Системный Кузнец IV (СИ) - Мечников Ярослав

— Кузнец-то молодой всё с «тугодумом» шастает, — послышались недобрые смешки.

Люди остаются людьми. Даже в такой ситуации найдут момент, чтобы позлорадствовать — это немного задело, но решил проигнорировать. Сейчас нужно думать совсем о другом.

Мы прошли между створками ворот — тьма почти полностью накрыла место. Внутри в железных держателях на стенах и столбах горели смоляные факелы, выхватывая из мрака утрамбованный до состояния камня внутренний двор, что был окружён двухэтажными постройками из просмолённого дерева. С одной стороны — массивная конюшня, с другой — таверна, из окон которой лился жёлтый свет. Двор большой, но явно не настолько, чтобы вместить все телеги — теперь понял, почему Грифоны велели оставить их снаружи.

Всадники вели уставших, но гордых лошадей в конюшню. Наши погонщики, под охраной нескольких солдат, остались позади, распрягая измождённых до предела кобыл и мулов, что уже полтора дня тянули груз.

— Проходим, проходим! Не задерживаемся! — раздавался нетерпеливый голос одного из солдат — мужик с рыжими усами держал в руке чадящий факел, освещая путь. — Слушай сюда, народ!

Воин остановил поток людей и громко начал инструктаж:

— Справа, в большом сарае, — ткнул факелом в сторону длинного строения, — общие кровати для сна — места хватит всем. Сваливаете узлы там и располагаетесь. Женщины и дети — на второй ярус, мужики — на первом. Без разговоров!

Обвёл толпу тяжёлым взглядом.

— В главном здании, в таверне, — кивнул на строение, откуда лился свет, — выдают еду: миска похлёбки и кусок хлеба на каждого. Платить не надо — барон угощает. Но учтите: кто поел — сразу на выход, нечего там просиживать! Дайте поесть другим!

— И последнее! — голос стал ещё жёстче. — Никаких драк, никакого воровства, никаких пьяных воплей. Поймаем — будете ночевать на улице, привязанными к столбу. Здесь армейский порядок. Утром по первому сигналу всем быть на ногах. Вопросы есть? Вопросов нет.

Люди вглядывались в тёмные строения.

— Туда он сказал⁈ — спрашивал глуховатый старикашка уставшего от дороги сына. Мужчина был бледен и, казалось, чем-то болен — то ли простыл в пути, то ли ещё не до конца отошёл от «вечного сна».

— Туда-туда, отец. Вон там — жрать, а там — спать, — устало отвечал он, лишь бы дед отстал.

— Там ЖРАТЬ⁈ — переспросил старик, лицо оживилось.

— ТАМ! — взорвался сынок.

— Ага-ага, — довольно закивал старичок.

— Мам, есть хочу… — слышались со всех сторон детские голоса.

— Сейчас хорошо покушаем, мой хороший. И спать будем тепло и крепко, — вела совсем маленьких деток под руку черноволосая женщина. Под глазами тёмные круги, но мать из последних сил улыбалась детям.

Народ начал стягиваться к сараю-казарме, чтобы занять места.

— Кай, — окликнул меня Ульф. Мы стояли у самых ворот, глядя на суету.

— Что, Ульф? — спросил, посмотрев на детину снизу вверх.

Тот широко и счастливо улыбался.

— Брик сейчас с нами — я его видел, — прошептал молотобоец. — Он сказал, что будет с нами всегда. Ему папка разрешил!

Ульф сказал это с такой верой, будто то было чистой правдой, а я застыл на месте, не зная, что ответить. Просто молчал, обескураженный заявлением, а затем брякнул первое, что пришло в голову:

— Это… это хорошо, Ульф. Это… — запнулся, а затем почувствовал, как на душе становится очень тепло. — … рад, что он с нами, старина. Брик будет за нами приглядывать.

Подошёл к здоровяку и тихо прошептал:

— Может быть, даже… будем находить оставленные им для нас вкусности… как думаешь? Возможно такое? — заговорщически подмигнул детине.

Ульф раскраснелся от возбуждения.

— Брик! Брик он может, Кай! Он точно может!

Я улыбнулся. Мы пошли в казарму — огромный сарай, в котором пахло сеном, потом и сыростью. Выбрали две пустые койки в дальнем углу.

Вечером, в гудящей от сотен голосов корчме, поели — большой очаг в центре зала, длинные столы и лавки, тусклый свет от десятков масляных ламп. Нам выдали по миске горячей чечевичной похлёбки и по большому куску хлеба. Ели в тишине.

А ночью, когда Ульф, уставший и довольный, спал, тихо посапывая, я аккуратно, стараясь не скрипнуть досками, подобрался к лежанке паренька и положил у его лица маленький кусочек вяленого яблока, который выменял у одного старика на пару гвоздей.

Глава 2

Ночью снились сияющие города, летающие над ними драконы с чешуёй, похожей на самоцветы и огромные птицы. Солнце высоко поднималось в лазурном небе, словно гигантский золотой шар, и освещало всё вокруг. Мраморные стены, широкие, каменные улицы — всё сверкало в лучах. Я стоял на шпиле высокой башни и разглядывал это великолепие с головокружительной высоты.

Затем эти светлые грёзы начали таять, их сменил настойчивый звук — частая дробь, будто дождь барабанит по крыше.

Вместе с этим звуком во сне пришли крысы.

Грызуны бегали в вонючем сарае по гнилым деревянным доскам, вынюхивая, что съесть. В сарае были и другие люди — те спали прямо на соломе, сбившись в кучу в углу. Многие храпели, а крысы подбегали к спящим телам, принюхивались, тихо пищали и бежали дальше. Картина вызывала тревогу и отвращение.

А дробь тем временем становилась всё громче и сильнее.

И тут меня кто-то резко схватил.

Рука зажала рот. Глаза тут же открылись, но я ничего не видел — тьма.

Инстинкт сработал раньше, чем разум. Дёрнулся, и в тот же миг из «внутреннего горна» вырвалась вспышка Огненной Ци, за секунду заполнив тело. Вцепился огненными руками в державшего меня человека и с яростным рыком отшвырнул в сторону, от чего тот громко вскрикнул.

Именно в этот момент понял — это уже не сон. На меня действительно напали.

В темноте казармы различил тёмный силуэт. Лицо во мраке, но видел перепуганные глаза — парень лет восемнадцати — видимо, пытался тихонько пробраться к моей поклаже, где я спал, и теперь был в полном шоке.

Другой — тот, которого отбросил, лежал в нескольких метрах на досках — руки и плечо воришки едва заметно тлели, освещая искажённое болью лицо. Парень катался по полу, пытаясь потушить себя, и скулил как побитый щенок.

Я бросил взгляд на того, кто был рядом. Во тьме разглядел пепельно-белые волосы, сломанный нос и маленький шрам над бровью. Парень медленно убрал руки от моего мешка с деньгами и выставил перед собой в примирительном жесте.

— Не надо! Не надо, прошу!

Не слушая его лепет, резко схватил паренька за шкирку одной рукой. Ладонь ещё светилась оранжевым светом и была раскалена. Грубая рубаха под пальцами тут же задымилась, и по сараю поплыл едкий запах палёной ткани.

Уже послышались шорохи — люди просыпались. Дождь барабанил по крыше и стенам казармы, но этот шум не мог заглушить происходящего. Тот второй, что тлел на полу, вдруг резко подскочил и, не разбирая дороги, с воплем ужаса дал дёру в сторону выхода, скрывшись в темноте.

Парень, которого держал, в испуге схватился за мою руку, пытаясь её отбросить, но тут же с шипением отдёрнул пальцы.

— А-А-Й! — воришка принялся трясти обожжённой ладонью.

— Ты кто⁈ Какого хрена было надо⁈ — прошипел я, стараясь не привлекать слишком много внимания. Уже поздно — кто-то чиркнул огнивом, и в дальнем конце казармы зажглась масляная лампа, осветив испуганные и сонные лица.

— Вы что там устроили⁈ — послышался хриплый голос. — Сказано же было — никаких драк, пьянь подзаборная!

Одним резким движением отшвырнул паренька от себя — тот отлетел, врезался спиной в деревянную койку и, кажется, ещё головой приложился. Застонав, схватился за макушку обожжёнными ладонями, а затем, увидев, что на шум встают другие, тоже резко бросился к выходу.

— Стоять, урод! — тот мужик, что зажёг лампу, дёрнулся за воришкой. Послышались быстрые шаги по скрипучим доскам, затем глухой удар и звук падения.

Тут же со всех сторон послышались встревоженные голоса.

— Что такое⁈ Что случилось⁈