Возвращение в Полдень - Филенко Евгений Иванович

Нирритийский покер не утратил еще сходства с земным прародителем, в ходу были ставки и карты, хотя колода выглядела иначе, набор комбинаций шире, а торговля велась не в пример вяло и как бы между прочим. Зато приветствовались общение на сторонние темы, выпивка и маскарадное лицедейство. За что Кратов не особенно жаловал эту расхожую на беспечной планете Эльдорадо забаву. В каноническом варианте предполагались также шумные группы поддержки игроков, но в пустовавшей доселе комнате, отведенной под игорный салон, было все же тесновато. Места хватило только на круглый стол с традиционным зеленым сукном, шесть кресел по числу игроков и мини-бар. Единственным пользователем мини-бара был Кратов, прямо сейчас перед ним стояла литровая стеклянная кружка с янтарным «Улифантсфонтейном». Остальные же хлебали каждый свое из сообразных сорту напитка емкостей: банкир тянул карамельного оттенка виски из пузатого хайбола, падре присасывался к плетеной фляжке с самогоном, бандит-пандийеро через равные промежутки времени опрокидывал стопку текилы, а леди, грациозно сдвигая вуаль левой рукой, в которой держала карты, правой подносила к хищно-алым губам высокий бокал с хересом. Дилер, связанный профессиональным статусом, не пил ничего. Над столом горела неярким красноватым светом старинная лампа в абажуре с кистями. В воздухе недвижно висел тонкий табачный туман, смешиваясь с едва ощутимым ароматом духов. Разумеется, все здесь было иллюзией, фантоматикой, виски и херес не убывали, а выпитая стопка тотчас же наполнялась сама собой, лица, костюмы и повадки игроков утрированно сочетались с их амплуа, хотя видно было, что Эйб старался как мог. Реален был лишь Кратов со своим пивом, сдвинутой на спину фетровой шляпой, двумя бутафорскими «миротворцами» на поясе и общим ковбойским прикидом, в котором он ощущал себя полным идиотом до первого вынужденного сброса карт.

– Каре гнедых, джентльмены, – объявил банкир, которого звали мистер Абрагам. Сухой, тонколицый, экономный в движениях, вероятнее всего, он и был базовой реинкарнацией Эйба, тогда как все прочие являлись репликами.

– А как вам это, сэр? – осведомился отец Амадеус, выкладывая перед собой контр-каре белой масти.

– Кто вам послал мраморного туза, падре? – проворчал пандийеро, нервно почесываясь за воротом зеленой шелковой рубахи. – Ваш персональный искуситель?

– Не святотатствуйте, Альфонсо, – ответил отец Амадеус и потянулся за фляжкой. – Всевышний помогает праведникам. А вы все здесь нераскаявшиеся грешники, и ваши шкуры негде клеймить…

– Господа, вы ведь не станете укорять слабую женщину, не так ли? – промурлыкала леди Алетея, с неторопливым наслаждением, карта за картой, открывая дабл-хаус со старшими тузами.

Мужчины застонали, падре вскинул руки над головой, а пандийеро Альфонсо в отчаянии звонко приложился лбом о столешницу. Кратов хлебнул пивка, еще раз заглянул в свои карты и со вздохом подтолкнул их дилеру. Имени, равно как и запоминающегося облика, у дилера не было вовсе, он сидел в тени и сам выглядел скорее тенью, нежели человеческим подобием. Руки в белых перчатках, впрочем, были вполне обычными и с колодой управлялись на загляденье.

Банкир, склонясь к плечу Кратова, сказал вполголоса:

– Эта ушлая девица выигрывает третью раздачу подряд. Как вы полагаете, сэр, нет ли здесь сговора?

– Не думаю, – отозвался Кратов. – С кем бы ей здесь было сговориться? И, главное, когда?

– Да хотя бы с тем же дилером. Для того у дамочки была бездна времени. Вы ведь не питаете иллюзий насчет ее времяпрепровождения до начала игры? Ну, там, книжки, пяльцы, макраме?

– Пожалуй, соглашусь. Но в таком случае я здесь единственный, кто вне подозрений, разве нет?

– Я-то определенно равнодушен к ее чарам. Надо ли объяснять, почему? («Надо», – сейчас же подумал Кратов.) А вот этот субчик в шелках… да и падре чересчур по-отечески заглядывает ей в декольте.

– Эй, о чем вы там шепчетесь? – сердито закричал пандийеро. – Если об игре, то это запрещено. Мигом вылетите из-за стола оба!

– Хотел бы я это видеть, – философски заметил банкир. – Как вы, дон Альфонсо, станете лапать своей призрачной дланью этого более чем материального джентльмена за рукав.

– Никогда не любил процентщиков, – объявил пандийеро в пространство. – Вас-то я выдворю за милую душу, и не пикнете. Понимаете, сеньор Консул, когда у человека за душой нет ничего, кроме большого сейфа с чужими деньгами, он начинает мнить о себе бог знает что, будто он владыка мира и со ста шагов попадает в пуговицу. А выведи такого в чисто поле, дай ему в руки добрый старый «уокер», и он из шести зарядов все шесть отправит в белый свет, как в копеечку, хотя бы даже ему угрожала верная смерть.

– Угомонитесь, дон Альфонсо, – сказал банкир. – Не спорю, в оружейной дуэли вы одолеете всякого, но не забывайте о закладных на ваше ранчо.

– Да я-то не забуду, – сказал пандийеро угрожающе. – А забуду, так вы напомните. К смертному одру заявитесь и напомните…

– Не торопитесь к престолу Всевышнего, несчастный богохульник, – добродушно промолвил падре. – Я тоже могу кое о чем вам напомнить. Например, что вы не были на исповеди с позапрошлой зимы и все это время, как мне думается, неустанно грешили.

– И я даже могу сказать, где, когда и с кем, – проронила леди Алетея, с деланным смущением отворотивши в сторону завуалированное лицо.

– А вы что молчите, мистер Консул? – спросил банкир, веселясь. – Наверняка и у вас найдется пара слов для нашего славного Альфонсо!

– Я бы предпочел вернуться к игре, – сказал тот. – А то, неровен час, корабль наш прибудет в пункт назначения, а я к нему не готов и занят черт-те чем.

– Не черт-те чем, – проворчал пандийеро, – а благородной игрой в приличном обществе.

– Не беспокойтесь, сэр, – сказал банкир. – Нас непременно оповестят о наступлении столь значимого для всех события. Причем оповестят в форме, не оставляющей простора для вольных интерпретаций.

– Кстати, об интерпретациях, – наставительно произнес падре. – Вы уже решили, сын мой, чего ждет ваша взыскующая натура от этой миссии? Иными словами, что вы рассчитываете увидеть по прибытии?

– Это вопрос вопросов, – сказал Кратов рассеянно. – И я не готов обсуждать его с… э-э… м-м-м…

– С когитром? – участливо подсказал мистер Абрагам. – Но почему бы нет? Собеседник не хуже других. Умный, образованный.

– Любезный, – добавила леди Алетея. – Галантный. Обходительный. Знает, как вести себя с благонравными девицами, не то что некоторые.

– Если это камень в мой огород, – напыжился пандийеро, – то он не по адресу. Вы прекрасно знаете, дамочка, свое происхождение, и я его знаю, и могу сказать, что благонравия в нас примерно поровну…

– Это я и имела в виду, – скорбно промолвила леди Алетея. – Кое-кто, не стану указывать пальцем, напрочь лишен всяких представлений о манерах.

– Не слушайте этих бедных нечестивцев, сын мой, – сказал отец Амадеус, обращаясь к Кратову. – Они так много болтают, ибо тяготятся своими прегрешениями и страшатся держать ответ перед Создателем. Будь я столь же неправеден, то нес бы всякую чепуху, не умолкая ни на миг, а уж у меня, поверьте, язык подвешен всякому на зависть. Если бы в их иллюзорных головах обитала хоть капля рассудка, они и сами догадались бы, что балаболят единственно из страха, в надежде заглушить часто повторяющимися и бессмысленными звуками свое смятение в предчувствии неминуемого и ужасного конца.

– Вот оно что, – сказал Кратов одобрительно. – Когитр высказывает гипотезы! Например, что в Белой Цитадели мы встретим Создателя вселенной.

– Не просто Создателя, – падре со значением воздел палец, – не холодного сапожника, вытачавшего мироздание в меру своего ремесла. Но бога, и не просто бога, а Бога, то есть высшее существо, говорить и думать о коем надлежит в степенях превосходных, строго с прописной буквы.

– Гипотеза не хуже прочих, – заметил банкир, пожимая плечами. – Не скажу, что разделяю ее, но она хотя бы наполняет акт изначального творения, когда свершилась самая первая репликация метрик, неким смыслом.