Он оборвал связь.
Я стояла, дрожа, с пылающими ушами и желанием, которое не влезало в тело.
— Ох, проклятый квантовый скачек… — прошептала я. — Он же сжигает меня на расстоянии.
Где-то в вентиляции Гагарин щёлкнул — медленно, с явным сарказмом.
«Иди к Лире, в оранжерее повысился уровень шума, можешь пригодиться, — говорил этот щелчок, — пока не сгорела дотла…».
Я глубоко вдохнула.
— Ладно, — буркнула я, поправляя пижаму, которая вдруг стала слишком тесной. — Сначала Лира. Потом… потом я найду этого огненно-рогатого начальника безопасности и скажу: «Если уж читаешь мысли — читай внимательнее. Потому что я уже решила, что исследовать все части его тела — это не угроза. Это план».
***
Оранжерея
Дверь открылась с тихим шипением.
Внутри — тишина и зеленоватый свет.
Лира стояла у ствола кристального дерева, рука лежала на коре.
Дерево пульсировало неровно — то гасло, то вспыхивало.
Она не говорила. Но всё вокруг дрожало от её напряжения.
— Ты не должна быть здесь, — промолвила она, не оборачиваясь.
— Гагарин прислал отчёт: уровень шума повысился. Решил, что ты захочешь компанию.
— Таракан слишком много знает.
— Это его работа.
Она наконец посмотрела на меня.
— Ты выглядишь так, словно тебя только что обжёг шварх.
— Ментально. На расстоянии. Пообещал, что если я не перестану думать о его рогах — он найдёт меня и покажет, что «чувствительные рога» — это самое безобидное.
Лира усмехнулась — едва заметно, но искренне.
— Корв всегда был прямолинеен. Даже когда молчит — молчит выразительно.
Она глубоко вздохнула и села на скамью. Я — рядом.
— Это дерево — последнее из Элис-Тор. Я вырастила его из семени, которое смогла сохранить.
Она замолчала. Пальцы сжали край скамьи.
— Во время прыжка… я увидела их. Просто… они были там. Моя мать. Мои братья. Все, кого я не смогла вытащить. Они стояли у края провала, где исчезала наша планета. И смотрели на меня. С упрёком. С надеждой. Ждали, что я остановлюсь. А я не могла. Потому что если бы остановилась — умерла бы тоже. И тогда… никто бы не помнил их имён…
Голос у неё не дрожал. Но руки — да. Я помолчала. Потом сморозила:
— Я вообще не знала родных. Меня вырастил робот-воспитатель на Луне-3. Его звали «Старший Брат-42». Он учил меня читать по этикеткам с консервированных водорослей и говорил: «Не грусти. Грусть — это просто незаряженный аккумулятор».
Лира посмотрела на меня.
— Ты шутишь?
— Только наполовину. Однажды я расстроилась, потому что термоконтейнер с Гагариным не грелся. Он выдал мне компресс и сказал: «Эмоции — временный сбой. Перезагрузись».
Лира тихо рассмеялась — впервые за всё время без горечи.
— Это многое объясняет.
— Что именно?
— Ты не ждёшь, что кто-то решит проблему… Потому что ты уже решила тысячу — в одиночку, на периферии, без инструкций. И знаешь: если не ты — то вообще никто. А раз нет права сдаться — остаётся только идти вперёд. И шутить. Особенно — шутить. Потому что этот твой юмор — не глупость. Это система охлаждения для паники.
Она спустилась со скамейки на пол. Я — за ней. Сели на тёплую землю, спиной к стволу дерева. Оно отозвалось — свет стал мягче, пульс — ровнее.
— Сядь. Просто… помолчи со мной.
Я села. Сначала — напряжённо. Потом — всё мягче. Через десять минут раздался храп. Это я уснула…..
Лира улыбнулась. Осторожно пощекотала меня за ухом. Я сложила руки под щеку, скрутилась калачиком — и провалилась глубже.
— «Ну хоть ты можешь спать спокойно», — подумала она.
И в этот момент дерево перестало пульсировать тревожно. Свет стал ровным, тёплым. Лира расслабила плечи. Всё пришло в гармонию.
— Всё же ты занятное существо, Фэйла, — подумала она. — Человек, но не совсем. Умудрилась деморализовать весь экипаж. Один Корв чего стоит — ведёт себя совсем не как всегда. Капитан, Док, Риэль… все поражаются. Один человечек. Столько шума. С тараканом. А при этом — ни интриг, ни игр, ни желания манипулировать. Просто… чистота. И наивность, от которой даже облако, наверное, растеряется.
(Пауза. Лира проводит ладонью по коре дерева, проверяя его пульс. Её голос звучит тихо, почти шёпотом, но теперь — обращён ко мне.)
— Знаешь, Фэйла…. Я не всегда стояла здесь, в тени этого дерева. Когда-то у меня был дом. Настоящий дом — с небом, которое менялось от рассвета до заката, с ветром, что пел в ветвях, с голосами тех, кто называл меня по имени.
(Её пальцы сжимаются на коре. Дерево отзывается едва заметной дрожью света.)
— Сильваны… мы не рождаемся, как люди. Мы прорастаем. Из семени, из памяти, из света. Нас мало. Всегда было мало. Мы — мосты. Между мирами, между временами, между теми, кто ищет ответы, и теми, кто их хранит.
— Моих родных не убило пламя или оружие. Их поглотила пустота. Мир начал распадаться — не взрывом, а тихим исчезновением. Сначала ушли звуки. Потом цвета. Потом… они. Они не кричали. Они просто растворялись.
— Я бежала. С семенем в руке. С памятью в сердце. Я не герой. Я просто… уцелела. И теперь несу это.
(Она поднимает руку — на ладони мерцает едва заметный свет. Не огонь, не электричество — что-то иное.)
— Моя кровь — это тоже мост. Она может открыть двери, которые ты не видишь. Но за каждую открытую дверь приходится платить.
— На «Белой Тени» я нашла пристанище. Капитан не задаёт вопросов. Корв… он чувствует, что я не такая, как все, но ему неважно почему. Он просто знает: я не предам.
— А ты… — Лира смотрит на меня, и в её белых глазах нет зрачков, но есть что-то, что видит меня насквозь, — ты не боишься странного. Ты смеёшься, когда другие дрожат. Может, именно поэтому ты здесь. Рядом со мной. Рядом с деревом.
— Оно успокаивается, когда ты рядом. Это… необычно. Сильваны редко находят тех, кто может выдержать их свет. Но ты… ты как будто создана для того, чтобы стоять на краю двух миров.
(Дерево пульсирует мягко, как сердце. Лира опускает руку, закрывает глаза.)
— Я не прошу тебя понимать. Я даже не уверена, что хочу, чтобы ты понимала. Но… спасибо, что ты есть. Что ты можешь спать здесь, рядом со мной, и не бояться.
(Тишина. Только дыхание Лиры и тихий свет дерева. Я сплю. А она сидит, охраняя мой сон, как охраняет память о тех, кого больше нет.)
***
Я проснулась свежей, как после недели сна.
Села — плавно, без спешки, волосы упали на плечо, пижама не помялась.
Лира так и сидела рядом, глаза закрыты, дыхание ровное, казалось вместе с деревом вошла в транс.
Вокруг — тихое сияние: листья переливались, ствол звенел, воздух дышал….
Лира открыла глаза. Посмотрела на меня.
— Ну что, Фэй? Выглядишь намного лучше, когда выспишься.
И улыбнулась — впервые за всё время без тени усталости.
В этот момент в животе громко забурлило.
— Ой… — смутилась я. — Надо ещё и подкрепиться для полного счастья.
Гагарин, сидевший у корней, согласно щёлкнул
«Без еды — никакой гармонии», — говорил этот щелчок.
Лира встала, потянулась — и дерево за ней: листья вспыхнули мягким светом, ствол зазвенел, как колокольчик.
— Ну? — спросила я Гагарина —Столовка
Он щёлкнул — мягко, почти ласково. «Дерево дышит. Ты — тоже. Столовка-ждет. Сегодня — хороший день».
Я усмехнулась.
— Он ещё не кончился.
***
Я направлялась в столовую — желудок настойчиво напоминал, что последний перекус был… скажем так, давно.
У входа в столовую я чуть не столкнулась с Риэлем. Он замер на полпути, заворожённый игрой света на металлических панелях коридора. Когда заметил меня, в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли облегчение, то ли смущение.
