Книга ведьм - Хоу Кэтрин

С уважением к Вам, Ваш покорный слуга

Глава 46

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

1741

Выражение «охота на ведьм» столь часто звучит в американском политическом и культурном дискурсе, что уже давно потускнело и затерлось, потеряв часть своей образности. Стоит отметить, что задолго до сенатора Джозефа Маккарти [434]и его комитета по антиамериканской деятельности идея массового преследования определенной группы лиц, представляющих угрозу для общества по мнению этого самого общества, оставалась вполне жизнеспособной на американской политической арене. Вернемся в XVIII век – в Нью-Йорке зимой 1741 года на Манхэттене постоянно горели здания. Белые жители города восприняли эту серию пожаров как знак неминуемого восстания рабов. Скорые попытки найти виновных привели к тому, что более сотни чернокожих обитателей Нью-Йорка было брошено в тюрьму, семнадцать повешены и тринадцать – что звучит особенно пугающе – сожжены, будучи прикованными к позорному столбу [435].

Приведенная ниже газетная статья написана журналистом из Новой Англии. Он четко и недвусмысленно проводит параллели между салемскими процессами (которые, по словам автора, с самого начала усиленно критиковались в Нью-Йорке) и безумной атмосферой на суде над рабами-заговорщиками, замыслившими, по мнению публики и судей, восстание в 1741 году. К середине XVII века фигура ведьмы стала в общественном сознании символом страха, а суд над ведьмой – образцом неразумия и иррациональности. Под очистительным светом эпохи Просвещения ведьма из уголовной преступницы превратилась в метафору [436].

Сэр,

Я здесь чужак, и в Нью-Йорке меня никто не знает, потому должен попросить прощения за те ошибки, которые я, возможно, совершал, когда пытался положить конец кровавой трагедии, которая затронула и, я уверен, еще может затронуть не только угнетенных чернокожих, но также и белых жителей вашего города.

В одной из бостонских газет от 13 июля я увидел заметку о том, что 5 негров были казнены в один и тот же день. Они были повешены, и, хотя так говорить кощунственно, но считаю, что им повезло. Ибо на следующий день еще один из приговоренных был прикован к позорному столбу, а потом сожжен! Перед этим он обвинил еще нескольких человек, среди которых были и негры, и белые, и рабы, и свободные. Подробности суда и ужасных казней живо напомнили мне историю о преследовании ведьм и колдунов в нашей Новой Англии в 1692 году, над которой вы – жителя славного города Нью-Йорка – в свое время смеялись, упрекая нас в суеверии и отсталости. И сегодня на эти упреки вполне можно ответить фразой: Mutato nomine, de te Fabula Narratur [437]. Признаюсь, я не обладаю всей полнотой сведений для того, чтобы понять, из чего исходил нью-йоркский суд. Однако узнав, что пятеро казненных отрицали свою вину, я не смог не вспомнить о делах давно минувших, ибо здесь, как и в Салеме, появились негры-злодеи и «призрачные» доказательства. Позвольте напомнить, что у нас в свое время призналось почти 50 человек, которые оговаривали других, называя время, место и различные обстоятельства воображаемых непотребных деяний, дабы придать своим признаниям убедительность. О чем только они не вещали – и о том, что собирались на шабаши, и о том, как добирались на них, и о том, что собственноручно ставили свои подписи в книге Дьявола, и о многом другом. До тех пор, пока признания поощрялись, обвинения множились. Но ваш покорный слуга придерживается того мнения, что такие признания не стоят и выеденного яйца. Настоящие же доказательства явных противозаконных деяний – это свидетельские показания, точно указывающие на то, что деяния сии не мог бы совершить никто другой. Помните, что зачастую признания получают негодными средствами – выбивают силой или добиваются пытками, лестью или обманом, запугивают или отвлекают внимание, будят в людях зависть и злобу, дарят признавшимся ложную надежду, что они останутся в живых или что их казнь будет менее болезненной. Ибо любой, выбирая из двух зол, предпочтет повешение, а не сожжение.

Естественно, мне известно, что некоторые из фортов на Манхэттене загорелись, но причиной тому могла быть молния с небес, несчастный случай и даже действия злодеев с тем же цветом кожи, что и у нас. Какие улики были представлены, чтобы настроить ваши сердца против бедных негров, часть из которых – ваши соседи? Позволю предположить, что среди черных рабов действительно началось некое брожение на уровне разговоров и перешептываний, а кто-то из них, будучи не вполне в здравом уме, пригрозил местью за ту жестокость, что царит на английских плантациях. Дело это кажется мне весьма сходным с ужасной резней в Антигуа, для которой также не смогли придумать убедительных причин [438]. При этом две вещи представляются мне почти невозможными – чтобы ведьмы летали по воздуху и превращались в кошек и чтобы белые объединились с чернокожими в попытках разрушить место своего проживания. Конечно, попытаться они могут, но, когда об этом станет известно, не смогут они избежать справедливой и скорой мести соседних городов и провинций, которая тотчас их поглотит. И потому надлежит немедленно положить конец сегодняшней прискорбной череде трагических событий, пока обвиняемыми не стали лучшие люди вашего города (позволю себе напомнить, что в свое время наше салемское безумие прекратилось как раз из-за того, что абсурдность брошенных обвинений дошла наконец до власть имущих). И чем раньше это случится, тем лучше, пока все бедняки вашей провинции не сгорели в беспощадном пламени выдуманного заговора.

Нынче же не взыщите, что призываю я к милосердию и сочувствию, ибо верю, что, бросая негров в костер, делаете вы себе только хуже, возлагая на себя вину, явно превосходящую их прегрешения. Есть опасение, что Божественное возмездие найдет и покарает нас за мучения тел и душ наших несчастных рабов. И потому пусть на каждом суде, где вы – судьи, восторжествует справедливость!

Все вышесказанное предоставлено Вашему вниманию доброжелателем всего рода человеческого, желающим идти по пути сострадания к ближнему.

Глава 47

Филадельфия, штат Пенсильвания

1787

К концу XVIII века тема отказа от безоглядной веры в колдовство стала символом прогресса. Казалось, что темные суеверия остались лишь в фольклоре и в страшных рассказах необразованных людей. Но действительность, как всегда, оказалась сложнее. Ниже приводится история из памфлета антифедералистов [439], призванная наглядно подчеркнуть необходимость законодательного обеспечения свободы совести в Билле о правах, обсуждавшемся в Филадельфии на Конституционном Конвенте в 1787 году [440]. Из текста следует, что вера в ведьм и чародеев в конце XVIII века была очень живуча и вполне способна была повлиять на умонастроение толпы. Она не превратилась в забытое примечание в учебнике истории, внушала страх и привела к кровавой расправе над женщиной, подозреваемой в колдовстве [441].

Уважаемый господин издатель! Чтобы по-настоящему проникнуться необходимостью принятия билля о правах при составлении новой конституции, следует более пристально взглянуть на некоторые свободы, которые люди безусловно должны сохранить за собой, отдавая обществу часть своих естественных прав на благо этого самого общества.

Во-первых, крайне важно, чтобы у человека оставалось нечто, от чего ему отказываться нельзя ни при каких обстоятельствах, что не могут отобрать у него власти и что в то же время не является ни его преимуществом, ни привилегией. Я говорю о свободе совести! Предвосхищаю готовые возражения, ибо многие уверены, что в наш век Просвещения свобода совести идеально защищена как таковая, и никто сегодня не тщится покуситься на нее. Соглашусь с вышесказанным, однако позволю себе напомнить, что мудрые и предусмотрительные являются таковыми потому, что заранее стараются защитить себя от опасности, пока это в их силах и не сопряжено с неудобствами или рисками. Кто ответит за внезапные колебания общественного мнения, кто может сказать, каким безумствам захочет предаваться следующее поколение? Еще год назад казалось немыслимым, чтобы в таком городе, как Филадельфия, кто-то мог бы лишиться жизни всего лишь из-за подозрений в колдовстве. А сегодня перед нами встает тень несчастной старухи по имени Корбмейкер, которую били, резали ножом, изуродовали до неузнаваемости и в конце концов убили прямо на наших улицах, слепо исполняя заповедь «Ворожеи не оставляй в живых» [442]. Никто так и не понес наказания за это преступление, ни один человек не был назван зачинщиком злого дела – вот пример того, как мало можем мы полагаться на мудрость человеческой природы и неограниченную свободу действий.