Книга ведьм - Хоу Кэтрин

Пункт 9. Следует отметить, что между заключением под стражу матушки Гловер и вынесением ей приговора прошло немало времени, в течение которого, в частности, одна из соседок, которую звали Хьюз, обратилась к мировому судье с удивительным рассказом. Она поведала о другой своей соседке по имени Хоуэн, которая примерно шесть лет назад приняла жестокую смерть из-за насланных на нее колдовских чар. Перед смертью эта женщина призвала к себе означенную Хьюз и прямо обвинила в своей страшной болезни матушку Гловер, которая проникала к ней, по словам Хоуэн, через дымоход. Означенная Хьюз заявила, что сначала не поверила своей соседке, а затем вспомнила об этом случае и готова теперь дать показания. Как только она заявила об этом судье, один из ее детей-подростков, всегда отличавшийся крепким здоровьем, вдруг почувствовал себя плохо, и с ним случился приступ, подозрительно напомнивший недуг детей семейства Гудвин. В частности, однажды ночью юный Хьюз увидел у своей кровати черную тень в синем колпаке, простершую руку мальчику под одеяло и вцепившуюся ему в живот так, словно хочет она вытащить из него все кишки. На следующий день мать мальчика отправилась в тюрьму и потребовала встречи с Гловер. Оказавшись с ней лицом к лицу, рассерженная женщина потребовала объяснения причин, по которым ее сын подвергся истязаниям, на что ведьма ответила, что пошла на это, так как ей и ее дочери причинили вред. Хьюз стала уверять матушку Гловер, что не говорила ничего против ее дочери, на что Гловер заявила: «Тогда приведи своего сына сюда, и я сделаю так, что он поправится», – и дальше без всякого перерыва добавила, что прошлой ночью она была в доме Хьюзов. «В каком обличье?» – спросила Хьюз. «В виде черной тени в синей шапке», – ответствовала Гловер. «И что ты сделала?» – спросила Хьюз. «Засунула руку в постель и попыталась вытащить у парня кишки, да не смогла», – ответила Гловер. На этом их встреча закончилась. На следующий день Хьюз явилась в суд в сопровождении своего сына, а Гловер, когда ее проводили мимо подростка, пожелала ему здоровья. Как бы ни отнеслась его родительница к словам ведьмы, но больше никакие приступы ее сына не мучили.

Пункт 10. Пока старуха-ведьма находилась в заключении, я дважды посетил ее и говорил с нею. Она ни разу не отрицала выдвинутых против нее обвинений в колдовстве, но почти не раскрыла мне подробностей о своих взаимоотношениях с нечистой силой. Удалось лишь узнать, что она ходила на шабаши, где председательствовал ее повелитель и присутствовало еще четверо. Она назвала этих четверых, а из описания ее повелителя со всей очевидностью следовало, что то был сам Дьявол. Должен отметить, что разговаривала она со мною исключительно по-ирландски, то есть на языке, которого я не знаю, и каждый раз мне приходилось общаться с ней через переводчика [259]. Только однажды, кода я прямо сказал ей, что ее владыка предал ее, в чем она вскорости убедится, она страстно воскликнула по-английски: «Если так, то тем хуже для меня!» Я тут же забросал ведьму вопросами, а она после долгого молчания сообщила, что готова ответить на них, да только «они» ей не позволяют. «Кто такие „они“?» – тотчас вопросил я. Она отвечала, что это – ее «духи», или «святые» (по-ирландски для их обозначения используется одно и то же слово). В другой нашей беседе упомянула она двух своих «хозяек», но, когда я попытался узнать о них поподробнее, Гловер впала в ярость и отказалась отвечать на вопросы. Пришлось подробно растолковать ей, как важно для нее разорвать договор с Сатаной и предать себя в руки Господа Нашего Иисуса Христа. Гловер согласилась со мной, но добавила, что для нее это невозможно. Тогда я спросил, хочет ли она, чтобы я помолился за нее, на что она ответила, что если молитвы пойдут ей на пользу, то она и сама сможет за себя помолиться. А когда вновь задал я этот вопрос, то Гловер призналась, что не может дать мне согласия молиться за нее, так как ее «духи» (или «святые», или «ангелы») ей этого не позволяют [260]. И все же я против ее воли прочел молитву. Возможно, мне не следовало этого делать, но извинением мне да послужит чувство жалости к заблудшей. Когда я закончил молиться, Гловер несколько раз поблагодарила меня, но стоило мне оказаться вне поля ее зрения, как она тут же схватила какой-то длинный и тонкий обломок камня и принялась выводить на нем узоры, предварительно поплевав на палец. Я не знаю, на кого она пыталась таким образом навести порчу, и надеюсь, что так и не узнаю.

Пункт 11. Когда ведьму доставили на место казни, она в своем последнем слове заявила, что ее смерть не принесет детям облегчения и не исцелит их от недуга, ибо не только она, но и другие приложили руку к делу наслания порчи. Она назвала несколько имен, но мы отнеслись к ее словам с осторожностью. По крайней мере, к одному из названных ею испытывала она сильное чувство привязанности, потому у нас возникли обоснованные сомнения, и мы решили, что ее устами говорит сам Дьявол. Как бы то ни было, ее предсказание сбылось и мучения детей не прекратились. Казалось, что их сжирает невидимое пламя, которое после ее казни только разгорелось с новой силой. Для их излечения применялись не только все ранее использовавшиеся методы и средства, но и некоторые новые, которые я затрудняюсь перечислить, но облегчения не наступало, что в очередной раз свидетельствует о том, как легко колдовское заклятье может перерасти в полную одержимость злыми духами.

Пункт 12. Во время приступов дети плакали, кричали и повторяли «Они нас мучают!» Кто именно имелся в виду, юные Гудвины не могли внятно описать. Наконец, одному из мальчиков удалось рассказать, что он видит в комнате некие тени. Теней было три или четыре, и они кружились вокруг ребенка, но назвать их по именам он не смог, а когда пытался, то начинал очень сильно заикаться. Однако он смог поведать присутствующим, что среди призраков есть дух более могущественный по сравнению с другими, и из его речей стало понятно, что речь идет еще об одной ведьме. Мальчик указывал пальцем на то место, где находится ведьма, а когда кто-нибудь из присутствующих замахивался и наносил удар, чтобы ее прогнать, этот удар ощущал и сам ребенок. Так повторилось несколько раз. Самое удивительное заключалось в том, что, хотя нанесенные по призрачной ведьме удары явно вызвали у ребенка острую боль, в конечном итоге по прошествии одной-двух минут припадок прекратился, а духи исчезли – возможно, навсегда. По слухам из надежных источников, в то же самое время одна женщина в нашем городе, известная своим неблагонравным поведением, будто бы пострадала от ран, нанесенных неизвестной рукой. Впрочем, имя ее я не вправе здесь назвать, ибо в отсутствие явных, прямых и убедительных доказательств не следует обвинять тех, кто может быть невиновен и непричастен к колдовству, пусть даже и пользуется такое лицо дурной славой у окружающих.

Салем

Что же случилось в конце XVII века в двух североамериканских поселениях – деревне и городе, которые носили одно и то же название «Салем»? Предлагаемые различными исследователями толкования салемских событий различаются столь сильно, что скорее отражают современное этим исследователям мировоззрение, а не являются реальным анализом того, что на самом деле происходило в 1692 году. Так, например, в первые десятилетия XVIII века считалось, что имело место наваждение, насланное на местных жителей самим Сатаной и приведшее к тому, что преследователи ведьм массово заблуждались. Такое толкование вполне отражает своеобразное воздействие идей Просвещения на интеллектуальную и религиозную жизнь североамериканских колонистов [261], проявившееся в ту эпоху. В XIX веке, когда историческая наука стала делом узких специалистов, на феномен Салема смотрели как на пугающий пережиток средневекового образа мысли [262]. Весьма показательной выглядит и теория о том, что салемские ужасы стали результатом поедания плесневелого ржаного хлеба, – эта точка зрения впервые была озвучена в 70-х годах XX века [263], когда в гуманитарных науках царствовал психоанализ по Фрейду, а поп-культура увлекалась сильнодействующими веществами. Впрочем, большинство бытовавших в различные эпохи объяснений салемских событий достаточно легко опровергалось: вмешательство Сатаны в дела людские в данном регионе более не фиксировалось, Средневековье осталось далеко в прошлом, а от плесени на хлебе даже в то время было легко избавиться. И при этом ни одна из вышеуказанных причин не давала повода посчитать, что такая стремительно распространившаяся при полном попустительстве официальных властей массовая истерия может повториться, и этот факт внушал потомкам определенный оптимизм.