Хроники новуса (СИ) - Сторбаш Н.В.

Угомонив скотину, я решил покормить и себя. Если новусы всегда так голодны, понятно, почему отчим ел за троих. Потому я подумал, что надо сварить целый котел, чтоб наверняка наесться.

Но для начала надо нарубить дров. Обычно этим занимался отчим. Ему хватало одного дня, чтобы нарубить целую поленницу. Бабоньки, заслышав стук с нашего двора, сбегались со всей округи и кружили возле, поглядывая, как Тарг мерно подымает и опускает топор. Особенно много их собиралось к тому времени, когда он скидывал промокшую рубаху и оставался в одних лишь подпоясанных веревкой портках. Отчим был мужиком видным, получше любого в нашей деревне. Остальные по сравнению с ним казались мелковатыми, мешковатыми и костлявыми. У одного пузо, у другого лысина, у третьего лицо оспой изъедено, а у Тарга кожа чистая, плечи широкие, пуза вовсе нет. Сразу видать — не отсюда он.

Я поставил полешко, завел колун повыше и ударил со всей силы. Тресть! Я оглянулся, не видал ли кто, откинул плашки и потянул колун. Он ушел в колоду по самое топорище! Не сломать бы ненароком. Осторожно, чуть раскачивая лезвие, я сумел его оттуда вызволить. Полегче, надо полегче бить. Не сразу, но я понял, как это делать. Надо рубить без замаха: поставил полено, колун приподнял до груди и тюк! Хватало одного удара, и колода оставалась цела.

Пока варево бурлило на огне, мне и самому не сиделось — сила новуса так и рвалась наружу. Хотелось что-то делать, куда-то ее выплеснуть. Я заново наполнил поилки, вычистил хлев и свинарник, намолол ведро муки, и жернова в этот раз крутились легко-легко, потом проглотил две миски своей каши, не пожалев масла. Когда вернулись коровы с пастбища, я выдоил их намного быстрее, чем раньше. Вот что значит — новус!

Теперь я смогу сжать больше ячменя, а значит, отдавать придется не так много.

Нет, я не забыл о своей давней мечте — отправиться в город и стать бургомистровым воином. Мне хотелось сесть на красивого лоснящегося коня, надеть кольчугу и яркое сюрко, повесить меч на пояс и проехаться по мощеным улочкам, чтобы все смотрели и завидовали! Вот только кто возьмет в стражи мальчишку, который даже не отнес древу Сфирры дары?

Надо выждать. Еще год остался! Весной, в день Пробуждения, я стану взрослым. Родился-то я не весной, но дары всегда приносят в этот день, коли прожил пятнадцать лет. Сразу после праздника на дорогах становится людно. Каждый поклонившийся древу может выбирать свой дальнейший путь. Не такие, как мы, конечно. Крестьяне остаются крестьянами, их держит земля, но некоторые, что скопили деньжат, могут отправить сыновей в ученики к ремесленникам. К примеру, у старосты второй сын живет в городе, чинит упряжь, а четвертого, моего ровесника, он прочит в суконщики.

Вот и полнятся дороги путниками. Кто идет пешком с единственным узелком на плече, кто — верхом на осле, кто — в повозке, а кто — на коне в окружении слуг и воинов. Едут в город, едут из города, некоторые проезжают мимо деревни, а другие останавливаются на ночь. Для того мужики побогаче построили у нас в деревне отдельные дома, чтобы пускать путников. Вдоль дороги выстраиваются бабы с коробами, полными пирогов да моченых яблок. Голодные и уставшие путники готовы платить немало за горячую еду. Я слышал, что однажды за пирог с рыбой расплатились не медной монетой, а серебрушкой. Может, перепутали? Староста потом эту серебрушку забрал, поменял на медь и вернул лишь часть, но и того много за какой-то лишь пирог. Рыба-то вон она, в реке, задаром ловить можно!

Но до дня Пробуждения еще дожить надобно. Впрочем, чего мне бояться? Ведь я уже новус!

Глава 6

Близилась страда. Каждый день староста ходил к ячменным полям, трогал колосья, растирал зерна меж пальцами, хмурясь, смотрел на небо. Я отыскал и наточил серп, готовясь к жатве. Сдержит ли староста слово? Даст ли людей?

Новус там или нет, но чтобы убирать зерно, силушка не больно-то нужна, лишь терпение.

На пятый день, как я проглотил ядро кровавого зверя, староста, возвращаясь с поля, остановился возле моего дома.

— Лиор, — кивнул он.

— Почтенный Сарен, — поклонился я.

— Завтра будем вязать первый сноп. Ты подумал о моих словах? Выбрал девицу-то?

— Подумал, почтенный Сарен, крепко подумал. Зачем зря девку терзать пустыми сговорами? Главное ведь что? Страду пережить, а дальше-то легче будет. Так что по весне, как поднесу дары древу Сфирры, сразу, без сговора, и обручусь с какой-нибудь.

— Своим умом, значит, решил жить? — вздохнул старик. — А хватит ли его? Ума-то? Ну, неволить не стану, хотя поперек общины вставать…

Только он собрался уйти, как я его окликнул:

— Почтенный Сарен, а наш уговор насчет подмоги?

Староста обернулся:

— Вот то-то и оно, юный Лиор! Никак нельзя без общины. Ты им, а они тебе, только тем и живет деревня! Уговор есть уговор, завтра пришлю к тебе на поле людей. За четыре снопа из десяти.

— Но снопы считать не со всего поля, — уточнил я, — а лишь из тех, что свяжут помощники. Уговор таков был.

Старик покачал головой:

— Зря упрямишься. Отчим твой и тот жил, как все, силу свою не выпячивал, не бахвалился, потому его и не трогали. А ты думаешь супротив всех пойти? Как знаешь, как знаешь. А про снопы… Будет, как уговорились.

Может, я и впрямь слишком много надумал? Вдруг он на самом деле хотел лишь помочь? Жаль, я не спросил, кого староста мне в невесты прочил. Но как сложилось, так сложилось.

На другой день, едва рассвело, вся деревня потянулась к ячменным полям. Оделись не нарядно, по-простому, но девки вплели в волосы ленты, бабы повязали яркие платки. Нельзя вязать первый сноп без уважения и радости, иначе земля обидится!

Одна баба, тетка Линета, надела самое красивое платье, на шею повесила бусы, даже рукоять серпа обвязала лентой. Уже третий год именно ей достается честь срезать первые колосья, и все три года в деревне собирают хорошие урожаи. Видать, люба она древу Сфирры! Недаром для такого дела выбирают самую плодовитую бабу: тетка Линета выносила двенадцать детей, и восемь из них выжило. И она всё еще могла рожать!

Пока хранитель корней читал хвалы древу Сфирры и благодарил за милость, тетка Линета подошла к краю поля, ухватила пучок колосьев, срезала, уложила к себе на колени, затем еще пучок и еще, пока не набралось на целый сноп, несколько колосьев она скрутила в жгут, обвязала им собранное и торжественно подняла. Вот и первый сноп!

Тетка Калора затянула песню, которую подхватили все сельчане.

Сноп украсили лентами и цветами, насадили на шест и подняли поближе к небу. Потом, вокруг этого шеста навалят другие снопы, чтобы получилась скирда, но первый сноп все равно останется выше всех.

Потом сельчане разошлись по своим полям. Рядом со моим, отделенная едва заметной межой, расположилась делянка Харта и Филоры. Они привели с собой детей: старшие могут вязать снопы за родителями, младшие — стаскивать их в одну скирду.

— Лиор, — улыбнулась тетка Филора, — как закончим со своим, так сразу пойдем к тебе. Уж как-нибудь осилим! Мира, ступай к Лиору, будешь за ним идти!

Мира, угловатая девчонка лет десяти, тут же перешла на мою сторону и задиристо сказала:

— Я хорошо вяжу, быстро! Не медли!

Поблагодарив Филору, я окинул взглядом бесконечное золотое море, подумал, что ни в жизни столько убрать не смогу, выдохнул, наклонился и схватил первый пук. Работа началась!

Жать зерно вроде бы нетрудно, примерно так же, как и доить коров. Один раз взмахнуть серпом, два, три… Но когда делаешь это от зари до зари да еще и несколько дней подряд без роздыху, становится очень тяжело. По утреннему холодку работалось легко: еще не устала спина, еще невесомым казался серп, но чем выше поднималось солнце, тем больше я потел, на лицо и шею прилипала разная шелуха, на спину садились привлеченные запахом разгоряченного тела мухи и слепни, и приходилось все время поводить плечами и подергиваться, как коровы на пастбище. Я жалел, что у меня нет хвоста, сейчас бы он очень пригодился.