Системный Кузнец IV
Глава 1
Несмотря на сгущающиеся сумерки, на широкой равнине, что пролегала меж двух усыпанных соснами холмов, снег начал подтаивать. Подул тёплый встречный ветер, несущий с собой запахи мокрой листвы, сырой земли и чего-то горьковатого, похожего на полынь.
Главный тракт вел в сердце королевства, но из разговоров, которые улавливал между людьми, что шли в колонне, выяснил — скоро колея должна свернуть направо, в сторону тех самых холмов.
Столица провинции располагалась не в низине, а выстроена у подножия одного из высоких каменистых хребтов, на вершине которого и был возведён Чёрный Замок. Нам ещё только предстояло его увидеть.
Но суть была в том, что столица Каменного Предела не была такой уж радужной, как могло представляться — её окружали суровые каменные равнины. Лишь с южной стороны, под влиянием хребтов, защищавших от северных ветров, было достаточно тепло — лето там комфортнее, и даже располагаются какие-никакие поля. Соответственно, и ворот у города двое: Южные, «тёплые», и Северные, «холодные» — пейзаж за каждым из них разный, но зимы в самом городе, как говорят, суровые.
Всё это узнал, слушая разговоры людей, которым довелось или слышать о Замке, или бывать там. Например, от Ларса — парень шёл рядом понурый и молчаливый — видимо, всё ещё корил себя за то, что покинул деревню. «Я для всего этого трусоват, Кай,» — признался мне часом ранее. — «Могу содрать кожу с огромной туши, разделать её, но при виде… мёртвых… людей… мне становится дурно».
А вот Ульф, шедший возле телеги, казалось, был в восторге — здоровяк то и дело тыкал огромным пальцем в сторону и окликал меня: «Кай, Смотри! Птица! Большая!» или «Кай! Дерево кривое!». Я смотрел, одобрительно кивал и снова погружался в размышления.
К ночи идти стало почти невозможно. Как раз в тот момент, когда добрались до той самой развилки, колонна остановилась по приказу капитана. Люди, шедшие по бокам от телег, тут же со стонами облегчения опустились в грязь. Последний час пути был особенно трудным — снег подтаял, и деревянным колёсам приходилось месить вязкую жижу. Колонна иногда останавливалась, чтобы вытащить ту или иную телегу из кочки, в которой повозка увязла по ось.
Люди измотаны — шли в темноте и тихо перешёптывались, бросая полные ненависти взгляды на солдат, что неподвижно восседали на своих высоких лошадях. Чувствовали ли беженцы себя предателями, покинувшими родное место? Или, наоборот, осуждали тех, кто остался, считая, что те обрекли себя на верную смерть? Думаю, и то, и другое, и от этого людям приходилось ещё тяжелее.
Всадники, как тёмные стражи, то и дело проезжали мимо бесконечной колонны повозок — о чём-то вполголоса переговаривались, указывая копьями во тьму. В темноте трудно разобрать, что конкретно солдаты решают, да и говорили мужчины нарочито негромко. А я с удивлением понял, что за все пять или шесть часов пути даже не вспомнил о возможном нападении падальщиков — так увлечён новыми мыслями и ощущениями, что появилось ложное чувство безопасности. Будто раз удаляемся от гор, то и вероятность нападения становится ниже.
— СТОЯНКА! — скомандовал один из солдат, спрыгивая с лошади. Зажёг от кремня факел и начал обходить уставшие упряжки.
Люди, до этого шедшие в апатии, тут же оживились, начали озираться по сторонам, задавать вопросы.
— Здесь что ль? Прямо на дороге⁈
— А сколько стоять-то будем? Всю ночь⁈
— А если твари нападут⁈ Вдруг их тут тыща! Вы ж не справитесь! — почти срываясь на крик, заголосила какая-то женщина.
— Приказ капитана — стоянка! — отрезал солдат, и свет факела выхватил раздражённое лицо. — Огонь не разжигать! Спать в повозках или на земле, рядом с телегами. И тихо!
Мужик прошёл мимо меня — почувствовал идущий от воина запах пота, кожи и нервного напряжения. Солдат скрылся в конце колонны, и лишь огонёк факела ещё некоторое время плясал во тьме, пока не погас.
— Как же ж без огня-то⁈ — хлипким голосом причитала та же женщина. — Окоченеем же!
— Перетерпим, — грубо оборвал стенания какой-то мужик. — Сказано — значит, так надо, дура.
Осмотрел в темноте нашу повозку — там, между ящиками с инструментами и узлами, виднелся маленький карман, куда и намеревался занырнуть, чтобы прикорнуть. Вот только как быть со здоровяком Ульфом? В эту щель тот точно не влезет.
Вздохнул, подошёл к парню и прошептал:
— Ульф, слушай. Давай сделаем так — сейчас сложим то, что не боится сырости, на землю у телеги, накроем на всякий случай, а сами устроимся в ней. На земле лучше не спать, холодно будет очень.
Думал в первую очередь про молотобойца — сам-то, наверное, мог бы и на земле устроиться. Вот только опасался, что к утру вокруг образуется огромное чёрное пятно от растаявшего снега.
— Давай, — низко прогудел Ульф.
— Тс-с-с… — приложил палец к губам. — Твари могут услышать. Постараемся быть потише.
Парень кивнул, но я увидел, как в наивных глазах блеснул огонёк — для здоровяка, кажется, всё это — захватывающее приключение.
Мы, стараясь не греметь, начали стаскивать с телеги то, что не боялось сырости: мешок с камнями, связку кричных заготовок, несколько испорченных поковок. Сложили это всё у колеса и накрыли большим куском просмолённого брезента, который нашёл в кузне.
Затем забрались на телегу. Ульф занял почти половину свободного пространства, даже свернувшись калачиком. Я же юркнул в узкую щель между деревянными деталями от мехов и большим ящиком с инструментами. Угол ящика больно давил в плечо — долго ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, и удалось найти сносное положение, только когда перевернулся на бок.
В колонне ещё долго слышался тихий шорох и приглушённый шёпот. Люди устраивались на ночлег.
Уснуть не мог — лежал, наверное, час. Тёплый южный ветер иногда задувал под полог телеги, принося живые запахи мокрой листвы и далёких трав, а запахи будили мысли о будущем.
«Наверное, завтра снег совсем растает, если так пойдёт,» — думал я. — «Неужто ранняя зима отменяется? Что же это тогда было?»
Вот бы снова увидеть зелень. Услышать стрекот кузнечиков, а не тварей. Вот бы никуда не бежать, а просто заниматься делом. Может быть, даже познакомиться с кем-нибудь, с какой нибудь девушкой например — постарше конечно, чем Кай, лет эдак двадцать хотя бы. Тренироваться. Практиковать…
И когда одна за другой начали приходить простые мысли о мирном будущем, сам того не заметив, провалился в спокойный сон.
Проснулся, когда рассвет только-только начал процарапываться сквозь мрак — розовый отблеск на сером небе, но его хватало, чтобы можно разглядеть тёмные силуэты людей и телег. Вдалеке, вверх по колонне, были слышны хриплые окрики.
— Подъём! Подъём!
Люди зашевелились. Послышались недовольное ворчание и чавкающие шаги по раскисшей земле. Огляделся: и вправду — снег за ночь тут и там подтаял, и из-под него виднелись проплешины сухой травы, а в некоторых местах целые клочки ещё насыщенной зелени, усыпанной мелкими разноцветными цветами. Некоторые из них тускло светились в утреннем полумраке.
В серо-розовом небе застыли перистые облака — не просто термин из метеорологии, а действительно, будто несколько волнистых перьев кто-то расстелил над бескрайней равниной.
Где-то далеко, там, куда уходила основная дорога, на вершине холма высилась сторожевая башня, и на ней горел огонь — сигнальный маяк. Насколько знал, огонь в таких башнях зажигали в случае беды, почему же горит сейчас?
Люди начали спрыгивать с повозок, недовольно перешёптываясь.
— Все внутренности себе отморозил, — гундел какой-то мужичок, потирая бока.
— Ну, слава духам, пережили ночь, — шептала женщина, склонившись над двумя маленькими девочками и поправляя тем платки. — Скоро… скоро приедем.
Тоже спрыгнул с телеги, толкнув спящего как сурок Ульфа, и принялся затаскивать наверх нашу поклажу. Сонное лицо гиганта показалось из-за ящика. Затем парень, как маленький мальчик, не раздумывая, спрыгнул грузным телом в слякотную грязь, разбросав во все стороны комья снега. Молча принялся помогать — погрузились довольно быстро.
