Панель тихо загудела, и стена медленно раздвинулась, открывая космос.
— Я хотел, чтобы ты увидела это, — сказал он, прижимая меня к себе. — Здесь, где нет границ, всё кажется возможным.
Целая стена превратилась в панорамное окно —и передо мной предстал бескрайний космос во всём великолепии: звёзды — как рассыпанные алмазы, планета — в пыли слёз, и «Белая Тень» — маленькая, но упрямая, как её экипаж.
Мы стояли так — он за моей спиной, я в его объятиях, — и впервые за всё время я не думала о миссии, облаке, храме.
Я просто была.
«Интересно, — подумала я, глядя в бездну, — если бы Гагарин увидел это, он бы пробубнил: „Ну наконец-то ты перестала болтать и начала делать что-то полезное“. Хотя… нет. Он бы посоветовал: „Не забудь спросить, можно ли потрогать хвост“. Клянусь ржавым маршрутизатором, этот таракан умнее всех дипломатов в секторе».
Потом его коммуникатор пискнул.
Он прильнул губами к моему уху — едва уловимо, словно боялся, что это сон.
— Мне пора, — прошептал он. — Оставайся здесь, сколько захочешь.
В этот момент моё тело перестало мне принадлежать.
И ушёл — тихо, как тень, но оставив за собой янтарный след в воздухе.
Я осталась одна.
Но впервые за всё время — не чувствовала одиночества.
Где-то внизу Гагарин щёлкнул антенной — один раз, коротко.
«Ну наконец-то», — говорил этот щелчок.
А я смотрела в космос и думала:
«Три парсека… может, это не расстояние. Может, это — испытание.
И мы его уже прошли. Вот так — рогами, хвостом и одним поцелуем, после которого я, кажется, забыла, как дышать… и как не думать о том, чтобы сделать это снова. Клянусь пылью плачущей планеты — я бы повторила. Даже если бы за это пришлось перевести ещё тысячу инструкций к унитазам».
Глава тринадцатая. Сегодня -- хороший день.
Я стояла у панорамного окна и смотрела в космос — не потому что он красив (хотя, что отрицать, красив), а потому что не знала, куда девать руки после того, как Корв ушёл.
Они всё ещё помнили тепло его груди. А мозг — как всегда — решил, что лучший способ справиться с эмоциями — устроить ревизию всей вселенной.
Сосредоточилась, если я почувствовала Корва тут, почему бы не пошпионить за остальными.
И так….Сначала я прикоснулась к кораблю…
Я касалась корпуса «Белой Тени». Корабль казался храмом света в звёздной бездне — одновременно мощным и нежным, неприступным и гостеприимным.
Его силуэт напоминал лунный блик: вытянутый эллипс корпуса с мягкими изгибами, боковые модули — как лепестки светящегося цветка. В режиме гиперпрыжка он сжимался, превращаясь в стремительную комету.
Поверхность пульсировала, переливаясь перламутрово-белым светом с оттенками морской волны и золота. При активации систем по обшивке пробегали волны нежно-голубого, изумрудного и янтарного свечения.
Носовая часть выстраивалась плавными, уверенными линиями, создавая ощущение настороженной готовности. В центре располагалась широкая смотровая панель, пронизанная мягким, ровным светом. По бокам от неё выступали обтекаемые секции —сложенные для взлёта крылья, хранящие силу для грядущего рывка. Ниже, в полукруге иллюминаторов, теплился уютный свет жилых уровней — приглушённый отблеск домашнего очага посреди космической бездны.
На боковых модулях виднелись круглые окна, переходные галереи с растениями и ручьями, площадки для созерцания звёзд. Кормовая секция напоминала чашу звёздного огня: сопла подобны лепесткам лотоса, радиаторы — крыльям бабочки, а кольца стабилизаторов вращались с размеренностью галактических вихрей.
Палубы наблюдения представляли собой окна в вечность — с градиентными стёклами, прозрачными в центре и плавно темнеющими к краям, и рамами из материала, напоминающего полированное дерево. Антенны и датчики выступали из корпуса, подобно нежным щупальцам медузы, ощупывающим космическую бездну.
Внутри корабль жил своей жизнью. Коридоры извивались, как тропинки в зачарованном лесу. Освещение менялось в ритме космических суток — от холодного света далёких звёзд до тёплого сияния домашнего очага. В общественных зонах цвели сады, смешивались ароматы и звуки: тихий шелест вентиляции, гудение реактора, смех, звон посуды, шёпот разговоров.
Каждый находил здесь свой уголок:
любители высоты — галереи с панорамными окнами и видом на звёздные вихри;ищущие уединения — тихие ниши с мягким освещением для медитации;общительные — просторные залы с круглыми столами, где смешивались языки и истории;
«Белая Тень» существовала в своём особом ритме. Она мягко покачивалась на гравитационных волнах, согревала отсеки до комфортной температуры, подстраивала освещение под биоритмы пассажиров, открывала двери с тихим шелестом, приглашая: «Добро пожаловать домой».
Я убрала руки от стекла, всё ещё ощущая тепло.
— Ладно, — сказала я. — Попробуем пойти дальше….
Внизу, у медблока, Риэль вытаскивал из вентиляции робота-уборщика, который, судя по всему, пытался залезть в палату к спящим.
— «Нет, дружище, — говорил он, — там не мусор. Там — люди. Или то, что от них осталось».
Робот грустно пискнул и покатился прочь.
Риэль вздохнул, достал из кармана на этот раз синее месиво и уселся на пол — жевать и думать.
«Похоже, даже чешуйчатые гении не знают, что делать дальше», — решила я.
Через два коридора Док вышел из лаборатории с чашкой чего-то дымящегося.
Он не шёл к себе. Он шёл к капитану.
Остановился у двери, постучал.
Дариэн открыл — при полном параде, но с усталыми глазами.
Они поговорили минуту. Потом Док кивнул отдал чашку капитану, а Дариэн положил руку ему на плечо — и закрыл дверь.
«Интересно, — подумала я, —они просто делятся чаем, когда мир рушится?»
Потом я увидела Лиру.
Она шла по коридору с планшетом, нахмуренная.
Мимо неё прошёл инженер с охапкой кабелей — и инстинктивно отступил в сторону, чтобы не задеть.
Лира бросила на него взгляд — короткий, ледяной.
— «Если ты ещё раз подключишь вентиляцию к системе полива, я лично вживлю тебе кактус в шею. И он будет цвести от твоей глупости».
Инженер побледнел и умчался.
«Ого, — подумала я, — а у неё есть когти. И они белые, как всё остальное».
Она вошла в ботанический отсек — ту самую сферу за пределами корпуса, где растения со всех уголков галактики.
Я вернулась сознанием в свое тело.
Поежилась вспоминая руки только что обнимавшие меня, этот его хвост….
Но в тот момент, когда я подумала о Корве …в голове вспыхнуло.
«Фэйла ХВАТИТ!!! Я строю протоколы эвакуации! Ты же знаешь, что облако не успокоилось! А ты лезешь ко мне в голову с… с этим?!»
Я согнулась, ощущалось что меня толкнули в грудь.
«Прости! Я не хотела! Это просто… автопилот мозга!»
«Твой „автопилот“ сейчас сбрасывает мои настройки. И, реактор мне в глодку, Фэй… перестань думать о том, как мои рога реагируют на твои пальцы. Потому что они реагируют. И не только они».
Я задохнулась.
«Я не… я не думала…»
«Врёшь. Я чувствую каждое твоё „оооо…“ как удар током по позвоночнику. И если ты не прекратишь — я найду тебя. Прямо сейчас. И покажу, что „чувствительные рога“ — это самое безобидное, что во мне есть».
Сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди и побежать к нему.
«Святая чёрная дыра… мы что, теперь общаемся телепатически?!»
«Нет. Надеюсь. Ты просто слишком громко думаешь. Особенно когда вспоминаешь, как я целовал тебя. И что твой запах до сих пор на моей коже. Бескрайний космос, теперь я тоже об этом думаю… Твои способности развиваются…. Все! Я занят, подглядывай за кем-нибудь еще».
