Когда я открыла глаза, змея уже не было. Его место занимал Желток, выросший до невероятных размеров — огромное золотое пятно. А вокруг клубилась плотная голубая дымка, в которой стояла свекровь. Ведьма неестественно закричала, рухнула на колени. Шлепала руками по воздуху, пытаясь поймать то, что осталось от змея.
С ней самой что-то происходило. Она будто выцветала, становилась черно-белой. Я увидела, как Вито пересек поляну и в ужасе опустился на траву рядом с матерью.
Глава 69
Когда мы вышли в мою комнату через проход, уже стемнело. Пилар лишилась дара речи. Даже рот открыла. Уставилась на Вито, держащего мать на руках, и не могла прийти в себя.
Я устало выдохнула:
— Не стой, скорее кресло подай. И подушек.
Та сглотнула, вытянув шею. Почти как птица. Никак не могла опомниться. Наконец, подскочила, как ужаленная, с надсадным скрипом подвинула кресло и сгребла с кровати подушки. Разложила и подошла ко мне. Шептала у самого уха:
— Барышня, миленькая… А что это?.. А?.. Это что, донья Инес? Как же так?
Я сама с трудом верила глазам. Даже дыхание застревало в горле. Было не по себе видеть, как Вито аккуратно усаживает в мягкое кресло блаженную немощную старушку. Седую, с растерянными блеклыми глазами. Пышные телеса свекрови будто сдулись, вся она оплыла, словно кусок воска на жаре. Уменьшилась, съежилась. От былого монументального величия не осталось и следа.
Она осматривалась с детским интересом. Кивнула с робкой улыбкой:
— Славные покои. Чьи они? Мои?
Вито стиснул зубы:
— Это покои моей жены, матушка.
Свекровь повела седыми бровями:
— Жены? А где она?
Я сделала пару шагов:
— Я здесь, матушка.
Та слеповато щурилась, рассматривая меня. Расплылась в искренней блаженной улыбке, будто видела впервые. Прекрасные зубы — единственное, что осталось в ней неизменным. Старуха удовлетворенно кивнула:
— Какая красавица. Красавица… А какие славные волосы! — Тут же растерянно посмотрела на Вито: — А вы кто, молодой сеньор?
По его лицу прокатила нервная дрожь.
— Я ваш сын, матушка. Вито.
Она поймала его руку, зажала в слабых пальцах. Долго смотрела снизу вверх, будто пыталась узнать.
— Вито? Сын?
— Ваш старший сын.
Пауза была невыносимой. Наконец, морщинистое лицо озарилось счастливой улыбкой:
— Ну, конечно. Конечно… — Она наклонилась и без малейшего кривляния тронула его руку губами. Блеклые глаза тепло сияли. — Вито… славное имя, оно означает жизнь. Ты родился таким слабеньким… Тебе дал его отец. Ты стал так похож на своего отца…
Старуха прижала руку сына к своей щеке и прикрыла глаза. И теперь даже не вверилось, что когда-то она была другой.
Я не хотела, но буквально давилась слезами. Я должна бы ее ненавидеть за все то, чего натерпелась сама, за боль, которую она причинила Вито. За ее чудовищный выбор, недостойный матери, там, на поляне. Она так рассуждала о материнской любви, так поучала меня… А на деле… Сейчас я склонялась к мысли, что она не любила никого. Только саму себя. И жалела лишь себя. Может, в ее сердце было немного места лишь для Лало… Но сейчас все это казалось мелочным и каким-то неправильным. Сводить счеты с блаженной старухой, которая буквально витала в облаках…
Она наказала себя сама.
Я плохо помнила, как подошла тогда к мужу. Все было, как в каком-то больном кошмаре. Утопало в хлопьях разрушенной морозной магии. Свекровь лежала на траве, прижимая ладонь к груди. Почти бесцветная, инородная в цветастом магическом мире. И от ее тела поднимались голубые дымные струйки. Истончались с каждым мгновением, бледнели. Магия покидала ее. И она старела на глазах, будто эти краткие мгновения вместили в себя много-много лет. Десятки лет.
Вито сидел на траве с каменным лицом. Я опустилась рядом и просто молча обняла его. Он был податлив, как тряпичная кукла. Я коснулась губами его виска:
— Мы ни в чем не виноваты. Слышишь?
Он лишь слабо кивал. Наконец, взял себя в руки, выпрямился. Смотрел на мать.
Я не выдержала:
— Что происходит? Ты знаешь?
Муж какое-то время молчал. Тяжело выдохнул:
— Могу предположить.
— Она станет такой, как была?
Он покачал головой:
— Не думаю. Ледяной змей — тварь внешней стороны. Он не может напитываться магией, как Желток. Она отдавала ему свою. А вместе с ней и годы жизни.
— Зачем?
Вито даже усмехнулся:
— Судя по всему, не смогла принять поражение, когда-то нанесенное твоей матерью. Хотела стать сильнее… Не нашла контакт со зверьем на этой стороне.
Неудивительно, что не нашла… Я промолчала. Просто смотрела на свекровь. Ее волосы побелели, лицо покрылось сеткой морщин. Исчезла монументальная шея, впечатляющая грудь. На траве лежала беспомощная древняя старуха, едва-едва подсвеченная остатками былой магии. Как же глупо…
Мы какое-то время оставались на поляне, пытаясь решить, как быть дальше. Что сказать семье, если ведьма теперь навсегда останется такой? Если старшие братья еще смогут что-то понять, то как быть с Лало? Он еще так мал…
Я пожала плечами:
— Если совсем ничего не выйдет, я могу отвести всем глаза.
Вито покачал головой:
— Отведи лишь прислуге. Чтобы не было сплетен. Для семьи это не выход. Они не должны жить под чарами. Леандро все знает. Я поговорю с ним, он поймет. А остальные… — Он не договорил, но как-то странно усмехнулся. И его глаза блеснули морозной искрой. — Разве что, Лало…
Меня пугало, что сам Вито никак не изменился. Магия в нем не развеялась а, казалось, наоборот загорелась ярче. Сам он молчал об этом, а я сочла неуместным поднимать этот вопрос сейчас.
Ночью мы провели свекровь в ее покои. Лимонная Анита была посвящена и не задавала много вопросов. Просто делала свою работу и ухаживала за хозяйкой. Вито велел ей собрать все магические вещи и книги матери и забрал. Какие-то крохи изначальной магии в ней остались, но впав в старческое слабоумие, она не имела возможности разумно это оценивать. Сейчас все это стало опасно для нее же самой. А утром было объявлено о ее внезапной болезни… и о том, что теперь я принимаю на себя все хозяйственное управление замком и становлюсь хранительницей всех ключей.
Оставалось самое сложное — согласно этикету сыновья должны были нанести больной матери визит, чтобы пожелать скорейшего выздоровления. С остальными пусть разбирается Вито, а я переживала лишь за Лало.
В покоях свекрови, по обыкновению, было душно до обморока. Старуху усадили в мягкое кресло, обложили подушками. Она смотрела на все вокруг с искренним детским интересом. А у меня сердце выскакивало из груди, когда за дверью послышались шаги целой делегации. Разве можно объяснить ее перемену? Я смотрела на Вито, в поисках поддержки. Тот был сосредоточенно спокоен. Тронул мою руку, сжал кончики пальцев. Кивнул, прикрывая глаза:
— Все будет хорошо, вот увидишь. Просто будь внимательнее к Лало.
За Леандро я не переживала — Вито проговорил с ним до самого утра, пытаясь все сложить во внятную картину так, чтобы не упоминать обо мне. Что-нибудь да вышло. Но я ясно увидела ужас в его глазах, когда он вошел в покои. Но Леандро очень быстро взял себя в руки и сделал вид, что не замечает никакой разительной перемены. Подошел к матери, поклонился и поцеловал ей руку. Та какое-то время растерянно смотрела на него, но заулыбалась, когда он представился. Потянулась, чмокнула его в лоб. И проводила теплым взглядом.
Мануэль и Рамон привычно пересмеивались, что совсем не подходило ситуации. Я напряженно ловила их взгляды, чтобы попытаться понять чувства при виде матери… но не различила в их черных глазах ничего. Совсем ничего. Словно ничего не изменилось. Керро тоже проявил потрясающее равнодушие. Он явился с раскрытой книгой, окинул свекровь привычным пустым взглядом в никуда, раскланялся, снова уткнулся в книгу и вышел. Вито был прав… он хорошо знал братьев. Им было все равно.
