Вершители легенд - Тюрина Галина

Князь тут же распорядился, чтобы порубщики свое дело прекратили (а доверенному шёпотом приказал, чтоб, как только ступит дерзкая Дева озёрная на песок берега, так хватать её немедленно и от лодки оттаскивать).

Только эльфийка сходить на берег сама не стала, а сняв с шеи ожерелье жемчужное, красоты редкостной, бросила его юнцу, что сидел на носу судёнышка, и жестом царственным указала ему на князя, окружённого дружинниками и слугами.

В ту же минуту оказался в студёной воде юноша, спрыгнул без плеска единого, лодку совсем не раскачивая, и быстро поплыл к берегу.

Вышел из воды и с низким поклоном подал князю вещицу ценную. Взял князь украшение, полюбовался диковинкой. Потом глянул на недоступную красавицу. Хоть и довольно близко лодка с Девою, а взять, хоть тресни, никак не получится! Если даже бросятся воины за ней вплавь, то догнать наверняка не смогут: ударят вёслами гребцы сильные, и тут же уйдёт и скроется судёнышко скорое да вёрткое. Перевёл взгляд на парня пригожего, драгоценность принёсшего, ухмыльнулся в бороду и громко сказал:

– Маловато ты дала выкупа. Пожалуй, возьму по недоимке я ещё и гонца твоего в довесочек. А коли не согласна, то причаливай к берегу, любезная. Сойди на землю твердую и будем дальше с тобой разговаривать.

– Почему не согласна? – Улыбнулась снисходительно и лучезарно Дева эльфийская. – С радостью дарю тебе этого бездельника. Слуга он, впрочем, неплохой, расторопный, с приятным радением. А ещё он смыслит в музыке. Так что, только прикажи – не даст тебе соскучится. Только нем он совершено, не в состоянии даже звука вымолвить. Ну, так это даже к лучшему: болтать не будет лишнего. – И обратилась уже к эльфу пленённому (двое людей князя крепко схватили того за руки и удерживали): – Служи господину новому верно и преданно, с покорством полным и подобающей прилежностью. Три раза заслони от верной гибели, как мы с тобою и условились. Тогда посмотрим, годен ли в начальники…

С такими по смыслу темными словечками махнула ладонью узкой на прощание и исчезла вместе с лодкой да гребцами, как будто вообще её и не было.

Посмотрел князь – исчезло и чудесное дерево, нет и острова на озере! Как будто всё приснилось и привиделось. Сжал кулак в кармане – нет, не сон, на месте ожерельице, да мокрый юноша в зелёной курточке стоит, головой поникнувши, а ратники ему руки за спиной верёвкой скручивают.

Восвояси князь отправился и был в очень дурном настроении до самого вечера: жалел и злился, что не сподобился красу волшебную на берег выманить. Ехал и вздыхал (хоть дома ожидал гарем, да и вообще для такого как он властителя запретных женщин во всех его владеньях не было), и коня жестоко плетью взбадривал.

Так до вечера и двигались. Нового слугу княжеского везли крепко связанным, опасаясь, что коли не держать, то улучит момент и скроется, а там вернётся к своим на озеро.

Как остановились на ночлег и стали княжеский шатёр раскидывать, так развязали, наконец, юношу, и помогать постельничим позволили. Взялся за работу парень с проворством и редким усердием: так быстро всё, что поручали, наладил, что другие только удивлялись и ахали. А он тем временем уже у повара в помощниках: дичь для ужина княжеского ощипал ловко и выпотрошил, насадил на вертел и стал поджаривать (за огоньком следит в кострище «кухонном», попутно разбирается с тарелями, чтоб разложить на них кушанья всякие). А как поспело всё, так слуг, подающих трапезу, подозвав жестами, да учтиво кивнув повару, отправился он прямиком к шатру княжескому.

А князь тем временем сидел в шатре один, грустный и расстроенный (прогнал он с глаз долой не только служителей, но даже и своих сотрапезников), всё жалел, что не смог хитростью своей завлечь да заполучить Деву волшебную с озера. Как увидел эльфа, на «пороге» смиренно ожидавшего, так подозвал жестом небрежным, а когда тот подошёл (точнее подполз на коленях к ложу, не смея поднять красивую голову), протянул руку и потрепал по кудрям шелковым снисходительно.

– Породистый щенок, жалко, что не гавкаешь, – сказал, и добавил задумчиво: – Ах, как запала мне в голову твоя хозяйка бывшая! Так взыграло во мне желание, что до сих пор никак не успокоится! Всё думаю, как бы её половчее взять силой воинской аль богатством да посулами. И где теперь её искать, чтоб посвататься… Что, краля эта гордая да премудрая теперь от меня крепко спряталась? Может быть, вернуться обыскать хорошенько те холмы да озеро? Коль найдём, так что поделает её свита малая с моей дружиною?

Эльф на эти речи только отрицательно головой покачивал, сложив ладони молитвенно. Князь, наконец, заметил такое его поведение и грозно молвил:

– Ты, раб, коли ущербен уродился, так прямо в глаза смотри и отвечай своему властителю ясными жестами! Не то прикажу угостить плёткой хорошею…

Парень тут же поднял голову и кивнул утвердительно, уставившись в лицо князя ожидающе и с таким преданным и одновременно ободряюще-участливым выражением, что вдруг отпустила того тоска и похоть буйная как-то незаметно улетучилась. И не то, чтобы забыл он совсем про Деву озёрную, просто отчего-то перестал желать её так неизбывно страстно и болезненно, и от этого настроение сразу заметно улучшилось, и есть захотелось просто ужаснейше.

– Пусть подают ужин. Ступай, поторопи, – молвил князь юноше с неожиданной благосклонностью. – И поищи в клади. Был там какой-то музыкальный инструментишка. Помниться, приближённые им даже пробовали тешиться. Сыграй что-нибудь на нём. А коль взвеселишь душу и ухо порадуешь – позволю с моего стола насытиться.

Эльф голову опять склонил и ветерком из шатра выскочил, и тут же умыванье подали и ужин принесли. Не успел князь толком первый кусок прожевать, и опять увидел юношу у полога, инструмент со знанием дела готовившего. Как настроил, подтянул все струночки, так начал наигрывать такую приятную слуху тихую да нежную мелодию, что заслушался князь, сердце чёрствое растаяло…

С той поры отметил князь искусного да расторопного парня среди других своих прислужников, приказал быть рядом во время движения (юноша отлично ездил верхом и правил лошадью, и похоже, что даже не нуждался в стременах), и доверил следить за вещами личными, чистить одежду да обувку, облачать и раздевать себя, и даже вострить и подавать оружие.

А как вернулись в замок, то и там стал князь неизменно дарить бессловесного своим благоволением и не садился есть без его музыки. Так и потекло времечко… Как разбор провинностей, так кому-то тумаки, пинки да зуботычины, кому-то на конюшне хлестание, голодовка подвальная или какое другое наказание и выволочка, а слуге безмолвному в одежде опрятной зелёненькой только благоволение да кусочек сладенький, от десерта заморского редкостного князем собственноручно отрезанный. Потому эльфу другие слуги мужского полу поначалу сильно завидовали, позволяли меж собой по него всякие нелесные высказывания, и пытались выявить какие-нибудь с его стороны тайные прегрешения или свалить на него оплошность чужую или даже провинность умышленную, да с таким расчётом, чтобы ему по первое число хорошенько досталось от хозяина. Только очень уж внимателен и осмотрителен был бессловесный парень (к тому же нереально ловок и хитёр, хоть совсем не проказлив, и в пороках да лености никем не замечен), так что в злокозненные «ловушки» да на «подставы» не попадался, а уж если кто-нибудь из слуг оболгать да очернить его пытался прямо пред очами князя грозного, рассчитывая, что не сможет немой словесно оправдываться, эльф умел мимолетно так зыркнуть на обидчика, что у лжеца на время сразу что-то с разумом делалось, вспоминал он о совести и честности, начинал неодолимо виниться и каяться во всех грехах здесь же пред повелителем. Ух, и сильно же влетало после такого концерта наушнику!

Вскорости начали прислужники замковые бессловесного парня уважать, почитать, и даже побаиваться. Как благородному дорогу уступали и кланялись, хоть он и был вообще не злопамятный, на себя спесивого виду не напускал и ничего такого от них сознательно не требовал.