Так всё же, насчет Бинжи?

Я развел руками.

— Ты же сама его видела. Богиня не придет в мужском теле, а представить, что Бинжи — это аватар Восставшего из Бездны… Ну, лично у меня совсем не получается.

Судя по виду Аманы, в этом она была со мной полностью согласна.

— А насчет посланника — может ли их быть два одновременно? — задался я вопросом.

— Нет, — она покачала головой. — По крайней мере, такого никогда не бывало в прошлом. И Восставший из Бездны посланников не отправляет — там, на Темном Юге, другая система.

— Если же представить Бинжи святым… — я вновь вспомнил ту ярую жгучую ненависть, которую ощутил, когда погрузился в его воспоминание. Причем, судя по сегодняшнему общению с целителем, не особо-то она смягчилась. И если в прошлом эта ненависть была направлена лишь на мучителей Бинжи, то сейчас распространялась на всё человечество со мною в качестве единственного исключения. Можно было, конечно, надеяться, что тут действительно виноват подростковый возраст и повышенная эмоциональность, но я на это не особо рассчитывал.

Мог ли святой ненавидеть людей? Судя по всем священным книгам, которые я прочитал — нет, не мог. Да и посланник не мог тоже — ему же полагалось людей спасать, так что такая ненависть противоречила самому смыслу его существования.

Амана, которой слуги уже успели сообщить о разыгравшейся с целителем сцене, кивнула.

— Соглашусь, на святого он не очень похож, — проговорила она. — Присматривай за ним. Держи его рядом. Быть может, со временем мы что-то поймем.

— Я так и планировал, — согласился я.

А вот интересно, подумалось мне, что ни Теаган, ни Семарес вчера не задали ни единого вопроса о Бинжи.

Хотя ситуацию с Семаресом я понять мог — говорить о моем воскрешении значило для него признать наличие еще одного чуда, еще одного доказательства его неправоты. Для душевного равновесия куда проще и легче притвориться, будто этого и не было. Кроме того, имени Бинжи при нем я, кажется, не произносил, лишь упомянул, что умер, а потом меня вернули в мир живых.

Однако с Теаганом ситуация отличалась. Он все видел собственными глазами, видел белый огонь, объявший подростка. И при этом не задал ни единого вопроса, не упомянул ни словом. Интересно, почему?

Пробраться в Обитель во второй раз оказалось уже проще. Привычней. Встретившие меня у крепостной стены искры благословения пролопотали что-то вроде: «Опять сквозь камень лезешь. Странный. Ну да что с тобой поделать⁈» — и разлетелись по своим делам.

Днем бы, конечно, оказалось сложнее, но темнело сейчас рано, людей на улицах было меньше, так что до здания, в котором должна была проходить аудиенция, я добрался без приключений.

Здание, кстати, было тем же самым, где проходила аудиенция императорского советника, и все присутствующие соблюдали тот же самый протокол.

Через некоторое время появилась Вересия. За полгода, прошедшие с нашей первой и последней встречи, она не сказать чтобы изменилась.

В зал для аудиенции она вошла одна — вероятно, никого из ее сопровождения внутрь не допустили. Вошла, остановилась на должном расстоянии от трона Таллиса, поклонилась. Подчеркнуто скромно одетая милая девушка, с невинным выражением лица…

Мне было интересно, насколько сестрице хватит выдержки, чтобы поддерживать эту иллюзию. С одной стороны, ее с раннего детства должны были учить носить маску. С другой — если бы она действительно умела хорошо это делать, то не получила бы репутацию даны со стервозным характером.

Вот прошли все необходимые церемонии представления и благопожелания. Я ждал, что сейчас Таллис перейдет к сути, но вместо того по ступеням к Вересии спустился Семарес. Подошел и остановился на расстоянии всего одного шага. Сложил руки в приветственном жесте, представился… Хм, странный отход от протокола.

На лице Вересии тоже отразилось недоумение, она растерянно посмотрела в сторону Таллиса… А мгновение спустя возмущенно вскрикнула и отшатнулась от Семареса — на ее запястье, будто из ниоткуда, появился массивный металлический браслет. И ведь я тоже не заметил, когда Семарес успел его на нее надеть.

— Да как вы смеете⁈ — маска невинной скромницы слетела с моей сестрицы за долю секунды. — Что за наглость⁈ Кем вы себя возомнили⁈

Она попыталась избавиться от браслета, но тот сел намертво, и я не видел на нем никаких защелок, не видел даже самой тонкой щели — будто бы он был цельнолитым куском металла.