Наследница чужих богов (СИ) - Погорелова Галина

— А Харим?

Захра скривилась.

— Чертов плут! Ой, простите! Рука у него сломана! Так ему, проклятый! Это же надо было додуматься уехать в степь, когда тут такое творится! Вас задурил!

Кайя попыталась вставить вопрос в быстрый монолог служанки.

— Ему помогли?

— Да куда его деть, проклятого. Иблис, не иначе, попутал! У себя он. Отлежится!

Служанка продолжала перескакивать с одного на другое, но Кайя уже не прислушивалась. Не завернув в сторону своих покоев, она сразу же прошла в парильню: просторное, тусклое помещение, где из-за пара сейчас с трудом угадывались дальние углы и поставленные вдоль стен скамьи.

— Подожди снаружи.

— А что же ваши волосы? Кто поможет? Спинку надо бы растереть, госпожа.

Кайя прикрыла дверь перед самым носом Захры и прислонилась спиной к косяку. Выдохнула. Еще одно слово этой женщины, и, Всевышний свидетель, она сорвется!

Она и так была на пределе. Слишком многое случилось в последнее время: смерть родителя, одиночество, разочарование, страх за свое будущее, а теперь еще и недвусмысленные угрозы Велимара. Слезы щипали глаза. Кайя редко поддавалась эмоциям, но этот бесконечно длинный день окончательно добил.

Решительно дернув головой, она проморгалась. Хватит уже… Не плакала на похоронах, не будет и сейчас. Отец воспитывал в ней твердость, и вряд ли похвалил бы за подобное проявление слабости. Горевать не станет, а вот подумать о своем положении все равно придется.

С парильней Захра перестаралась. Духота доходила до передней, а в самом хамаме вовсе дышалось с трудом. Влажный воздух обжигал легкие, щекотал нос травами. Кайя наспех стянула одежду, обувь, бросила комом под ноги и нырнула в плотный пар, подальше вглубь, в темноту, лишь бы не видеть своего обнажённого тела. В передней стояла полная до краев купель с приятной едва теплой водой. Выдержав в парильне не более десяти минут, она наспех растерла кожу, вымыла волосы и по самую шею окунулась в освежающую жидкость, откинула голову назад.

Вода немного выровняла эмоции. Кайя позволила себе еще несколько минут тишины, отдаваясь невесомости, но в мысли вновь и вновь пробиралась тревога. В ушах неприятным эхом стояли слова брата: «Что ты будешь делать?»

Вопрос, на который она уже месяц, а может и всю сознательную жизнь, не находила ответ. Сегодня же с поездкой на вернскую пустошь разбилась последняя надежда. Кайя и сама не понимала, что именно собиралась там найти. Правду? Свою память?

Незадолго перед кончиной отец случайно признался, что именно оттуда он ее и привез, хотя до того рассказывал другое. Врал, что нашел ее, тринадцатилетнюю девочку, в приюте для сирот при мечети первой ставки каганата. Ничего из этого она сама не помнила: ни своего настоящего возраста, ни происхождения, но добиться от родителя еще какой-то информации не сумела. Осознав, что сболтнул лишнее, старик до последнего более не касался темы, а потом и вовсе вынудил поклясться, не лезть во все это.

Кайя пообещала. Правда, уже тогда понимала, что нарушит слово. Она любила приемного родителя, была ему благодарна, но разве он мог по-настоящему ее понять? Где-то там в глубине сломанной памяти пряталась целая жизнь. Была ли у нее настоящая семья? Кто она такая? И, наконец, что с ней случилось?

Машинально коснувшись раскрытой ладонью груди, Кайя нащупала вздувшиеся линии шрамов.

Кто сделал с ней это?

Отец всегда полагал, что над приемной дочерью надругались степняки, а после бросили умирать под открытым небом. Однако, сама она никогда не воспринимала всерьез его слова. Не испытывала к ним ненависти. И сегодня, чуть было не погибнув от их рук, все равно оставалась равнодушной.

Нет, степные преступники тут были ни при чем. Беда в том, что у Кайи более не оставалось возможностей самостоятельно найти ответы. Любая информация про жителей ставок каганата, сиротах, хранились в записях настоятелей мечетей, а это последние люди, с кем ей сейчас стоило встречаться. Велимар прав. Она порченая, и проверку уже не пройдет. К тому же, если брату известно про откуп перед служителями местной мечети, то вскоре и вся ставка начнет об этом сплетничать. О ней и без того давно ходили схожие слухи.

Старая леварская кровь…

…

В дверь противно заскреблась Захра.

Кайя поморщилась. Прямолинейная, слишком навязчивая хавирка ей не нравилась. Она вообще с трудом сходилась с окружающими и за последние годы смогла ужиться только с несколькими слугами. Ближе всего ей была Самира.

— Холстина у двери, госпожа! Не забудьте обтереться хорошенько, замерзнете еще, — раздался очередной монолог Захры.

Потянувшись с досадой, Кайя вынырнула. Тишины хавирка точно не даст. Все еще избегая смотреть на себя, она наспех осушила кожу, соорудила на голове тюрбан. Одевшись в свежий халат, плотнее запахнула полы.

Стоило выйти, как Захра принялась за старое.

— Скорее, госпожа. Чтобы не просквозило. Погода коварная будет, нынче дождливая пора началась. Вот, проходите…

Женщина пропустила вперед в ее личные покои: обставленную в бледно-бежевых тонах небольшую, но уютную спальню, смежную с более просторной гостиной, в которой тихо шипел в камине торф. Она потянулась было к настольным лампам, но Кайя опередила:

— Оставь.

Уют камина манил, и Кайя проследовала к нему, заняв широкую тафту напротив. Захра пододвинула высокое в полный рост зеркало так, чтобы она могла себя видеть. Перенесла поднос с ужином.

— Ну же, поешьте, госпожа. Или желаете сначала заняться волосами, может кожей? Давайте-ка я хорошенько смажу вам тело. — служанка показала склянку с ароматным маслом, потянулась к ее халату, но Кайя отпрянула.

Женщина так и застыла, нелепо вскинув руку. На долю секунды их взгляды пересеклись. Обе сероглазые, чем-то похожие. Цвет глаз служанки из-за скудного освещения практически не угадывался в темноте, а вот у Кайи, напротив. Она мельком посмотрела на свое отражение в зеркале. Глаза поблескивали неестественным, почти животным свечением.

Шаиро-каддо — глаза степных духов. Один из признаков старой крови. Чересчур яркие, светлые. Выдержать такой взгляд могли разве что Самира и отец.

Захра почти сразу отступила назад. Примолкла. Кайя вновь взглянула на нее. В голове мелькнула неприятная догадка: хавирка ее боится. Потому и болтает без умолку, рот не может закрыть. В доказательство Захра еще больше затараторила, старательно отводя взгляд.

— А вы знаете, госпожа, какой тут переполох нынче утром случился? А новостей-то как много! — причитала она. — Значит, по порядку расскажу. Степняки, забери их Иблис, разорили деревню, что у малого ручья, но вы-то с ними и так виделись, вот же свезло…

Выражения хавирка не выбирала, особо не задумываясь, что и как говорит.

— … А еще, — не останавливалась женщина, — у соседей-то со второй и третей ставки диары, да благословит Всевышней их путь, — она ненадолго прервалась, демонстративно осеняя себя знаменем, — почти всех скаковых забрали, и по деревням, и по хуторам. Вроде бы и обещали, что потом вернут, так, а кто следить за тем станет, как всех лошадей перепутали. Попробуй своих найти теперь.

— Постой. — перебила ее Кайя. — А наши стойла?

— Не тронули, слава Пути!

Служанка повторно вознесла хвалу.

— Люди из-за этого к брату приходили? — нетерпеливо подгоняла ее Кайя.

— А как же! Да только что господин сделать может, если уж явятся. Тут и слова не скажешь. Только одначе беда большая для всех.

Кайя кивнула, понимая тревогу женщины. Большинство каганатцев жило за счет разведения и продажи скаковых пород, часть из которых сохранилась с времен Исхода. Для многих это был единственный способ прокормить семью, так что страхи и негодование людей ей были понятны, как и злость брата за ее визит к отцовскому порогу в сопровождении с диарами. Теперь ясно, чего он так испугался, думал про конюшни. С другой стороны, лошади ему не принадлежали. Они были частью наследства Кайи. Надолго ли?

Захра тем временем осторожно расчесывала влажные волосы. Присутствие служанки тяготило.