Крик потревоженной тишины. Книга 1 - Дубравин Матвей

– Я еду, еду к тебе, о Столица! – прошептал Ахель. Он уже не взвешивал рыбу, а не глядя клал её в корзину.

– Это вы – Ахель? – внезапно услышал он спокойный, но строгий бас с хрипотцой.

Голос вывел его из задумчивого состояния. Ахель обернулся. В туманных клубах стоял пожилой человек. Он был худым, сморщенным, почти лысым и носил длинную бороду, но неухоженным его назвать было нельзя.

– Я имею честь видеть старосту? – иронично поинтересовался Ахель.

– Имеете, имеете. Знайте: я вами очень недоволен. Особенно теперь, когда вы не только стали злостным нарушителем наших порядков, но и отказались прийти ко мне сами.

– Я мог бы оспорить оба пункта, – пожал плечами Ахель и, чтобы показать своё пренебрежение, вновь закинул удочку, – более того, я так и сделаю. Особенно меня коробит второй из них: я не отказывался от встречи с вами. Более того, мне её никто и не предлагал вовсе.

– Ложь! – крикнул староста. – Бесстыдная ложь. – Басистый голос взял несколько высоких ноток.

Некоторые рыбаки, которых Ахель не видел в тумане, так как завеса всё сгущалась, подошли к ним, чтобы вникнуть в суть дела. Одним из них оказался Талл. Гарпа среди них Ахель не заметил. Очевидно, его не было сейчас на озёрах, иначе он бы не пропустил возможности похохмить.

– Я сам спросил, – продолжал староста, – можете ли вы подойти ко мне, и вы ответили отказом.

– Да не было такого! – возмутился Ахель явным поклёпом. – Сами рассудите: я вас вижу впервые, писем вы мне не посылали. Только один раз посыльного. Но и он лишь передал мне лист с долгами и не более. Его звали Талл. Он, кстати, стоит здесь.

Талл понял, что и сам может перехватить порцию гнева, и решил расплыться в тумане, для чего уже ступил несколько шагов назад, но староста его заметил.

– Иди сюда! Да не робей: ты же не как обвиняемый идёшь, а как свидетель наглого поступка этого напыщенного человека Агеля!

– Я Ахель, – поправил его невольный подсудимый, пока Талл подходил к ним.

– Мне нет до этого дела. Скажи спасибо, что хоть так помню, – ответил староста. – Так вот, Талл, ты же помнишь: я тебя спросил, подойдёт ли Ахель сам ко мне. Ты сказал, что он категорически против и требует, чтобы я сам пришёл к нему. Было такое?

– Было, – помешкав, ответил Талл.

– Это уж он от себя придумал, – возмутился Ахель. – Я такого не говорил.

Староста понял, что спорить на эту тему смысла нет. Всё равно правды он не добьётся, поэтому он отослал Талла назад.

– Я вот что хочу сказать, – продолжал Ахель. – Я порылся в документах про ваше селение. Ни один из них не имеет официального статуса. Они – как надписи на заборе. Только на бумаге. Правда, именно на заборе они и расклеены. Поэтому вы – не староста, а нормы ловли не существует. Община не создана, я не должник, сети ставить можно какие угодно…

– Стой! – оборвал его староста. – Это я и сам знаю. Но ведь тут всё держится на всеобщей крепкой дружбе, и настоящие законы ни к чему.

– Хороша дружба, ничего не скажешь. По мне, это называется превышением полномочий. Их у вас нет, поэтому всё, что вы делаете, – это превышение. Любое ваше слово, записочка, взгляд – это превышение. Так что тут всё как раз наоборот: я не нарушаю ничего, вы нарушаете всё, что только можно. Кстати, как там моя сеть? – Ахель посмотрел на сеть и увидел, что пора её вытаскивать. Результат был удивительный: рыба забила её доверху. Ахель с трудом вытащил сеть на берег. – Как видите, дела у меня идут хорошо. Килограммов сорок я сегодня уже поймал. Так что и ваши жалкие долги я мог бы отдать, но они существуют только в вашем воображении.

– Уйдите все отсюда! – приказал староста. – Я хочу вразумить его наедине.

Люди нехотя разошлись. Ахель вновь забросил сеть и продолжил рыбачить, вытаскивая рыбу одну за другой. Он не понимал, как это происходит, но испытывал гордость. Особенно сейчас, перед старостой. Единственное, что смущало, – это неприятный запах, который всё усиливался. Это был запах тины, которой тут обычно бывало не много. Теперь же вода будто начала зеленеть и пахнуть. Вскоре Ахелю стало невмоготу и захотелось уйти.

– Ты можешь не ловить рыбу, пока я с тобой разговариваю? – намекнул староста на непочтительное поведение Ахеля.

– Не бойтесь, вы мне не мешаете, – сказал Ахель.

– Может, мне вообще уйти? – надавил староста селения.

– Без проблем, – пожал плечами Ахель. – Мне и одному неплохо ловится. – Он глянул в сеть. – Полная! – отметил он и вытащил ещё несколько десятков килограммов улова. Другие рыбаки ловили в этот день как обычно. – У-у! Да я прямо сегодня весь долг отдам. Тут, я думаю, будет уже под девяносто.

– Слушай внимательно, – невозмутимо произнёс староста, будто пропустив мимо ушей последние слова Ахеля. – Все твои рассуждения прекрасны ровно до тех пор, пока ты не выйдешь из своей избы на улицу. Там они перестают работать. Да ты хоть целый том про это напиши, а если я скажу бросить тебя в реку – тебя бросят. Чтобы ты мог мне перечить, ты должен либо проявить чудеса агитации, либо заручиться чьей-то поддержкой. Я в своё время как раз чудеса агитации и проявил. Именно яркие поступки и движут всем. Убедительные слова – тоже поступок. Те, кто думает, что слова не имеют ценности, всю жизнь таскают тяжести, и их слова действительно не имеют ценности.

Ахель отложил удочку. Староста предстал перед ним в своём истинном обличье умного человека, которого интересно было слушать. Ахель, однако, понимал, что такая возвышенная речь – лишь способ самоутверждения, но способ не пустой. Ахель готов был подписаться под каждым словом этого человека, которого при этом не переставал считать своим врагом.

– Понимаешь? Ценность – в действиях. Я в своё время действовал и теперь достиг того, что ты видишь. И официальные бумаги мне не нужны. Люди верят в мою систему, а знаешь почему? Да потому что я не просто убедительно её преподнёс, но и сам искренне в неё верю: она, сдаётся мне, просто прекрасна! А что делаешь ты? Ходишь с напыщенной миной на лице, хотя сам такой же, как и мы. Даже не знатный – ты тоже человек первого ранга, даже не второго, как наши торговцы. И ты делаешь вид, что умнее всех, предлагаешь свои правила, «ломаешь» систему. А чем ты её ломаешь? Словами, которые только настраивают всех против тебя? Подумай об этом, дружочек. Ты лишь глупо себя ведёшь. А вот моя речь – конструктивна.

Ахель немного опустил взгляд, потому что староста методично проходился по всем его изъянам, которым сам он не придавал значения.

– А торговцы, – продолжал староста, – так просто никого не забирают. Поэтому от нас трудно уехать. Такого, как ты, точно не заберут. Так что не порть отношения с нами. Чтобы сломать мою систему, нужна кувалда, а твоё поведение тянет максимум на резиновый молоточек. Эй, там! – крикнул он жандармам, проходящим мимо. – Взвесьте улов этого паренька!

Ахель вытянул третью сеть, тоже полную. Вода пахла уже совсем противно, голова болела. Но жандармы не спешили к его сети: им и так нужно было много всего взвешивать.

– Я даже дам тебе шанс, – внезапно сказал староста. – Шанс начать новую жизнь. Я снимаю с тебя дополнительный ежедневный килограмм. Теперь ты должен, как и все, по десять. А твой долг, как бы это забавно ни звучало, уменьшается со ста двадцати одного до ста двадцати килограммов. Но зато это тебе в будущем облегчит отработку.

– Спасибо за совет. И за скидку. – Последним словом Ахель хотел придать фразе комичный оттенок. Он правда хотел поблагодарить старосту, но унижаться не хотел. Он был уверен, что староста хотя и мудр, но напыщен, а потому слово «спасибо» могло унизить Ахеля в его глазах, хотя ничего плохого в этом слове нет.

– Сколько там? – спросил староста.

– Восемьдесят, – ответил ему один из жандармов.

– Забирайте, – распорядился староста. – Вот видишь: тебе сама жизнь намекает на исправление. Осталось всего сорок. Правда, каждый день эта цифра будет увеличиваться на десять, но такими темпами ты уже завтра всё преодолеешь. А теперь прощай!