Тайна из тайн - Браун Дэн

Это уже не операция по спасению, подумал Алекс. Здесь нет выживших.

Тревожило то, что система обнаружения и предотвращения вторжений не отметила никаких следов взлома уязвимостей — ни необычных записей в реестре, ни измененных файлов, ни модифицированных конфигураций системы, ни подозрительных перехваченных пакетов. Очевидно, хакеры обладали уникальными навыками.

Да кто, черт возьми, эти парни?!

Желая сообщить новости Джонасу Фокману, Алекс набрал его офис, но тот не ответил.Странно.

Он позвонил дежурному в холле. "Марк, это Алекс Конан из системного отдела. Не мог бы ты срочно вызвать Джонаса Фокмана в центр безопасности? Это очень важно."

"Он меня не услышит," — ответил охранник своим обычным веселым тоном. "Он только что вышел из здания."

Фокман ушел?! Нас взломали… из-за его книги!

Алекс предположил, что Фокман просто вышел подышать воздухом и вот-вот вернется. Он размышлял, стоит ли предупредить руководство PRH, но в данный момент они всё равно ничем не могли помочь, а его самого, скорее всего, уволят на месте за то, что это случилось под его надзором.

Локализация ущерба, сказал он себе. У меня еще есть время всё исправить.

Навыки Алекса в хакинге были серьезными, как у большинства техников, работающих в системе безопасности. Дав ему несколько часов и немного удачи, у него были шансы выяснить, кто взломал PRH. И тогда, в зависимости от того, что он обнаружит, он мог бы даже найти хитрый способ взломать их в ответ.

ГЛАВА 16

Втиснутый на заднее сиденье Škoda Octavia, Роберт Лэнгдон чувствовал себя, как в клетке. Впереди капитан Яначек откинул свое кресло до упора, и теперь колени Лэнгдона упирались в грудь, усиливая нарастающую клаустрофобию.

Из вентиляции дул обжигающе горячий воздух, смешанный с сигаретным дымом капитана, и Лэнгдон был рад, что на нем только джемпер Dale, а не объемная парка Patagonia.

Яначек снова говорил по телефону, шепотом ведя разговор на чешском, пока машина мчалась на юг вдоль берега Влтавы. Водитель капитана — коренастый лейтенант лет двадцати с небольшим в синем комбинезоне ÚZSI и сдвинутом набекрень армейском берете — больше напоминал культуриста или профессионального борца, чем сотрудника правоохранительных органов. Он одним рулем виртуозно лавировал между машинами, словно пытаясь произвести впечатление на начальника.

Пока машина неслась на юг вдоль реки по Масариковой набережной, Лэнгдона затошнило, и он вынужден был отвести взгляд в окно, пытаясь зацепиться глазами за открытое пространство.

Они только что проехали небольшой остров на Влтаве, где возвышался ярко- желтый неоренессансный дворец Жофин. В разительном контрасте с древним дворцом слева по курсу возникло самое знаменитое ультрасовременное здание Праги

— "Танцующий дом". Две его башни будто склонились друг к другу в танце. Архитектор Фрэнк Гери называл их Фредом и Джинджер, что было весьма вольной фантазией, но учитывая, что лондонский силуэт уже украшают Корнишон, Уоки-Токи и Сыротерка, пожалуй, пражские танцующие кинозвезды еще неплохой вариант.

Лэнгдона давно восхищала страсть Праги к авангардному искусству. Здесь, в Центре DOX, Торговом дворце и музее Кампа, хранились одни из самых прогрессивных коллекций мира. Однако уникальной чертой Праги были импровизированные "поп-ап" инсталляции, спонтанно появлявшиеся по всему городу — такие как Стена Леннона или Парящие зонтики, — которые иногда становились постоянными достопримечательностями.

— Профессор, — резко обернувшись к Лэнгдону, произнес Яначек, еще сильнее вдавливая спинку кресла ему в колени. — Когда мы приедем в Крепостной бастион, я разведу вас с мисс Соломон. Я намерен допросить ее без вашего присутствия. Не хочу, чтобы вы скоординировали свои показания.

— Наши показания? — повторил Лэнгдон, стараясь скрыть раздражение в голосе.

— Все, что я вам сказал, абсолютнаяправда.

— Рад это слышать. Значит, вам не о чем беспокоиться. Яначек уже повернулся обратно.

Лэнгдон волновался за Кэтрин, которой предстоял разговор с Яначеком. Капитан, похоже, уже решил, что двое американцев — или по крайней мере Кэтрин— каким- то образом организовали эту череду странных событий ради личной выгоды.

Полнейший бред.

И все же, как ни напрягал Лэнгдон мозг, он не находил никакого объяснения тому, как ее сон мог предсказать события на Карловом мосту.

Она никому не рассказала о своем видении… и мы сразу же вернулись в постель.

Единственное оставшееся объяснение, каким бы невероятным оно ни казалось Лэнгдону, заключалось в том, что Кэтрин пережила подлинное вещее сновидение… её собственное титаническое предчувствие.

Для Лэнгдона сложность состояла в том, что он никогда не верил в предвидение. За свою карьеру он не раз сталкивался с этим явлением в древних текстах, но всегда отвергал идею ясновидения, утверждая, что предсказание под любым названием – пророчество, гадание, авгурия, дивинация, астрология – самый древний обман вистории.

С тех пор как человечество начало фиксировать свое прошлое, оно мечтало заглянуть в будущее. Пророки вроде Нострадамуса, Дельфийского оракула и майянских астрологов почитались как полубоги. Даже сегодня образованные люди толпами ходят к хиромантам, гадалкам, экстрасенсам и современным астрологическим гуру.

Познание будущего — навязчивая идея человечества.

Студенты Лэнгдона часто спрашивали его о Нострадамусе, возможно, самом известном "провидца" всех времен. Загадочные катрены пророка, казалось, предсказали, помимо прочего, Французскую революцию, приход Гитлера к власти и падение Башен-близнецов. Лэнгдон признавал перед аудиторией, что в некоторых четверостишиях пророка действительно встречались поразительные отсылки к будущим событиям, но напоминал, что Нострадамус писал "Обильно, Загадочно и Повсеместно". То есть пророк создал обширный сборник из 942 катренов, используя туманные неоднозначные формулировки и предрекая банальные события вроде войн, катастроф и борьбы за власть.

"Неудивительно, что мы находим случайные совпадения, — говорил Лэнгдон. — Мы все хотим верить в магию или нечто за пределами реальности, поэтому наш разум часто обманывает нас, заставляя видеть то, чего на самом деле нет".

Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Лэнгдон ежегодно начинал занятия со студентами-первокурсниками с просьбы указать точные дату и время рождения. Через неделю он вручал каждому запечатанный конверт с его именем, утверждая, что передал данные известному астрологу для составления персонального прогноза. Когда студенты вскрывали конверты, они неизменно ахали от изумления — настолько точными казались предсказания.

Затем Лэнгдон предлагал им обменяться листками. К всеобщему удивлению, оказывалось, что все "астрологические прогнозы" были одинаковыми.Они казались правдивыми лишь потому, что содержали универсальные формулы:

Вы склонны критически оценивать себя.

Вы гордитесь своей независимостью мышления. Иногда вы сомневаетесь, правильно ли поступили.

Лэнгдон объяснял, что стремление находить в общих фразах личную истину называется эффектом Барнума — названным так в честь "тестов личности" балагана

P.T. Барнума, с помощью которых он дурачил посетителей цирка, заставляя их верить в свои экстрасенсорные способности.

Седан ÚZSI резко повернул налево, выводя Лэнгдона из раздумий, когда машина начала подниматься по заросшему лесом склону в парке Фолиманка — обширной зелёной зоне на окраине центральной Праги.

На вершине холма Лэнгдон едва различил каменные укрепления Бастиона Распятия, возвышавшиеся над гребнем. Он никогда не посещал эту небольшую крепость, которая много лет лежала в руинах и была отреставрирована лишь недавно, но теперь знал о реконструкции гораздо больше, чем хотел бы — благодаря неустанным и горделивым рассказам её нового жильца прошлой ночью.