Вершители легенд - Тюрина Галина

С прислугой же роду женского у эльфа были совершенно особые отношения. Любая кухарка или горничная, будь то девка разбитная молоденькая или матрона степенная – ключница, юношу обходительного и ласкового, хоть и безмолвного, ликом прекрасного, телом свежего, нравом доброго, к тому же всегда трезвого и в одёже ухоженной, просто боготворили без преувеличения и, не стесняясь, чем могли помогали и всегда жаловали. Злые языки завистливые пошёптывали, что, мол, блудит парень ушлый с ними всеми в отдельности по очереди, сластями с княжеского стола приманивая, да красою своею природной для обольщения пользуясь. Только сами работницы эти злые сплетни затыкали да окорачивали, а их распространителей наказывали по-своему.

В замке, впрочем, были и другие женщины: жёны и наложницы княжеские. Жили они в специально отведенном для них помещении, именуемым «женской половиною». Были там и зала специальная для интимных утех повелителя, и малые жилые комнаты с выходом на галерею общую, и купаленка с банькою. А рядом был садик прогулочный, высокой стеною окружённый. Охранялось и обслуживалось всё это запретное для посторонних глаз «великолепие» бесполыми служителями – евнухами. Вот туда-то умный парень и близко не хаживал, и не заманить было никакими посулами.

Дни шли за днями, месяц сменялся месяцем. Наступила осень промозглая, закружил холодный ветер с дождинками. Прибавилось забот слугам: то и дело камины протапливай да дрова таскай из поленницы. Как-то князь, совсем от безделья и погоды безрадостной соскучившись, решил отправиться на половину женскую раньше всегдашнего времени, да приказал позвать слугу бессловесного. Тут же явился к хозяину покорный юноша, поклонился низко, приветствуя. А князь (был он уже подшофе) взял по-простому его за руку, да с собой повлёк на половину женскую, по дороге говоря насмешливо:

– Что-то заскучали мои курочки, нахохлились. Раззадоришь и меня и их своей мелодией. Чай, увидев, тебя, молодого жеребчика, да услышав твою музыку, кобылки из моей конюшни гривы распушат да запрыгают, так и мне сразу станет весело. Только никому об прелестях моих женщин не рассказывай… Знаю, ты не проболтаешься!

Как пришли господин со слугой в покои женские, жёны гаремные, вынужденно бездельные и в своих комнатах как в клетках запертые, действительно сильно обрадовались. А как заиграл эльф, вставший в уголочке скромненько, мелодию веселую, так стали танцевать, подпевать тоненько, в такт бёдрами покачивая, посадили господина своего на ложе богатое, и ну к нему ластиться, ублажать всячески и кубки полные подавать. Да только часто украдкой да искоса на музыканта с интересом поглядывали.

– Тпру! Кобылицы резвые! – кричал совсем уже пьяный князь, очередной кубок в рот опрокидывая. – На кого это вы всё пялитесь? Уж не на раба ли моего бессловесного? Бойтесь даже смотреть на него без моего на то желания! Лично удавлю в петле изменщицу, что паршивца осмелится щупать и спаивать!

…Проснулся князь поздним утром на том же ложе, раздетый и в окружении своих сладко спящих наложниц. Кликнул прислужников – евнухов, и первым делом поинтересовался: где же его слуга молоденький, которого он сам вчера привел сюда ради веселья и музыки, и что он ночью в гареме поделывал?

– Сразу как вы, господин, уснули, за двери женской половины выскочил и больше мы его здесь не видели. – Был ответ.

Через недолгое время вздумалось князю проверить слугу своего ещё раз на преданность. Позвал он бессловесного парня пред свои очи, подает именной перстень и приказывает:

– Иди на женскую половину. Покажешь мой перстенёк, евнухи тебя и пропустят. Развлеки моих краличек. Уж очень они просили, чтобы я ещё раз дал послушать им твою музыку. А сам я к ним сегодня не пойду, что-то мне неможется. Кольцо вернешь поутру, на завтраке.

Поклонился парень, надел перстень на руку, и пошёл выполнять приказание. А князь выждал немного, да тоже в гарем отправился. Подошёл к дверям и услышал музыку, а ещё услышал смех и визги женские.

Князь нахмурился, не стал входить сразу в дверь «парадную», а зашёл в закуток специальный рядышком и, откинув гобелен, стал в щель потайную подглядывать. И что же он узрел? Думал, что раб его тихий озорует с его же жёнами, но увидел не разврат, а игру невинную! Женщины его все вместе по кругу бегали, клубочком из шерсти меж собой перекидываясь. А кто был неловок и клубок упускал – того ждало шуточное наказание: ставили отдельно и клубками как снежками все вместе обкидывали. В этот момент визг и гам возбужденный стоял такой, что становилось не слышно музыки. Слуга же его бессловесный расположился поодаль в уголке, прислонившись к стенке и прилежно музицируя, и даже мельком глаз не поднимал, не то чтобы открыто любоваться женским игрищем…

После такого испытания, князь в честности раба совсем уверился. Стал без опаски брать его с собой на половину женскую, чтобы утоляя похоть ещё и музыкой прекрасной тешиться. К слову сказать, парень никак внешне не реагировал даже на самые откровенные действия и зрелища. Даже когда наложницы крутились вокруг него совсем нагие и, смеясь, щекотали, пощипывали, и за одежду дергали (по приказу князя подзуживая), и бровью не вёл, а уж пальцы искусные даже не разу не дрогнули, не сбились с ритма и мелодии.

…Выпал снег. По первопутку в замок привезли для князя новую пассию. Девушка была красивая и утончённая (из благородных видимо), только явно подневольная пленница. Слугу – музыканта князь с собой на женскую половину в тот вечер не взял, зато заткнул за пояс плетку многохвостую, и первая «брачная ночь» закончилась для гордой красавицы серьезными побоями, потому что не хотела она сразу беспрекословно покориться и ублажить своего нового хозяина так, как его прихоть потребовала.

Ещё две недели жестоко избитая девушка болела, и её не выпускали из специальной комнаты и вот, наконец, она более-менее оправилась, её нарядили подобающе, и она с другими жёнами стала ждать с нетерпением хозяина. В этот вечер князь с собой музыканта потребовал, сразу велел играть только бодрую музыку.

На этот раз наложница новая больше не противилась и не упрямилась, а как увидела князя, так сразу к нему в ноги бросилась, стала просить униженно прощения, целуя сапоги хозяйские. Сначала князь все хмурым и обиженным прикидывался, её жестоко отпихивал, а потом, когда она заплакала, в отчаянии моля о милости, всё же снизошёл: позволил с него обувь снять, да налить и подать чарочку (к этому моменту все остальные женщины, повинуясь жесту повелителя «испарились» по своим комнатам). Ах, как же она обрадовалась последнему его приказанию! Алый ротик расцвёл улыбкою. Наливала рукой нетвердой от волнения, и, видно из-за этого немножко у столика замешкалась.

– Что ты там копаешься, дурочка! – Князь нетерпеливо нахмурился. – Поучить опять тебя плёткою, чтобы ты была расторопнее?

Тут наложница быстро приблизилась, на колени пред ним опять бухнулась и протянула наполненный кубок рукой дрожащею. Взял его князь, да только не успел ко рту поднести и выпить. Раб-музыкант, до этого присутствующий просто как мебель, и мелодией тихой слух развлекающий, вдруг схватил с камина первую подвернувшуюся штуковину (какую-то статуэтку малую) и швырнул не прицеливаясь. Однако, попал точно в кубок. Вино плеснуло в разные стороны. Испуганный князь питьё выронил и с ногами заскочил на ложе, на котором до этого сидел обычным образом. А красавица, такого оборота дела тоже явно не ожидавшая, несколько мгновений дико озиралась, а потом, остановивши взгляд на юноше, вдруг воскликнула:

– Видно, Бог отчего-то не хочет, чтобы я с тобою, князь, расквиталась за поругание! Между тем, благоволить тебе ему совсем уж не за что!

И с этими словами она бросилась на пол и начала жадно слизывать вино разлитое, ещё не до конца впитавшееся.

– Не давай ей делать этого, оттаскивай! – заорал сообразивший, что случилось, князь (сам, однако, побоялся до девушки неистовой дотронуться) – Ведь она яд пьёт, какой мне приготовила! Если сдохнет сейчас, не смогу примерно наказать отравительницу!