Игры иерархов (СИ) - Веден

Даже Вересия рыдала так, будто от боли у нее разрывалось сердце, — и эта картина поразила меня больше, чем само появление странного света.

Лишь двое людей во всем зале казались нетронуты воздействием — Семарес и Теаган.

Семарес, почти дошедший до дверей, обернулся и, хмурясь, смотрел на Таллиса. И, похоже, белый огонь, объявший того, нисколько Семареса не слепил.

А Теаган, сидевший рядом с Таллисом молча и неподвижно в течение всей аудиенции, сейчас вскочил с места и шагнул к тому, протягивая вперед руку, практически касаясь белого огня. На его лице отчетливо читалась тревога.

Медленно, почти незаметно, свет начал бледнеть. Вот сквозь белый огонь проступили очертания фигуры Таллиса, всё так же сидящего на троне. Стало возможным разглядеть его лицо — безмятежное, исполненное благодати, с играющей на губах нежной улыбкой, какую я никогда у него не видел и даже не представлял, что верховный магистр способен на подобное выражение чувств. Глаза у Таллиса были закрыты.

Теаган облегченно выдохнул, опустил руку, и, сделав шаг назад, вернулся на свое место.

Огонь ослабел еще больше, несколько мгновений повисел в виде белого тумана — и исчез полностью.

Таллис открыл глаза. Выглядел он как человек, очнувшийся от чудесного сна, последние образы которого еще остались перед внутренним взором. Несколько мгновений он смотрел в пустоту перед собой, медленно моргая, потом встряхнулся, и остатки безмятежности с его лица исчезли.

Потом он повернулся к Теагану и негромко проговорил:

— Не волнуйся. Я не уйду, пока твое положение не станет надежным.

Теаган на это лишь молча, коротко кивнул.

Остальные люди в зале для аудиенций начали медленно приходить в себя. Рыдания стихали, скорбь и счастье исчезали с лиц, сменяясь обычным выражением.

Я перевел взгляд на Вересию. Она тоже прекратила лить слезы и вновь выглядела как ожившая кукла — похоже, Семарес так и не ослабил ментальное давление на нее.

Этот свет — что же он значил?

Когда Теаган вошел в свои покои, я уже сидел в его гостиной и листал книгу о метафизике магии — похоже, ту самую, которую он обещал мне дать, когда мы находились у шибинов.

Мое присутствие да-вира нисколько не удивило — вероятно, что-то подобное он и предполагал.

— Свет вокруг Таллиса — что это? — спросил я, когда Теаган закрыл дверь, активировал руны от подслушивания и устало сел напротив.

— Ты не знаешь? — проговорил он с легким удивлением. — Хотя да, можешь и не знать, в священных книгах этого нет… Большинство старших магистров не умирают, как обычные люди, если, конечно, их не убить. Когда наступает конец отмеренного им срока, они уходят в небесный свет.

Я нахмурился, вспомнив слова помощника Теагана, которые тот сказал на кладбище, где хоронили иерархов и иных высоких чинов Церкви. Звучало это примерно так: здесь те, кто не ушел в свет.

— Но Таллис — он ведь жив, — проговорил я. — Как это понять?

Теаган вздохнул и откинулся на спинку своего кресла.

— Редко кто уходит сразу же. Обычно первый свет — вот этот белый огонь, обнимающий человека — служит предупреждением. Говорит, что надо попрощаться со всеми, кто остается на земле, надо привести свои дела в порядок и быть готовым. Потом приходит второй свет, иногда третий, — и все.

— И хоронить уже нечего, — пробормотал я.

— Да, — согласился Теаган. — Не будет даже праха.

— А отчего зависит, второй свет заберет иерарха или третий?

— Если человек не успел сделать всё, что хотел, если он не готов, то он останется здесь и после второго света.

— То есть дается выбор?

Теаган кивнул, а я подумал о том обещании, которое дал Таллис, когда окутавший его белый огонь исчез. Об обещании не уходить, пока положение его да-вира не станет надежным.

— Но если есть выбор, зачем вообще умирать? Не лучше ли остаться здесь?

Теаган печально улыбнулся.

— Там хорошо, — произнес он, на мгновение подняв взгляд наверх, к невидимому в помещении небу. — Наставник говорит, что там настолько хорошо, что заставить себя вернуться невероятно трудно.

— Но он вернулся, — сказал я.

Тут мне опять вспомнилась услышанная три недели назад фраза, что «Таллис сдал» и что он уже не успеет воспитать нового да-вира. Уж не о небесном ли свете шла речь?

— А какой, — проговорил я вслух, — какой по счету был сегодня свет?

— Восьмой.

— Но ты ведь сказал…

— Да, восемь снисхождений небесного света — такое бывает очень редко. Впервые с Таллисом это случилось год назад, второй раз — когда всё открылось со мной и с белой сектой… Седьмой раз был в конце осени, ну и вот, опять…

— Понятно, — пробормотал я. Да, тогда Таллис не мог позволить себе уйти и оставить Церковь в состоянии разброда. Да и сейчас ситуация была немногим лучше — учитывая магистров-предателей и продолжающийся раскол.

— Этот небесный огонь приходит к старшим магистрам в конце их жизни, правильно? — спросил я.

Теаган кивнул.

— Но ведь Таллис совсем не стар?

— Ну как сказать. Девяносто четыре года — это старость или еще нет?

Я уставился на него растерянно, но нет, да-вир не шутил.

— Значит, Таллис происходит из рода, где остаются молоды так же долго, как и аль-Ифрит? — прежде я думал, что мой приемный клан такой единственный.

Теаган посмотрел на меня с удивлением — будто мое сравнение показалось ему странным — но потом медленно кивнул.

— Пожалуй что так.

— Ну хорошо, пусть Таллису девяносто четыре. Однако выглядит он только на половину этого возраста, у него острый ум и здоровое тело. Зачем ему умирать?

Конечно, мне было бы проще, стой во главе Церкви Теаган, но я хотел понять причину.

— Боишься, что такой же свет сойдет раньше времени и на тебя? — Теаган понимающе усмехнулся. — Не переживай, это маловероятно. Обычно небесный свет приходит только тогда, когда душа человека готова уйти. Таллис… с первого взгляда по нему не скажешь, но он устал. А еще тоскует по своим детям.

— Детям?

Теаган вздохнул.

— Он был женат дважды. Первая жена родила ему четверых детей, вторая еще двух — но никто из них не дожил даже до четырнадцати лет; все ушли в свет.

— Дети? — повторил я изумленно. — Но ты же сказал, что свет приходит только когда душа готова…

— Да. Такого не должно было произойти, но произошло, причем точную причину никто не знает. Хотя… Помнишь, я тебе говорил, что Таллис ненавидит демонов еще больше, чем я? Так вот, он уверен, что с его детьми так случилось именно из-за демонического вмешательства. И да, эту историю знают все в Обители, но лучше не упоминай о ней при Таллисе. Не стоит.

Я кивнул и некоторое время мы оба молчали.

— Насчет Вересии, — проговорил я наконец. — Я не ожидал, что Таллис обойдется с ней так жестко.

— Это на него не похоже, — согласился Теаган, — особенно учитывая его прежнюю политику о невмешательстве Церкви в дела кланов. Но Таллис все еще очень зол — из-за предательства магистров и Достойных Братьев, из-за того, что я попал в заложники, а потом и вовсе исчез. Вересии не повезло попасть ему под руку именно сейчас — а вот аль-Ифрит как раз очень повезло, — он чуть усмехнулся.

— И что с ней будет?

Теаган пожал плечами.

— Сперва допрос. Полный допрос — это значит, что из нее вытянут всё, что только можно. В наши руки не так часто попадают главы Старших кланов, а данные в закрытой части архивов сами себя не пополнят. Потом… Того, в чем она уже призналась, достаточно для заключения в залах Бьяра, однако сделать это с действующим главой клана нельзя, сперва необходимо лишить ее титула. Подобное же возможно только при единогласном решении всех глав Старших кланов, а это, сам понимаешь, не так просто.

— Это нереально, — сказал я, вспоминая рассказы Аманы о работе Совета. — Там куча групп и фракций, и все друг друга ненавидят. Кроме того, у Энхард много сильных союзников, которым не будет дела до совершенных Вересией преступлений.