Старый грубый крест (сборник) - Биссон Терри

— Это ещё что такое?

— Греческая буква. Золотая Пи. Большая премия по математике. Я уверен, ты слышал о ней.

— А кто этого не слышал? — сказал я, хотя, разумеется, не слышал. — Сверни мне ещё одну.

Самокрутки Джека были идеальны; они были очень аккуратно скручены. Он зажёг спичку «зажигай-где угодно» — у него был полный карман таких. Я наклонился к огню и глубоко затянулся резким, успокаивающим табачным дымом. Мгновенная головная боль, мгновенное умиротворение. Раньше они давали папиросы психически больным. Но теперь блюджин их заменил.

— В те дни мы были амбициозны, — мечтательно сказал Джек. — Не то, что сейчас.

— Так что же случилось с этим Чендлером? — спросил я.

— Ну, я придумал математический инструмент для упрощения его теорий. Метод перенормировки. Оказалось, что вселенных вовсе не бесконечно много. Они нейтрализуют друг друга. Например, из-за условий исправления. И, в конце концов, их осталось всего две. Наша — и ещё одна. Своего рода эхо. Мы назвали её друговёрсом. А потом Чендлер пропал.

— Он не был счастлив?

— Ему не понравился друговёрс. Ему не понравилось потеря всех этих бесконечные миров. Он впал в депрессию, а потом однажды не пришёл на работу. Мне пришлось пару недель прикрывать его занятия, пока они не нашли нового учителя физики. Придурок. Не хотел работать со мной над теорией друговёрса. Поэтому я перешёл к другим проектам. Но я узнал от Чендлера достаточно, чтобы понять, куда пропадают потерянные вещи. Они падают в друговёрс.

— Так что это не моя вина, когда я не могу найти что-то, — сказал я. — Такое мне по душе.

— Мне тоже, — Джек свернул ещё одну сигарету. Был прекрасный вечер, старое шоссе походило на звёздную реку. — Хотя это проблема — каждый вечер терять таблетку блюджин. Это не то же самое, что потерять контактные линзы или обручальное кольцо, или ещё что-то несущественное.

— Ароматы? — произнёс знакомый голос позади нас. — Чувственные эссенции? У Кэринг Кейт есть всё.

Это была Дарли, постукивающая по своему кейсу с образцами. С ней была и Амара. Они делили фруктовое мороженое. В еженедельном продуктовом наборе каждому положена пинта бурбона и семь порций фруктового мороженого. Мы с Джеком съели наше мороженое несколько дней назад, или потеряли его дав ему растаять. Но Амара знала, как распределять продукты по частям.

Как настоящие джентльмены из Кентукки, какими мы и являемся, Джек и я предложили дамам свои кресла-качалки и плюхнулись на пару металлических садовых стульев, которые я стащил из одного из сгоревших кондоминиумов, окружавших «Лондон Эрл кондос».

— Джек уронил свою таблетку блюджин на пол, и теперь она исчезла, — сказал я Дарли. — И так уже две ночи подряд. Или четыре.

— Сгинула, пропала, исчезла, — сочувственно сказала она. — А поиски бессмысленны.

— Вещи просто пропадают, — согласилась Амара. Трудно поверить, что она была певицей. Сейчас голос у неё был тонкий, точно бумага. — Я знаю об этом с тех пор, как гастролировала с Вадди Пейтоной. Вы когда-нибудь задумывались, почему он так много говорил между песнями?

— Дорогая, расскажи нам, — сказал Джек, сворачивая пару самокруток для женщин. Как будто мы снова были старшеклассниками. Когда темно, можно быть плохишами.

— Вадди так много говорил, потому что постоянно ронял медиаторы, — сказала Амара. — Он заставлял меня ползать на четвереньках, ища их, пока он трепался. Конечно, я никогда их не находила. У меня всегда были запасные в кармане, так что я могла сунуть ему новый. Но я не торопилась. Мне нравилось слушать его риффы. Он просто отжигал, когда понятия не имел, о чём говорить.

— Ему следовало стать профессором, — заметил я.

Джек притворился, что не расслышал. В его голосе появились сократические нотки.

— Вы когда-нибудь задумывались, куда пропадают потерянные вещи?

— Когда моя бабушка теряла какую-нибудь вещицу, она говорила, что та улетела на Луну, — сказала Дарли. — Хотя я никогда в это не верила.

— Вещи должны куда-то деваться, — задумчиво сказала Амара.

— Вот именно, — согласился Джек. Он поднял палец в философском стиле. — Я только что объяснял это Барту. Потерянные предметы попадают в друговёрс, параллельный мир, находящийся рядом с нашим.

— Вау, — сказала Амара, доедая фруктовое мороженое. — Разве вам не нравится слушать Джека?

— Не особенно, — сказала Дарли. — Он учёный. Я называю таких «Чудо-кролики».

— Я приму это как комплимент, — сказал Джек, умело облизывая и заклеивая очередную крошечную самокрутку.

— Если ты знаешь, куда всё пропадает, давай принеси нам что-нибудь, — сказала Амара. — Держу пари, что тот мир полон грёбаных медиаторов. К тому же, мне бы не помешало приключение. Жизнь здесь, когда никуда нельзя выйти, уже достала меня.

— Ты могла бы позволить себе немного её изменить, — сказала Дарли. — У Кэринг Кейт есть продукт, который… — Амара пристально посмотрела на неё. Дарли сменила тактику. — Я тоже устала сидеть взаперти. К тому же у меня пропала серёжка. Симпатичная подвеска с маленькими золотыми палочками.

— А у меня пропал мой новый слуховой аппарата, — пожаловался я. — Маленький ублюдок держался около десяти минут, а потом выскользнул. И у меня нет права получить новый ещё целый год.

— Что означает, что ты и дальше будешь неправильно понимать всё, что я говорю, Барт, — сказал Джек.

— Берт, — пробормотал я.

— Одна проблема, — сказала Дарли. — Если мы отправимся в этот друговёрс — что насчёт тех юных мстителей, которые стреляют в нас каждый раз, когда мы выходим за пределы территории «Лондон Эрл»?

— Да, они просто развлекаются, — сказала Амара. — И стрелки они так себе.

— По словам моего давно пропавшего друга-физика Чендлера, — Джек снова поднял свой палец словно философ, — друговёрс находится бесконечно близко к нам. Нам даже не нужно было бы сходить с крыльца, чтобы попасть туда. Если бы мы могли найти пространственную трещину. И было бы легче, если бы мы стали меньше. Так сказать, более несущественными. Большая часть пропавших предметов, прямо скажем, крошечные с точки зрения размеров. А мы тяжёлые и громоздкие.

Дарли впилась в него взглядом.

— Ну, — глядя на неё Джек решил уточнить, — по сравнению с таблеткой блюджин. Или с зубочисткой. Или со слуховым аппаратом.

— Давайте воспользуемся наукой, — предложила Амара. — наукой об атомах. Мы полностью состоим из атомов, верно?

Джек кивнул.

— Тогда давайте просто уменьшим наши атомы! Тогда мы и сами уменьшимся.

— Это глупо, — сказал я, пытаясь быть полезным. — Атомы уже настолько малы, насколько это возможно. Как ты собираешься их ещё уменьшить?

— Твои атомы были меньше, когда ты был ребёнком, мистер умник. Всё, что нам нужно сделать, это снова сделать их такими же маленькими.

В этом вроде был смысл, пока я не задумался.

— Амара, это связано с путешествием во времени, а у тебя даже часов нет.

— Пожалуйста! — закричал Джек. — Давайте будем придерживаться моей твёрдой, как алмаз, логики. Вот факты. Дело в том, что уменьшить материал очень трудно, а уменьшать людей ещё труднее. Может быть, даже невозможно.

Дарли впилась в него взглядом.

— По крайней мере, очень трудно, — он налил нам в бокалы Early Times. — Только наука способна завести вас настолько далеко. Может быть, нам стоит просто забыть об друговёрсе.

Early Times способствует тому, чтобы что-то забыть. Мы пили в тишине, пока стрекотали сверчки. Амара постукивала ногой, следуя их ритму, когда вдруг сказала:

— А разве математика — не наука? И разве музыка не состоит из математики? В музыке можно уменьшить стопы.

Мы втроём дружно хмыкнули.

— Серьёзно. У Вадди на банджо играл один чувак-иранец. У него были огромные ноги, но он мог сделать их меньше, задерживая дыхание, когда он исполнял «Утопи щенка»

— Я ненавижу эту песню, — сказала Дарли. — Она злая и печальная. Заставляет меня чувствовать себя одиноким ничтожеством.