Системный Кузнец. Трилогия (СИ) - Мечников Ярослав

Сердце зашлось радости, когда понял – теперь у меня есть собственный колодец. Не нужно больше тащиться на холм, стоять в очереди и ловить на себе косые взгляды.

Посмотрел по сторонам – дворик прилегал к соседскому, отделённый лишь невысоким плетнём. Там, на скудных грядках, росли последние овощи: несколько кочанов капусты, торчали из земли фиолетовые спинки репы, да зеленел пучок упрямого лука, не желавшего сдаваться холодам. Сейчас там никого не было.

Вновь скинул мокрую рубаху и штаны, оставшись в одних портках. Поднял ведро, в котором ещё оставалась вода, и, зажмурившись, вылил на себя. Ледяная жидкость обожгла разгорячённую кожу, смывая липкий пот и усталость. Шумно выдохнул, чувствуя, как тело приходит в тонус, затем оделся, набрал в колодце полное ведро свежей воды и отнёс в дом.

Теперь нужно провести ревизию – понять, чем я, собственно, владею. Внимательно осмотрел единственную комнату дома Гуннара, стараясь определить, что можно использовать для жизни, для готовки и для быта.

Это берлога одинокого мужчины, где не было ничего лишнего, но всё было крепким и функциональным. В центре комнаты стоял массивный стол, окружённый тремя грубыми табуретами. В углу возвышался большой, каменный очаг с чугунным крюком, на котором висел почерневший от сажи котелок. Рядом с очагом на стене – связка поленьев для растопки и кочерга, выкованная, очевидно, самим стариком.

На деревянной полке хранился кухонный скарб: несколько глиняных мисок и кружек, две тяжёлые деревянные ложки, большой нож с потемневшим от времени лезвием и доска для резки, вся в глубоких царапинах. В углу комнаты два больших бочонка – один с водой, другой, судя по запаху, с квашеной капустой, и несколько мешков с зерном и сушёным горохом.

Главным сокровищем была кровать – настоящая, а не куча соломы. Грубо сколоченный из досок каркас, на котором лежал толстый тюфяк, покрытый плотным шерстяным одеялом и волчьей шкурой. У изголовья, на стене, висел затупленный боевой топор – то ли память, то ли оружие последней надежды. А у подножия кровати большой сундук, который, как я знал, служил и скамьёй, и гардеробом, и сейфом.

«Место, в котором можно спокойно пережить зиму,» – простая мысль принесла облегчение. Но тут же поймал себя на том, как отвратительно пахнет моя собственная одежда – смесь пота, дождя и и сажи.

Решил не откладывать в долгий ящик, первым делом – привести себя в порядок. Где живёт та самая женщина, что делает одежду – не знал, поэтому направился в единственное место в деревне, где можно узнать что угодно – в таверну. Хозяйка Фрида в прошлый раз, как показалось, отнеслась ко мне более‑менее сносно, почти защитив от нападок Финна – может, и сейчас чем‑то поможет. Заодно и пущу слушок о том, что кузне требуются помощники.

Подойдя к двери трактира, замер – внутри было совершенно тихо – ни гула голосов, ни смеха, ни споров, ни даже стука кружек. Толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь.

Таверна пуста. За одним из столов, протирая деревянную кружку, сидела в одиночестве Фрида. На мой приход та даже не подняла головы – это крайне странно.

– Здравствуйте, – голос прозвучал в пустом зале неестественно громко.

Женщина медленно обернулась, брови удивлённо приподнялись, а затем она снова нахмурилась.

– А, это ты, – сказала низким и уставшим голосом. – Чего тебе, сын Арвальда?

Прошёл внутрь, оглядываясь – когда здесь никого нет, таверна выглядит и ощущается совершенно иначе – это уже не живое сердце деревни, а просто большое помещение, пахнущее кислым пивом и вчерашним дымом. Странно, неужели всё из‑за утренних событий? Людям просто не до посиделок, и даже не до еды.

Подошёл к стойке и встал в полутора метрах от Фриды, оперевшись спиной о дерево.

– Не знал, куда ещё идти.

Фрида отложила ложку и посмотрела на меня безразличным взглядом.

– Обычно сюда так и приходят, когда не знают, куда больше идти, – криво усмехнулась, но в глазах не было веселья. – Ничего нового, щегол. Говори, что хотел.

– Я не об этом, – решил как можно скорее перейти к делу. – Мой мастер уехал в Чёрный Замок. Теперь в кузне… – запнулся, подбирая слово, – придётся хозяйничать мне. – Демонстративно посмотрел на свою одежду. – А раз уж я теперь здешний кузнец, мне бы и одеться посолиднее – эта вся вонючая, грязная и рваная.

Трактирщица медленно окинула меня взглядом с ног до головы, задержавшись на дырах и грязных пятнах, и снова отвернулась, потеряв всякий интерес.

– Ну, с этим тебе не ко мне, парень. Я разливаю пиво, а не шью порты.

– Вот и хотел узнать, как мне найти Гретту? Слышал, она может сшить одежду. Я бы заплатил – деньги есть.

Фрида хмыкнула, услышав про деньги, но не обернулась.

– Гретта живёт у самого частокола, с той стороны, где река делает изгиб, – бросила женщина через плечо. – Третья лачуга от старого ивняка. Не промахнёшься.

Она вновь замолчала, уставившись в пустоту. Трудно было сказать, в каком трактирщица настроении, но плечи были понурыми, а в голосе глухая тоска. Не думаю, что кто‑то из её близких ушёл сегодня. Может быть, это утро просто всколыхнуло в ней какие‑то старые воспоминания.

– И ещё, Фрида, – сказал я, решив ковать железо, пока горячо.

– М‑м? – та удивлённо обернулась, когда назвал её по имени. Во взгляде не было злости, скорее удивление от такой фамильярности со стороны «щенка». Решил не обращать на это внимания.

– Могу попросить вас об услуге? Мне в кузню потребуются помощники – один или два крепких парня, чтобы могли молотом махать да мехи качать. Я буду говорить, что делать – требуется только сила и желание работать. Буду платить едой и медяками. Могли бы вы пустить здесь об этом слушок?

Говорил просто, внимательно следя за её реакцией.

Женщина замолчала, задумчиво разглядывая меня, затем на губах появилась кривая усмешка.

– Значит, ты, щенок, и вправду надумал ковать? – спросила трактирщица со странной интонацией – вроде без одобрения, но, кажется, и не осуждая.

– Ну да, а что ещё делать? – пожал плечами. – Людям сейчас потребуется моё ремесло, ведь мастеров почти не осталось, а я кое‑чему успел научиться.

– Это дело хорошее, – кивнула, и в глазах мелькнул проблеск интереса. – Вот только крепких‑то сегодня почти всех и забрали, так что не знаю, кто откликнется. Но я замолвлю слово. Жди гостей… если кто‑то придёт. Скажу, чтоб говорили, что от Фриды. – Она сделала паузу, взгляд стал цепким. – А если кто пожалует, потом кое‑что для меня сделаешь в обмен – небольшую услугу.

Уточнять, какую именно, она не стала. Вспомнил совет Гуннара о том, что вся деревня живёт по принципу «ты – мне, я – тебе», и решил не расспрашивать. Многое здесь держалось на честном слове и будущих долгах.

Я кивнул.

– Договорились.

Поблагодарив хозяйку, развернулся и направился к выходу, на поиски Гретты и новой одежды.

Шёл по почти вымершей деревне. Из‑за плотно закрытых дверей некоторых лачуг доносился приглушённый плач и стенания – оплот погрузился в массовую тоску. А я, по иронии судьбы, именно в этот день начинал новую жизнь, и символом её должна была стать чистая одежда. Медяки приятно позвякивали в кармане, даря чувство уверенности в завтрашнем дне.

Опираясь на краткое описание Фриды, попытался найти дом вдовы, но это оказалось не так легко, ведь не знал, где именно «река делает изгиб». Предположил, что это с противоположной стороны от моей лачуги, где‑то за дубильней мастера Грома.

Раз уж проходил мимо, решил заглянуть к Ларсу и узнать, как там дела с моей шкурой для мехов. Когда подошёл ближе, обдало привычной вонью кожевенной мастерской. Молодой голубоглазый парень, как и в прошлый раз облачённый в кожаный фартук до колен, отчаянно трудился.

Кажется, даже с большим рвением, чем раньше. Паренек стоял над большой деревянной колодой, на которой была растянута сырая шкура, в руках держал изогнутый нож с двумя рукоятями – Ларс наваливался на него всем телом, яростными движениями счищая со шкуры остатки жира и мяса. С каждым движением будто выливал в этот монотонный труд одному ему ведомые эмоции.