Тайна из тайн - Браун Дэн

Сочетанные VR/наркотические терапии строго регулировались в медицинской сфере, поскольку их последствия пока оставались неизученными. Во многих случаях совместная стимуляция оказывалась настолько мощной, что вызывала быстрые и непредсказуемые изменения структуры мозга. Нейробиологи уже начали фиксировать тревожащие структурные изменения в мозге молодых людей, совмещавших компьютерные игры с приемом дизайнерских наркотиков.

Новое поколение искателей острых ощущений надевало потребительские VR-очки и проводило часы, куря марихуану, виртуально паря в космосе... нюхая кокаин на виртуальных американских горках... или испытывая эффект "края" от различных наркотиков-дисторантов во время просмотра VR-порно. Бесчисленные предупреждения оставались гласом вопиющего в пустыне — переживания оказывались чрезвычайно аддиктивными.

Люди не хотят слышать, насколько это опасно...

В прошлом году на Кэтрин освистали, когда она объяснила аудитории технически подкованных геймеров, что длительное воздействие гиперреалистичных шутеров от первого лица не только формирует восприимчивость к откровенному контенту, но и перестраивает структуру мозга, притупляя обычные эмпатические триггеры.

Освистали еще громче, когда она сообщила о новых исследованиях, согласно которым неутолимое потребление интернет-порнографии физически изменяет молодые умы — "по сути, наращивая мозоль на человеческом либидо", снижая чувствительность к реальному сексу. В результате возбуждение, даже у молодых людей, можно достичь лишь при помощи ошеломляющего количества и разнообразия стимулов.

Лэнгдон стоял рядом, изучая флаконы в холодильнике. — Для чего наркотики?

— Конкретно не уверена, но некоторые из этих субстанций — не шутки, сильнейшие галлюциногены. — Она огляделась, мысли теперь неслись галопом. — Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что это помещение построено специально для одной цели: перепрограммировать человеческий мозг.

— Извини —перепрограммировать?

Она кивнула. — Это называется нейропластичностью. Наш мозг физически эволюционирует, приспосабливаясь к новым условиям. Он создает новые нейронные пути для обработки нового опыта. Прием подобных наркотиков в сочетании с VR-симуляцией создает ошеломляюще интенсивные переживания — в разы более яркие, чем в обычной жизни. Если такие переживания повторять, они в буквальном смысле начнут с пугающей скоростью перекраивать нейронные сети мозга.

— Перепрограммировать мозг... для чего?>Вот в чем главный вопрос, подумала она.

Кэтрин знала, что мозг гуру медитации, практикующего всю жизнь, анатомически уникален — годы медитации постепенно изменили его, давая возможность по желанию входить в состояние глубокого покоя. По сути, спокойствие стало новой нормой для такого мозга.

— Роберт, мне пришло в голову: если "Порог" будет раз за разом погружать испытуемого в искусственно вызванное внетелесное состояние —усиленное психоделиками — его мозг начнет перестраиваться, чтобы это отчужденное состояние казалось более... естественным. Другими словами, весь процесс, возможно, пытается настроить сознание... чтобы ему было комфортнее вне тела.

Ее слова повисли в тишине подземного помещения.

— Нелокальный... — наконец сказал Лэнгдон. — Это определенно перекликается с твоей книгой.

— Да, определенно.Не говоря уже о "Звездных вратах", — подумала она. — Не хочется в это верить, но Саша была бы идеальным кандидатом для VR- перепрограммирования. Как эпилептик, ее разум уже частично настроен на внетелесный опыт. Использовать ее как подопытного — это как взять короткий путь.

— Саша никогда не упоминала ничего подобного.

— Она могла не помнить, даже не осознавать... — голос Кэтрин дрогнул, когда она указала в холодильник. — Видишь? Это рогипнол.

— Препарат для изнасилований на свиданиях?

Она кивнула. — Он серьезно ухудшает функции памяти и вызывает антероградную амнезию — подопытные сохраняют функциональность, но практически не могут вспомнить, что происходило.

Лэнгдон смотрел с ужасом. — Саша говорила, что у нее проблемы с памятью. Она думает, это из-за эпилепсии.

— Возможно, так и есть, — ответила Кэтрин. — Но если Саше регулярно давали рогипнол, у нее должна быть серьезная потеря памяти... может, даже не осталось воспоминаний о посещении этого места.

— Может, поэтому в транспорте было кресло-коляска? Они могли возить Сашу туда и обратно?

— Вполне вероятно, — сказала Кэтрин. — Это заставляет меня вспомнить того эпилептика, о котором ты говорил — того, кого Бригита привезла из того же учреждения? Возможно, она сказала Саше, что он отправился домой, но эти наркотики невероятно опасны...Могло случиться что угодно. Он мог сойти с ума или умереть — кто знает? Преимущество вербовки пациента, брошенного в госучреждении, в том, что его исчезновение никто не заметит.

Лэнгдон уже направлялся к двери. — Все начинает обретать смысл, — сказал он.

— И если мы правы... и найдем доказательства, что ЦРУ экспериментирует над ничего не подозревающими подопытными...

Это будет конец игры,осознала Кэтрин, представляя масштабы общественного возмущения, если это правда.

Вернувшись в коридор, Лэнгдон рвался глубже на территорию "Порога". Основной коридор резко поворачивал направо, и он видел два меньших ответвления налево. Комплекс превращался в лабиринт.

Извилистое бомбоубежище времен холодной войны... Насколько далеко оно тянется?

Он понимал, что им нужно быть предельно внимательными, если они собирались отсюда выбраться.

На повороте они свернули направо, следуя главному коридору. Снова, как только они вступили в темное пространство, зажглись напольные огни.

Неподалеку двойные двери преграждали коридор. Лэнгдона успокоило, что овальные окна на дверях оставались темными — казалось, помещение за ними было неосвещенным.

Мы по-прежнему одни здесь…по крайней мере, в этом секторе.

Они вошли через двустворчатую дверь в новую темноту, и снова зажглись половые огоньки, обнажая очередной отрезок коридора. Но здесь что-то было иным…Воздух оказался примерно на десять градусов холоднее и отдавал легкой углекислотной ноткой, характерной для музейных помещений. Сильнофильтрованный.

Второе, что заметил Лэнгдон: коридор был тупиковым. Слева, примерно посередине, находилась единственная ниша, которая, судя по всему, вела в еще один некий комплекс помещений.

Лэнгдон понял: если они не найдут то, что искали,там, им придется покинуть главный коридор и начать обследовать другие зоны. Несмотря на феноменальную память, он уже начал терять ориентацию в этом лабиринте.

Продолжая идти, Лэнгдон пытался определить, в какой именно части под парком Фолиманка они сейчас находятся. Он разглядывал глухую стену в конце коридора, задаваясь вопросом: не бродят ли сейчас по ту сторону туристы в общедоступной части убежища…не подозревая о зловещем сооружении, скрытом буквально у них под боком.

Они свернули в единственную нишу и резко остановились. Перед ними была массивная стеклянная вращающаяся дверь с толстыми резиновыми уплотнителями для поддержания качества воздуха. Она напоминала вход в очередную лабораторию, но пространство за ней поглощала кромешная тьма.

— RTD, — прочитала Кэтрин нанесённые трафаретом три буквы над вращающейся дверью. — Звучит многообещающе.

— Разве? — Единственное, что ассоциировалось у Лэнгдона с аббревиатурой RTD

— это школьные уроки математики. Расстояние = Скорость х Время.

— Research and technical development — это европейский аналог R&D, — пояснила она, вглядываясь в тёмное стекло. — А значит, здесь вполне может быть именно то, что мы ищем.