Трастамара удовлетворенно кивнул. А меня пробило дрожью. Все это время, с тех пор, как я нашла библиотеку, эта чернильница была у меня перед самым носом. Вся сила, которая была мне так необходима. А я просто ходила мимо. Мимо! Даже не подозревая! Теперь я понимала, почему у меня ничего не получалось с заклинаниями. И не могло получиться. Потому что сила, заключенная в медальоне, была очень ничтожна. Просто детская игра…
Я смотрела на зажатый в руке посланника флакон и готова была кричать в голос, биться, как дикий зверь. Я отдала собственную силу своими руками. И как только Трастамара откроет флакон, она утечет к нему безвозвратно. И я ничего не смогу сделать.
Посланник смотрел на меня с видом триумфатора. Перехватил чернильницу поудобнее и коснулся крышки:
— Ну, что ж, покончим с этим.
Глава 58
Я словно в замедлении видела, как Трастамара подковырнул присохшую крышку кончиком полированного ногтя. Сама не понимала, что собиралась сделать. Подалась вперед:
— Стойте!
Посланник замер от неожиданности, изогнул бровь:
— Что?
— Постойте. — Я облизала губы. Во рту так пересохло от волнения, что я с трудом могла говорить. — А вы не боитесь, что эта сила может убить вас?
Я озвучила первое, что пришло в голову. Я понятия не имела, возможно ли это. Ни в одной книге даже не упоминалось о том, что магию можно сохранить в осязаемом предмете. О последствиях — тем более. Но если я ему позволю совершить задуманное, это будет значить, что все было напрасно. Абсолютно все. Это будет значить, что мама погибла зря. И наша с Вито судьба будет незавидной. Трастамара хитрый и расчетливый, он не оставит свидетелей. Глупо было даже надеяться. Он не даст шанса никому. Ни мне, ни Вито, ни Пилар…
Мерзавец шумно выдохнул. Его умиротворение испарилось, и теперь на висках набухали синеватые жилы. Мне казалось, что я сумела его смутить.
— Что ты несешь?
Да, мне удалось заронить зерно сомнения. Он так уверился в удачном исходе, что, кажется, даже не задумывался о возможных рисках. На его лице на мгновение отразилась растерянность, но он поспешил взять себя в руки.
— Ложь!
— Вы знаете наверняка?
Я изо всех сил старалась напустить на себя холодное спокойствие, но внутри все ходило ходуном. Едва ли этот ничтожный трюк сработает с «любящим дядюшкой». Единственное, чего я могу добиться — немного оттянуть время. Но для чего? Я должна выхватить флакон и открыть его первой. Во что бы то ни стало. Но как это сделать? Это невозможно. Не могу же я с ним драться!
Трастамара яростно зажимал в кулаке чернильницу:
— Ты врешь. И очень напоминаешь сейчас свою мать. Всем напоминаешь. — Он прищелкнул языком: — М-да… Кровь — не вода. Все женщины в нашем роду были хуже чумы.
Я опустила голову, чтобы он не видел моего лица.
— Я не вру. Мама оставила мне большую библиотеку. Я много читала. Я так и не сумела понять, как оставляют магию в предметах. Зато узнала о последствиях.
Трастамара недоверчиво замер:
— Каких последствиях?
Боже… если бы я знала. Приходилось сочинять на ходу.
— Если получить слишком много, магия может убить. Физическая оболочка не выдержит.
Посланник скривился и фыркнул, как кошка:
— Вздор! Не заговаривай мне зубы. Мы с твоей матерью одной крови. Значит, одной телесной силы.
Я подняла голову:
— Но ведь сила передается только по женской линии.
Трастамара поджал губы:
— Значит, я буду первым мужчиной. Хватит!
Он снова принялся за чернильницу, поддевая ногтем крышку.
Меня ошпарило от ужаса:
— Стойте! Я не хочу на это смотреть!
Мои крики больше не действовали. Трастамара процедил:
— Тогда отвернись к стене или закрой глаза.
Я качала головой:
— Вы делаете ошибку. Поверьте…
Но он больше не слушал, ковырял ссохшиеся от времени камнем чернила. Сейчас он откроет… и все будет кончено.
— Ответьте мне еще на один вопрос. Сейчас. — Я старалась приближаться крошечными незаметными шажочками. Глупая затея, но больше ничего не приходило в голову. — Зачем вы притворялись сумасшедшим стариком? Зачем этот маскарад?
Трастамара неожиданно отвлекся от чернильницы. Его пальцы уже были вымазаны черным. Похоже, тепло влажной ладони размягчало засохшую краску. Еще немного, и крышка отойдет.
— Тебя это так интересует?
Я кивнула и подалась вперед, словно в случайном порыве.
— Вы делали это безупречно. Сложно не восхититься. Когда вы приехали в Кальдерон, я была под большим впечатлением. Признаться… я была в ужасе от такого посланника.
«Дядюшка» преобразился на глазах. Глупая похвала, кажется, угодила прямо в цель. Еще бы, я была единственной, с кем можно было настолько откровенничать. Он прищурился, сделал знакомый жест, будто надевает на нос невидимый лорнет:
— А кто такого в чем-то заподозъит? К тому же, эти ужимки очень нгавятся коолю. Оигиналам всегда позвоено бойше, чем пъочим. А я очень нуждался в кооевском гаспоожении и особых миостях. — Он махнул перед лицом ладонью, будто снимал маску. — Без помощи короля все это оказалось бы недостижимо.
Я отводила глаза, чтобы явно не смотреть на чернильницу. Пыталась приблизиться на расстояние вытянутой руки и попробовать выхватить флакон. Глупо, но лучше, чем ничего.
— А теперь? Станете сами собой? Теперь маскарад уже не нужен?
Трастамара молчал. Пристально смотрел на меня. Вдруг кинулся вперед с проворством змеи и крепко ухватил меня за руку. Вывернул, причиняя боль. С сожалением покачал головой:
— Вся в мать… Даже не представляешь, насколько это предсказуемо! Если бы только можно было направить вашу упертость в нужное русло!
Он разжал хватку и оттолкнул меня так, что я отшатнулась к двери.
— Не приближайся. Или твоя служанка умрет немедленно.
Он снова принялся за чернильницу, но крышка все не поддавалась. Трастамара потерял терпение, достал из-за пояса кинжал и скреб острием. Наконец, раздался сухой щелчок, и я поняла, что это конец.
Мерзавец замер, с благоговением глядя на чернильницу. На его лице выступили крупные капли пота. Он медлил. Неважно, предвкушал или сомневался — дело сделано, и я уже не могла ничего исправить.
Висела удушающая тишина. Спертый воздух будто давил на плечи. Пламя догорающей свечи в фонаре бесновалось и чадило. И мне казалось, что он запрет меня в этой тюрьме навсегда… Эта зловонная духота и эти четыре стены…
Трастамара сосредоточенно держал флакон перед собой. Откинул крышку большим пальцем. Замер. И я замерла в мучительном ожидании. Но ничего не происходило. Мгновения превратились в тягучую немую вечность. Но, вдруг, у самого горлышка мелькнула знакомая золотистая искра. Еще одна. Еще одна. И из чернильницы заструился искристый дымок, образуя облако.
Я чувствовала отчаяние. И огромную вину. Я не смогла это предотвратить. Я обесценила мамину жертву. Я никчемная. Я все испортила. Сквозь золотистую дымку я видела торжествующее лицо Трастамары. Он блаженно прикрыл глаза, и дымка начала таять, растворяться. Наверное, сила уже перетекла в него… А я почувствовала чудовищную слабость, будто из тела вынули все кости. Перед глазами замелькали «мушки». У меня больше не было сил даже держаться на ногах. Я прислонилась к стене и съехала вниз. Ладони налились свинцом, и я узнала знакомые предобморочные покалывания. Веки отяжелели, язык словно увеличился в размере. Я не спала двое суток и почти ничего не ела. Но мне было уже все равно. Сейчас волновало только одно.
Я с трудом подняла голову:
— Ваша светлость… Я прошу вас, исцелите моего мужа. И освободите мою служанку. Прошу, отпустите их. Сделайте так, чтобы они забыли все, что здесь произошло. Ведь вы теперь можете.
Трастамара глубоко вздохнул, расправляя плечи. Должно быть, почувствовал, как в нем потекла магия. Хотя у меня тогда не было ничего подобного. Но в медальоне ее было слишком мало.
— А за себя почему не просишь?
