Возмездие (СИ) - Выборнов Наиль Эдуардович

— Мы все тут из-за разных вещей, — сказал я. — Кто-то пошел сюда ради денег, как я. Я же не могу сказать, что я тут ради семьи, понимаешь? Нет, это будет ложь, мне нужны деньги, и я нашел, как их заработать. Кто-то ради острых ощущений. Другим нравится образ крутого оператора, может они там дрочили на тактикульщину с малых лет. Разное бывает.

— Тут ты прав, — кивнул Курц. — Но это мой последний контракт. Больше я туда не вернусь.

— Почему? — спросил я.

— Надоело, — ответил он. — Надоели джунгли. Вечная мошкара, комарье. Змеи, которые тебе в палатку заползают, когда ты спишь. Надоело, что шлюхи в местных борделях только черные, надоело пойло в солдатских барах. Все, надоело, короче.

— Кровь и смерть тебе не надоели? — спросил я. — Ты жалуешься на бытовую ерунду. Не на то, что может отвратить от службы нормального человека.

— Ни ты, ни я не нормальные, — он улыбнулся. — Нет, кровь и смерть мне не надоели. И я не собираюсь от этого отказываться. Первым делом я поеду в «Рим». Ты, наверное, не в курсе, но это бордель в стиле римских бань. Дорогое место, элитное.

— Термы, — ответил я. — Они назывались термы.

— Не так уж важно, — он покачал головой. — Я поеду туда и возьму себе самую дорогую программу. Сразу три девочки, прикинь, сутки развлечений. А потом меня обещали свести с одним парнем, который знает одного решалу…

— Решил пойти в наемники? — спросил я.

— Да, — кивнул он. — Это будет не менее весело, чем там, в Африке, зато все удобства жизни в Новой Москве при себе.

— Ага, — я покачал головой. — Только вот все, что мы делаем в Африке, остается в Африке. А здесь ты можешь перейти дорогу легавым, бандитам, пиджакам. И они тебя достанут рано или поздно. Наемники долго не живут, сам знаешь.

— Долго не живут сопляки, которые достали где-то ствол и кожанку, после чего вообразили себя крутыми. А я-то профи.

Я мог сказать многое. Сказать, что воевать в джунглях — это далеко не то же самое, что в городе. Но я не очень-то много знал обо всех этих криминальных делах. Как ни крути, но я был чертовски далек от этого. Как и от банд. Попросту не хотел ничего об этом знать.

Да и не такой уж он и близкий мне человек, чтобы его отговаривать. Я ни капли не беспокоился за его жизнь, как и за жизни хоть кого-нибудь из моего отряда. Там, на войне, да, мы все ценили друг друга за профессионализм и готовность прикрыть спину. Здесь же нам не было никакого дела.

Мы не были друзьями. Эмоциональная привязанность мешает делу.

Кстати, по этой же причине чаще всего в частники берут бессемейных. Так что я был своего рода исключением из правил.

— Удачи тебе, — я улыбнулся. — Постарайся прожить как можно дольше.

— На рожон лезть не буду, однозначно.

— Вам совсем не спится да, мужики? — поднял голову Татарин, который до этого расслабленно лежал в своем кресле.

Татарин — это очень распространенный позывной. Я знал как минимум троих парней с такими. Причем, двое из них служили в одном подразделении, но каким-то образом сразу понимали, к кому из них обращались. Это было что-то вроде суперспособности.

— А чего спать-то? — спросил Курц. — Мы же прилетели почти.

— Господа спецназеры, — послышался из динамиков голос командира корабля. — Наш рейс прибывает в Домодедово. Просьба занять свои кресла и пристегнуться.

Я схватился за ремни и застегнул их у себя на поясе, Курц сделал то же самое, но затягивать не стал. Татарин и так был привязан. Самолет медленно пошел вниз, уши чуть заложило, но на слухе это не отразилось. Почти у всех нас вместо родных ушей стоят слуховые импланты. А у многих и глаза заменены. У меня… Ситуация двойственная.

С одной стороны, глаза у меня органические, только вот не свои. Раньше я носил оптику, но потом сменил ее на синтетические глаза, выращенные специально из моих же стволовых клеток. А интерфейс работал благодаря специальным линзам, которые назывались «Око». Их таскали те, кто хотел менять свои органы по-минимуму, но при этом не настолько боялся аугментаций, чтобы на всю жизнь обрекать себя на пользование внешними устройствами.

— Москва, — проговорил Татарин. — Вам-то хорошо, вы дома. А мне еще до Новой Казани лететь.

— Да ладно, тут час всего, — сказал Курц. — И тоже дома будешь.

— Двенадцать часов в самолете, — пожал плечами Татарин. — Устал.

— А двенадцать часов в засаде — это нормально? — я усмехнулся.

— Там хоть что-то делаешь.

Пожалуй, он прав. Самое худшее, что можно придумать — это безделье. Просто отвратительно.

Я снова уставился в иллюминатор. Самолет медленно садился, земля становилась все ближе, и теперь можно было разглядеть не только строения, но и машины, которые ездили по дорогам. Людей нет, все-таки слишком далеко. А вот тачки да. Но немного совсем. Еще слишком рано. Ну и хорошо, это значит, что у меня есть шансы доехать до дома без пробок. И сделать семье сюрприз. Они ведь не в курсе, что я возвращаюсь именно сегодня.

Черт, как же Алиса обрадуется. Трудно ей на самом деле, она ведь совершенно ничего не знает: ни где я, ни что делаю. А если со мной что-то случится, то она даже не узнает, где меня похоронили, куда можно цветы возложить. Пришлют похоронку и перевод на полтора миллиона рублей.

Странно это, когда знаешь полную цену своей жизни. Полтора миллиона рублей. И ведь не сказать, что это особо и много. За этот контракт со всеми бонусами я должен был получить около двухсот пятидесяти. Примерно в полтора-два раза больше, чем зарабатывает менеджер среднего звена за тот же срок.

Самолет стал заходить на посадку. Через несколько секунд шасси коснулись асфальта и нас затрясло. Каким бы ровным не был бы асфальт, а за состоянием взлетно-посадочной полосы внимательно следят, все равно первое время будет трясти.

— Вот мы и дома, — проговорил Курц. Он расстегнул ремни. Ну, он такой парень, ему правила не писаны.

Парни вокруг просыпались. В самолете нас было около полусотни. Из них я знал лично десятка полтора-два. Впрочем, самолет был не единственным, просто нас отправили в первой волне.

Скоро наш воздушный транспорт остановился

— Ну что ж, господа спецназеры, добро пожаловать домой, в Москву. Всем хорошего отдыха. Встретимся через полгода, когда я повезу вас обратно в жопу мира.

— Какой же он козел, — Курц потянулся и встал. — Ладно, парни, давайте. Вряд ли еще увидимся, но все-таки удачи всем.

— Удачи, — кивнул ему я.

Почему-то я был уверен, что увижу его еще раз, причем в ближайшее время. В криминальной сводке или в некрологе.

Дальше все было скучно. Дождаться, пока к самолету не подведут трап, спуститься вниз, добраться до пункта выдачи багажа, потом общаться с парнями, пока лента не вывезет твой чемодан.

Я вскрыл сумку, достал из нее кобуру с «Удавом-505», крупнокалиберным пистолетом под патрон 12,7 на 55. Магазин вставлялся под ствол, вмещал всего пять патронов, отдача была такая, что палить из него без протезов было напрасным делом. Зато попадание в руку или ногу отрывало ее к чертям собачьим, а пуля в торс могла остановить любого врага, даже если он накачан «озверином» или «йомсвикингом».

Вообще, под этот патрон делали штурмовые револьверы, а вот эти пистолеты были очень редкими. Этот ствол легальный, у меня есть лицензия на него. Сейчас оружейные законы более чем либеральные, а пределы допустимой самообороны гораздо шире, чем раньше. И это при том, что мы живем под гнетом постоянного контроля. Кое-где свободу отобрали, в других местах же ее дали.

Посмотрел на сувениры для семьи. Для Вани я достал «молнию» — традиционный африканский многолезвийный нож. Режущую кромку я естественно срезал на точильном станке, не хватало, чтобы парень еще зарезал кого-нибудь, в шесть лет ума очень мало. Скажу, что снял с вождя какого-нибудь племени. Для Алисы же приготовил кое-что другое: несколько шейных колец. Очень специфическая вещь, но красивая.

Попрощавшись с парнями, я двинулся на выход. Прошел через зал аэропорта, где на чемоданах сидела наша смена, операторы, которые только должны были отправиться в Африку. И увидел пиджака, который шел в мою сторону.