При звуке его голоса мегера содрогнулась всем телом. Теперь ее руки, даже зажатые в кулаки, мелко тряслись. И вместо того, чтобы приблизиться, она попятилась на шаг. Снова вычертила заклинание, и оно неизменно рассыпалось в пыль.
Свекровь прикрыла рот рукой:
— Как?.. Как ты оказался здесь? — Она закачала головой и снова наспех сплела заклинание. — Это невозможно! Как?
— А вы не видите?
Та лишь пятилась и качала головой.
Вито казался холодным, как кусок подсвеченного льда. Равнодушно смотрел на мать:
— Взгляните на меня, матушка.
— Как ты сюда попал? — Она остановилась и выкатила глаза: — Кто это сделал?
— Этот зверь ваш?
Она снова содрогнулась всем телом, нервно качала головой. Ничего не слышала. Только себя.
— Кто это сделал? Скажи мне! Кто? Кто провел тебя сюда? Как это возможно? — С каждым словом голос становился выше и визгливее. Казалось, еще немного, и ведьма начнет биться в настоящей истерике. — Кто? Скажи мне! Кто? Я должна знать! Кто?
Ее интересовало только это... Она даже не заметила, что ее собственный сын был охвачен морозной магией.
Я вышла из укрытия без раздумий, чтобы не продлевать эту агонию. Встала рядом с мужем.
— Это сделала я, матушка.
Та застыла. Впилась в меня безумным взглядом. Пошатнулась, но, все же, устояла на ногах. И ее лицо, вдруг, стало обретать привычные черты, живость. Губы знакомо изогнулись, глаза кольнули яростью. Даже прекрасные руки свекрови без всякого колдовства перестали трястись и обрели былую твердость.
И она расхохоталась. Оглушительно, заливисто. Так же резко прекратила, будто поперхнулась. Потерла горло, точно ее что-то душило.
— В мою семью вползла гадюка… Эту магию я не спутаю ни с чем… Я всегда чуяла неладное. Всегда! Всегда видела тебя насквозь, с первого мгновения! Мерзавка! — Она смотрела мне за спину: — Выходи, ядовитая гадина!
Отвечали лишь привычные звуки колдовского леса.
— Выходи!
Вито шумно выдохнул:
— Кого вы зовете, матушка?
— Выходи, наконец! Покажись!
Змей заизвивался из стороны в сторону, воинственно зашипел. И по спине прокатило морозцем.
Я покачала головой:
— Здесь больше никого нет. Кроме меня.
— Где твоя мать?
— Умерла много лет назад.
Ведьма недоверчиво скривилась:
— Лжешь. Я не верю. Не может быть!
Я вновь покачала головой:
— Я бы очень хотела, чтобы это было ложью… Но я здесь одна.
Свекровь какое-то время молчала, наконец, закивала:
— Да… я была права — дурная кровь. Так значит, это все ты… Что ты сделала с моим сыном, мерзавка? Как ты посмела? Ты не имела права! У тебя нет никакого права!
Я посмотрела ей в лицо:
— Я? Присмотритесь, матушка. Моя магия другой природы.
Ведьма, наконец, будто впервые взглянула на Вито. Прозрела. Нахмурилась, и на ее лице отразилось совершенно искреннее изумление. Она снова переменилась до неузнаваемости.
— Что это, сынок? Как? Что все это значит?
Вито был бледен, как простыня, а морозное свечение лишь все усугубляло. Мой муж казался настоящим призраком. Он, не мигая, смотрел на мать. С трудом разомкнул губы:
— Матушка… это ваш зверь?
Ведьма стояла в совершенной растерянности. Переводила быстрые нервные взгляды с меня на сына и обратно.
Вито стиснул зубы:
— Отвечайте мне! Это ваш зверь?
Свекровь будто лишилась языка, беззвучно открывала рот, как выброшенная на берег рыба. И нервно терла грудь, словно задыхалась. Неужели она пытается разыгрывать спектакль?
— Король леса убил моего отца. И вы знали об этом. И вы оплакивали отца. — Вито сделал пару шагов вперед, надвигаясь на ведьму. — Матушка, вы позволили отцу умереть. Почему? Или… сами… приказали зверю?
Она неистово замотала головой, попятилась:
— Нет… Нет! Нет… Не говори так! Я ни в чем не виновата! Это ужасная случайность! — Запнулась за что-то и едва не рухнула навзничь. Выставила перед собой руки, словно пыталась отгородиться. — Ты же все знаешь. Вито, сынок… Ты все знаешь, ты сам был свидетелем. Тело твоего отца не принимало мою магию. Я была бессильна! Ты все видел! Все!
Вито медленно кивнул:
— Да. Я видел. Но я не знал, что этот зверь ваш.
Он, наконец, пришел в себя. Сошла ужасающая бледность, и я заметила в своем муже уже хорошо знакомую решимость.
Ведьма с надеждой вцепилась в эти слова:
— Сынок, ведь ты понимаешь, что эти обвинения несправедливы. Я сделала для твоего отца все, что могла. Я сделала больше, чем могла! Ты видел, как я страдала! Ты сам все видел!
Но эти слова совсем не тронули его.
— Все? Вы утверждаете, что сделали все, матушка?
Она с уверенностью кивнула:
— Все. Уверяю тебя. Я клянусь!
Вито стиснул зубы. Смотрел вдаль, за спину матери, где искрились морозным светом свернутые кольца гигантского чудовища.
— Тогда почему эта тварь жива, а мой отец мертв? Почему все наоборот?
Казалось, ведьму сейчас хватит удар. Она содрогнулась всем телом, будто ее поразило молнией. Сжалась. Вдруг выпрямилась пружиной и раскинула руки в разные стороны, словно пыталась защитить змея. Ее необъятная грудь, яростно вздымалась. Она замотала головой:
— Зачем ты это говоришь? Я не понимаю! Не понимаю!
Вито снова надвигался:
— Вы могли исцелить отца, убив этого зверя. Он ваш, и вам это под силу. Почему вы этого не сделали?
Ее глаза остекленели, будто ведьма окончательно лишилась рассудка.
— Это невозможно! Невозможно!
— Ложь!
— Это невозможно. — Она подалась вперед, протянула руку, пытаясь дотронуться до сына, но тот отстранился. — Сынок, прошу тебя. Твоего отца уже не вернуть. Ничего не исправить. Зачем ты терзаешь меня? Возможно, я совершила ошибку. Я признаю. И это мой грех. Мне с ним жить. — Она снова попыталась прикоснуться к Вито, и на ее глазах даже проступили слезы: — Сынок, я клянусь тебе, если бы сейчас можно было что-то исправить, я поступила бы иначе. Я бы все сделала иначе. Ничего не пожалела. Но ничего уже не изменить. Я не могу спасти твоего отца.
— Но вы еще можете спасти меня.
Ведьма съежилась, даже поджала руки:
— Что? О чем ты говоришь?
Вито терял последнее терпение. Я даже замечала в нем яркие колебания морозной магии.
— Посмотрите на меня, матушка!
Она уставилась, как тот и просил, но в стеклянных глазах не было ни проблеска сознания. Даже сейчас мегера видела лишь то, что хотела видеть.
Я стояла в стороне и просто смотрела, не считая возможным мешать. Но буквально леденела от накатывающего предчувствия. Свекровь ничего не сделала, чтобы спасти своего мужа. Захочет ли спасти сына? Боже… ведь этот вопрос вообще не должен был возникать. Разве для матери бывает выбор очевиднее? Теперь я как никто понимала, на что способна любящая мать ради своего ребенка.
Ведьма пыталась пятиться, и Вито схватил ее за руку:
— Смотрите на меня, матушка. Что вы видите? — Он даже тряхнул ее: — Что вы видите?
Та с ужасом смотрела на него и качала головой:
— Ничего. Я ничего не вижу.
— Ложь! — Вито с брезгливостью отпустил ее. — Зверь разодрал отца. У меня была лишь царапина. Но яд проник в кровь, и теперь медленно убивает меня. Вы знаете, сколько мне осталось, матушка?
Та молчала, лишь слезы катились по щекам.
Вито усмехнулся:
— Я тоже не знаю. И если бы вы пожертвовали тварью, чтобы спасти отца, я бы не задавался сейчас этим вопросом. А теперь каждая зима для меня становится страшнее предыдущей. И каждая может оказаться последней.
Свекровь замотала головой:
— Я не знала. Я ничего не знала, сынок! Ты ничего не говорил.
— Вы не очень стремились что-то знать. Я видел ваше горе и ваше бессилие. Вы были так убедительны, матушка. Вы погрязли в нем. Я не хотел причинять вам еще одну боль, понимая, что вы ничем не сможете мне помочь. Я не мог даже вообразить, что этот зверь… ваш. Вы говорите, что готовы все исправить. Так исправьте! Пока это еще возможно.
