— Есть одно «но».
— Всегда есть «но», — усмехнулась я, стараясь сохранить лёгкость в голосе. — ( надо дополнить Шутка в стиле Фэй)
— Твой вид мало изучен, — пробубнил Корв, глядя в пол. — Нет данных о том, совместимы ли мы…
— Мне кажется, уж у кого, а у тебя не должно быть сомнений, насколько мы совместимы! — я подмигнула ему, пытаясь разрядить обстановку.
— Фэй, мы говорим не о физиологии и отношениях, — подал голос молчаливый Док, поднимая взгляд от своих приборов. — Мы говорим о репродукции.
Он сделал паузу, взвешивая каждое слово.
— И да, исследований действительно мало… Поэтому, пока вы там занимались политикой на Зар-Халисе, я работал.
— Что ты обнаружил? — напрягся Корв, его пальцы сжались в кулаки.
Док посмотрел на нас — спокойно, но с какой-то внутренней решимостью.
— Не совместимы, — произнёс он чётко. — Прости, дружище…
Корв в момент потух. Его свет померк, а узоры на коже стали тусклыми, почти невидимыми.
— Что это значит? — спросила я, чувствуя, как внутри нарастает ледяной комок.
— Это значит, что старейшины не дадут добро на ваш брак, — пояснил капитан. — В лучшем случае — дадут право быть… — он замялся, подбирая слова.
— Любовницей? — выпалила я. Он кивнул.
— Так, вообще-то я не договорил! — резко произнес Док, повышая голос. — У меня и так экранного времени на пять-шесть абзацев, и я тут пытаюсь вам донести важные новости, а меня постоянно перебивают!!!
Все замерли. Даже Риэль перестал вертеть в руках коммуникатор.
Док продолжил:
— Отлично, раз все слушают, я с вашего позволения, продолжу. Да, не совместимы. Но! Я провёл тесты, и из-за особенностей Фэйлы её ДНК хорошо поддаётся внедрению. В общем, если опустить технические подробности, я могу сделать Фэйлу не просто почти человеком, но и почти швархом.
Слова Дока встретили гробовой тишиной.
— У меня будут рога? И хвост? — я посмотрела на Корва и послала ему мысленно образ: «Он и я рядом — оба с рогами, и он нежно гладит мой рог».
Корв застонал:
— Фэй, ну не начинай… Не сейчас…
Док поправил очки, включил голографический экран, и перед нами развернулась сложная схема ДНК, переливающаяся всеми цветами радуги.
— Начнём с того, что процесс будет поэтапным, — объяснил он, указывая на мерцающие линии. — Сначала — адаптация иммунной системы, затем — постепенное внедрение генетических маркеров швархов. Риски… Есть, конечно, — продолжил Док, глядя мне в глаза. — На первом этапе возможны временные изменения восприятия: повышенная чувствительность к свету, перепады настроения. Если прервать процесс позже шести месяцев, могут остаться необратимые следы — например, лёгкая люминесценция кожи или усиленная регенерация.
Но главное: твоя личность, память, эмоции — всё останется с тобой. Ты не станешь „другим существом“. Ты станешь… расширенной версией себя.
Риэль, до этого молча наблюдавший, присвистнул:
— Ого! То есть ты можешь стать… ну, скажем, межвидовой суперзвездой?
Лира фыркнула:
— Или межвидовым экспериментом.
— Эй, полегче! — возмутилась я. — Я межвидовая легенда!
Почему ты так уверен, что это сработает? — спросила я.
Он помедлил, затем снял очки и протёр их — жест, который я никогда раньше не видела.
— У меня была сестра. Она любила кси’ари. Их дети не выживали. Я тогда ничего не мог сделать. Но теперь… теперь я могу попробовать.
Корв молчал. Его пальцы дрогнули, но он не отвёл взгляда.
— Я боюсь, — наконец прошептал он. — Не за себя. За тебя. Что ты пожертвуешь слишком многим.
Я взяла его руку и прижала к своей щеке:
— Я не жертвую. Я выбираю. И ты часть этого выбора.
Корв поднял глаза. Его взгляд был полон тревоги, но в нём уже загорался огонёк надежды.
— Ты правда готова на это? — спросил он тихо.
Я посмотрела на него, на друзей, на Вейру, которая улыбалась с искренним сочувствием.
В голове крутилось: „А если что-то пойдёт не так? Если я перестану быть собой?“ Но потом я вспомнила, как Корв сжимает мою руку, как его свет согревает меня, и поняла: я не теряю себя. Я просто добавляю к себе что-то новое. Как переводчик, который осваивает ещё один язык».
— Если это даст нам шанс… Да. Я готова.
Глава двадцать четвертая. Неожиданный тюнинг.
Наутро Док и Вейра пришли ко мне в каюту, вооружённые оборудованием. Воздух наполнился лёгким запахом озона и антисептиков.
— Первая фаза — иммунная адаптация, — пояснил Док, набирая в шприц золотистую жидкость. — Это «солнечная пыль» из кристаллов Зар-Халиса. Она ускорит интеграцию. Побочные эффекты: лёгкое тепло и покалывание в кончиках пальцев. Возможно, появится желание петь швархские баллады.
— Петь я и так умею, — усмехнулась я. — Но если начну выводить рулады на их языке — зовите переводчика. Особенно если начну петь про „любовь и падение в гравитационную яму“ — это всегда заканчивается дракой у швабры.
Док закатал мне рукав, обработал кожу холодным антисептиком. Я вздрогнула от прикосновения.
— На счёт «три», — предупредил он.
— Давай без счёта, — перебила я. — Просто сделай это.
Укол оказался почти неощутим — лишь лёгкое жжение, растекающееся по венам. Через несколько секунд по телу разлилось приятное тепло, как если бы я выпила кружку горячего шоколада в холодный день.
— Меня изнутри подсветили, — улыбнулась я, глядя на друзей. —Теперь я официально светящийся объект класса „не трогать без перчаток“?
Док сверился с показателями на мониторе — графики пульсировали в ровном ритме:
— Реакция отличная. Никаких признаков отторжения. Первый этап пройден за 4 часа — это рекордно быстро. Теперь — отдых и наблюдение.
—Отдых? — фыркнула я. — А как же дедлайн? Плазменные медузы не шутят! У них сегодня сбор штрафов за нарушение гравитационного этикета!
В этот момент дверь распахнулась с грохотом. В комнату ввалился Риэль с подносом, на котором дымились чашки с чаем и гора бутербродов.
— Завтрак чемпионов! — провозгласил он. — Без него никакая генетическая модификация не сработает.
— Особенно если в бутербродах — икра тех самых медуз, — усмехнулась я. — Тогда уж точно начнётся гравитационный бунт!
За ним вошла Лира с мягким пледом в руках:
— Чтобы не замёрзла, пока мы тут все вокруг тебя пляшем.
Корв сел рядом, молча взял меня за руку. Его узоры на коже мягко светились, синхронизируясь с моим учащённым пульсом. Тепло его пальцев передавалось мне, успокаивая и придавая сил.
Я глубоко вдохнула, оглядела их лица — тревожные, но полные поддержки — и улыбнулась:
— Ну что, первый день новой жизни. Кто-нибудь знает хорошую песню про рогатых героинь?
Все рассмеялись, и напряжение немного отступило. Где-то внутри уже зарождалось странное ощущение — не страх, а предвкушение перемен. Я знала: впереди долгий путь, но теперь у меня были те, кто пройдёт его вместе со мной.
«И если я вдруг начну парить — не пугайтесь, — подумала я.— Просто подайте мне планетарный гироскоп от швабры. Он стабилизирует даже тех, у кого в жилах вместо крови — пульсирующий свет».
***
Каюта Корва погружена в приглушённый янтарный полумрак. Свет панелей мягко очерчивает контуры мебели, создаёт длинные тени, которые дрожат в такт едва уловимым вибрациям корабля. За панорамным иллюминатором — бесконечный поток звёзд, холодный и равнодушный. Иногда между ними вспыхивают разноцветные туманности — то лиловые, то янтарные, то изумрудные, как далёкие маяки в космической бездне.
Я просыпаюсь от странного ощущения — грудь сдавило невидимыми тисками. Воздух кажется густым, колючим, каждый вдох отдаётся в висках глухим стуком. Пытаюсь сесть — мир резко накреняется, перед глазами вспыхивают тёмные пятна, а потом — зеленоватые искры, чудилось кто-то рассыпает по сетчатке мельчайшие кристаллы.
