Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма

И я позволила себе реально забыть о них до вечера воскресенья. Потому что… впереди бал, на котором нужно сделать множество дел.

Реклама Амедео. Мы уговорились с ним и с Терезой, что молчим, кто шил моё платье. Кстати, Терезино платье тоже было изрядно доработано нашей бригадой портных — добавлена вышивка, ленты выложены другим рисунком, добавлены микроскопические банты и цветы. И пускай все смотрят, а мы будем молчать.

Пока — молчим и дразнимся. Расскажем, конечно, но — или уже на следующем массовом мероприятии, которое заявлено через неделю после этого, и к которому Тереза тоже обретёт совсем новое платье. Или вообще в частных беседах. А потом уже подумаем о… баннерах и таргетированной рекламе? Впрочем, показ нового платья тем, кто может заинтересоваться и заказать, как раз очень схож с таргетированной рекламой, настроенной на подходящую целевую аудиторию. Просто мы с Терезой будем такими вот… живыми баннерами.

Побеседовать с приметными здешними людьми. Я давно не видела де Ренеля — где он вообще, и что там? Как поживает здешний некромант де Люс? А ещё, может быть, кто-то скажет что-нибудь о господах Курби и Брассье?

Ну и… принц, да. Который завтра отправляется на край света по государеву делу. И неизвестно, когда вернётся. Хоть поговорить немного, да? Или поговорить на таком сборище не получится? А танцевать он обычно не выходит. Значит, хоть улыбнуться напоследок, и то хлеб.

Но это вечером, а пока…

Поесть, обязательно поесть. И после уже заняться всякими важнейшими процедурами по приведению себя в порядок — в ванне отмокнуть, волосы там лишние убрать, маску на лицо сделать, и потом не позволить испортить всё здешними белилами.

Вообще Тереза наведалась в некую магическую лавку, до которой я сама так пока и не дошла, и принесла оттуда некую магическую же косметику. Надо попробовать?

Мы с ней сидели в моей гардеробной перед зеркалом и пробовали. О да, магическое средство для выравнивания тона кожи намного более щадящее, чем здешние обычные. И кисточки тоненькие, и глаза подвести лучше вот этой штукой с кремовой текстурой, чем угольным карандашом, который и не наточишь толком до нужной остроты.

В общем, я накрасилась сама и накрасила Терезу, а Мари и Франсин велела смотреть и не лезть мне под руки. Они и смотрели — и даже уже не спрашивали, что, как и почему. Смотрели — и соглашались.

Уложить волосы. Мою зачарованную брошку, подумав, разместили в причёске. Оказалось, у неё там есть петельки, в которые можно продеть шпильки. Вот и славно, с защитой как-то получше, чем без неё.

Новые жемчужные бусы отлично легли в декольте, а камею я приколола к лифу. Браслет на руку.

Дома я бы ещё и маникюр подходящий сделала, а здесь… просто подпиленные и отполированные ногти. И достаточно.

И что же, всё, можно идти? Точнее, ехать?

Нам подают экипаж, мы с Терезой и камеристками загружаемся в него, и отправляемся. Вперёд, на штурм дворца господина королевского наместника.

Бал в доме господина королевского наместника выглядел, пожалуй, самым торжественным за всё то время, что я здесь живу и хожу на балы. Не просто обычные музыканты, но звонкие трубы, звуком которых приветствуют самых почётных гостей. Лакеи в ливреях в каком-то немыслимом количестве кланяются и предлагают пройти в зал. Сами хозяева с невероятно гордым видом — они сегодня провожают франкийскую эскадру и лично его высочество.

Большинство местных видных людей уже собрались, когда прибыл принц со свитой. И сегодня он был — как принц, необыкновенно важен и серьёзен, и даже без усов, хотя с усами лично мне нравился намного больше, вот. И с ним был неизвестный мне вельможа — видимо, тот самый граф де Мармон, дипломат, которого все они здесь и поджидали. Граф показался мне мужчиной возраста принца, и тоже — серьёзный и одетый очень торжественно, как же — и дипломат, и граф, и вообще обстановка располагает. А дальше уже началась собственно программа вечера.

Торжественные речи — о том, что принцу и графу де Мармону предстоит непростое дело, но они непременно справятся, и что Массилия, да и вся Франкия желают им успеха и ждут их обратно как можно скорее.

Говорил господин наместник, говорил господин Брассье от местных купеческих старшин, а я поизумлялась — надо же, и его, значит, приглашают в такие места. Говорили другие уважаемые люди. Подносили принцу какие-то дары, он с улыбкой принимал и благодарил. И тут же велел куда-то нести, правильно, что им делать-то, дарам, в бальной зале?

Мы все стояли и слушали, и в зале становилось отвратительно душно. Неужели нельзя придумать никакую магическую вентиляцию? Потому что, ну, тяжко же!

И все, кто стоял поблизости от нас с Терезой, во все глаза разглядывали наши платья. А когда речи завершились, и начались танцы, то подходили, украдкой трогали вышивку и банты, если были уверены, что мы не видим, и осторожно расспрашивали — а откуда такая красота?

Я лишь смеялась и говорила — расскажу, но не раньше, чем пробьёт полночь, если танцы затянутся до полуночи. А если нет… Так говорят же, что на нет и суда нет, верно?

В общем, наконец, речи завершились и начались танцы. И номером первым объявили — его высочество Анри де Роган, герцог де Монтадор, танцует менуэт с госпожой графиней де Сегюр. Ну надо же!

Я не помню такого, чтобы принц с кем бы то ни было танцевал на балах. Он приходил, случалось, но — в бальную залу разве что заглядывал. А тут прямо что-то удивительное — менуэт с хозяйкой дома, потом встал в первую пару в контр-дансе ещё с кем-то там. Отрывается напоследок? Дальше у него не будет рядом дам своего круга и вообще доступных дам? Или будут?

Я-то тоже не скучала, прямо скажем — отбою от кавалеров не было. Со мной хотели потанцевать — как же, красивая дама, а один отец семейства даже принялся выспрашивать — верно ли говорят, что у меня какой-то другой портной, не Дешан, потому что Дешан уже утомил своими придирками и ненасытностью до денег. А у него три дочери на выданье, пойди одень всех!

Я посочувствовала отцу семейства и сказала, что пока не могу раскрыть имя своего портного, ибо связана обещанием. И так весомо это сказала, что больше вопросов не было.

Ещё со мной желали обсуждать дела. А я что? Я ж для того и пришла сегодня, верно?

На мои осторожные расспросы о господах Брассье и Курби отвечали разное. Сходились на том, что люди не самые приятные, но в целом полезные. Скажем, господин Варан, знакомый мне торговец, кривился, и говорил, что с ними — в последнюю очередь, если других партнёров не останется. Кстати, не желает ли госпожа де ла Шуэтт приобрести торговый корабль? Или хотя бы арендовать? Торговый путь в Бенгальский океан умеренно опасен, потому что шторма, пираты и ещё какие-нибудь неожиданности, но каждый рейс приносит намного больше, чем вкладывают в него, потому что — пряности, ткани, другие иноземные товары. Я обещала подумать.

Ещё мне дважды предложили продать виноградники и рудник. Тут я была непреклонна — ничего не продаю. И даже подумавши тоже не продаю. Мне невыгодно продавать хорошо работающее имущество, мне выгодно получать с него прибыль.

Ещё я приглядывала за Терезой — чтобы та не скучала, чтобы не наделала каких-нибудь глупостей, потому что она стреляла глазами по залу будь здоров. Кто там у неё был? Орвиль? Вот пускай с ним и танцует. Или не только танцует.

Объявили какой-то неизвестный мне танец, и никто не торопился строиться в колонны. Впрочем, сегодня иногда случались сольные танцы — когда одна пара выходит и исполняет нечто, весьма похожее на балет, по фиксированной схеме под определённую музыку. Так называемые нотированные танцы, нотированные — в смысле записанные определённым хитрым образом. Но желающих почти не находилось, и я понимала, почему — чтобы такое танцевать, нужно посвящать танцам очень, очень много времени. Владеть своим телом, хорошо держаться на полупальцах, идеально чувствовать ритм и все сильные и слабые доли, да просто вместить в голову последовательность фигур. У кого здесь найдётся столько времени? Это, наверное, при дворе ещё учат, а в провинции — очень вряд ли. Дома мы танцевали такое. А здесь… да пока некогда мне поддерживать в ногах прежние умения. Викторьенн чему-то учили, конечно, но я так и не поняла, насколько хорошо учили. Поэтому — не рвусь.