Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Ветерок пробрался под шаль. Я передернула плечами, ощутив, как взмокли от страха волосы на затылке и спина.

— Вы позволите, Глафира Андреевна? — Не дожидаясь ответа, Нелидов накинул мне на плечи сюртук. — Вам бы домой, чтобы не простыть.

Лицо Стрельцова перестало что-либо выражать, словно опустилось забрало шлема.

Что за глупости в голову лезут?

— В самом деле, шли бы вы домой, барышня, — снова вмешался Гришин. — Этакую страсть пережили и даже в обморок не свалились. Отдохнуть бы вам. Да и ветерок по весне коварный бывает. — Он обернулся к Стрельцову. — Ваше сиятельство, что с трофеем прикажете делать?

— Это Глафире Андреевне решать, — сухо ответил исправник.

— С чего бы? — так же сухо поинтересовалась я. — Вы добыли, ваш и трофей.

— Тогда позвольте подарить его вам, — сказал он таким тоном, что я едва удержалась, чтобы не рассказать — подробно и громко, — что ему делать со своим подарком.

— Благодарю.

Я вернула Нелидову его сюртук: разозлилась так, что жарко стало. И только после этого поняла: это короткое слово прозвучало так, что было непонятно, к кому обращено. То ли управляющему — за сюртук, то ли Стрельцову — за трофей.

— Знатная шуба выйдет. — Гришин будто не заметил напряжения, повисшего над лугом.

А может, слишком хорошо заметил, уж чересчур легкомысленно звучал его голос.

— Хотя для такой хрупкой барышни, наверное, тяжеловата будет медвежья-то шуба. Тогда полость в сани справить, чтобы зимой в дороге не зябнуть.

— Я ничего в этом не понимаю, — призналась я. Обернулась, чтобы приказать Нелидову распорядиться — раз мой трофей, пусть управляющий и командует — но пролетевшая перед глазами пчела отвлекла меня.

Пчела!

Я огляделась.

Над развороченной колодой кружили пчелы. На земле валялись обломки сот, пахло медом, но куда сильнее чувствовался сладковатый, с легкой кислинкой запах растревоженных пчел. Неподалеку на кусте орешника собирался, гудел рой, но не уверенно и низко, как обычно бывает, а тревожно, выше тоном. Так он гудит, оставшись без матки.

Все глупости мигом вылетели у меня из головы.

— Герасим, бегом за ройницей! Если ее нет — тащи любую корзину с крышкой, коробку, ящик — что найдешь! Да, и захвати еще одну корзину и нож — для сот, и дымарь.

Дворник энергично кивнул и умчался.

— Сергей Семенович, подсветите, пожалуйста, над разрушенной колодой.

Нелидов шагнул к ней.

— Нет! — окликнула его я. — Только свет, сами не суйтесь, пчелы сейчас смертельно опасны!

Я обернулась к Стрельцову.

— Кирилл Аркадьевич, вам самому придется распоряжаться вашим трофеем. Мне нужно немедленно спасать пчел, но и медведь, насколько я понимаю, ждать не будет.

— Мы с Гришиным займемся тушей, Глафира Андреевна. — Показалось мне, или в голосе Стрельцова промелькнуло что-то похожее на восхищение? — Вы правы, нужно хотя бы снять шкуру и убрать внутренности, чтобы мясо не испортилось до утра.

— А ежели вы тоже подсветите, ваше сиятельство, то мы и желчь аккуратно соберем, она целебная, — заметил Гришин.

— Тогда придется и тебе метнуться к дому и взять все, что нужно, чтобы освежевать медведя.

— Как прикажете, ваше благородие! — Гришин вытянулся, отдавая честь, и помчался следом за Герасимом.

— Как бы ноги в темноте не переломали, — встревожилась я. — Тогда точно «эпидемия переломов» будет.

— Гришин — очень опытный человек, да и Герасим, я уверен, может о себе позаботиться, — успокоил меня Стрельцов. — А пока они бегают — могу я чем-нибудь вам помочь?

Я снова огляделась.

— Хорошо, что медведь бросился, — вырвалось у меня. — В смысле, звучит идиотски, но он теперь достаточно далеко, чтобы, возясь с тушей, не повредить разбросанные соты.

— Понял.

Я хотела переспросить, что он такое понял, но исправник поднял руку, вокруг которой сгустилась магия, — и здоровенная туша, приподнявшись над травой, отплыла еще на добрых четыре метра от улья.

— Ух ты! — не выдержала я. Как они могут так спокойно относиться к настоящим чудесам?

Исправник улыбнулся.

— Думаю, так будет удобнее всем. Что дальше?

— Возьмите…

Я стащила с себя шаль, забыв, что платье под ней так и не застегнуто до конца. Взгляд исправника будто приклеился к моей груди, потом он резко отвернулся. Я запоздало сообразила, что лунный свет и два огонька — Нелидова и Стрельцова — сделали ткань сорочки почти прозрачной, позволив увидеть больше, чем следовало бы постороннему мужчине. Запахнула платье, справившись с крючками.

— Возьмите пока мою шаль вместо корзины и помогайте мне собирать разбросанные соты. — Я прокашлялась, возвращая контроль над голосом. — Старайтесь не переворачивать те, что с белыми червячками. Это расплод, он поможет не потерять семью. Еще, если увидите на обломке сот матку — она крупнее, чем остальные пчелы, «жопастенькая», как говорил мой… — Я осеклась, поняв, что брякнула. — Словом, если увидите матку, зовите меня. Ее непременно нужно спасти.

Стрельцов проигнорировал мою оговорку. Взял шаль аккуратно, будто боясь случайного прикосновения.

— Да, и еще, — добавила я. — Пчелы напуганы и агрессивны. Двигайтесь медленно и плавно. И, ради бога, не лезьте в колоду!

— Я буду предельно осторожен, — заверил меня Стрельцов, и что-то в его интонации навело меня на мысль, что он имеет в виду не только пчел.

Нелидов, который, конечно же, слышал весь разговор, медленно двинулся по траве, вглядываясь под ноги.

Поднял обломок сот — мишка был не слишком аккуратен, раскидывая колоду.

— Говоря о расплоде, вы имели в виду вот это? — Под двумя огоньками были отчетливо видны личинки в открытых ячейках.

Я кивнула.

Управляющий осторожно положил соты в подставленную Стрельцовым шаль.

Так же, подбирая обломки сот один за другим и складывая их в подол, я двинулась в сторону колоды, готовая, если что, замереть статуей. Но пчелы не трогали меня, и, увлекшись, я подбиралась к колоде все ближе. Уже присев над ней, поняла то, что я должна была осознать раньше. Пчелы, только что потерявшие дом, и часть семьи, раздавленной медведем, наверняка в бешенстве и давно должны были переключиться с одной опасности на другую — людей. Однако они метались над колодой, не пытаясь напасть ни на меня, ни на мужчин. Будто чувствовали, что им пытаются помочь. Хотя, если не выдумывать — скорее всего, потому, что стоит ночь, от медведя все еще несет паленым, а пчелы слишком дезориентированы всем произошедшим. Я присела над колодой и начала бережно разбирать обломки. Нелидов шагнул было ко мне, но я протестующе подняла руку.

— Не нарывайтесь. Не знаю, почему они не трогают меня, но не факт, что не тронут вас. Если можете — переместите свет ближе ко мне, но не прямо к колоде, чтобы не нервировать их лишний раз.

Нелидов послушался. Стрельцов замер рядом с ним, напряженный, будто собирался в любой миг снова схватить меня и закинуть себе за спину, как только что заслонил собой от медведя. Только вот с пчелами такой фокус не пройдет.

— Вернулись мы, ваше сиятельство, — окликнул Гришин. — Вы прямо как на картине «Оборона пасеки» — только подзорной трубы да шпаги не хватает.

— Заткнись, — процедил сквозь зубы Стрельцов.

Я подняла голову.

— Кирилл Аркадьевич, отдайте, пожалуйста, соты Герасиму и займитесь медведем.

— Нет, — отрезал он. — Герасим, давай сюда ящик для сот и помоги Гришину освежевать тушу. А я помогу барышне.

Герасим, конечно, спорить не мог, и я не стала: не до того. Я осторожно переворачивала обломки, стараясь не раздавить ни одной пчелы. Щепку за щепкой, вглядываясь так, что глаза заболели. Под слоем щепок и восковой трухи что-то шевельнулось. Нет, десяток рабочих, облепивших кусок сота с личинками. Но где же…

Внезапно край глаза зацепил движение. Матка была там же — чуть в стороне, почти сливаясь с тенью, брюшко подрагивало, будто от усилия. Застряла под перекрестными щепками, не в силах выбраться.