— Откройте дверь, граф, и сегодня же прошу подготовить мне экипаж! — произнесла я быстрее, чем успела подумать. Слезы резали глаза, и я знала, что быстрее, чем он или Морена увидят, какая я слабачка, нужно уйти отсюда. Но ком в горле не дал мне повторить просьбу.
Я перевела взгляд на Теодора, который, встретившись со мной взглядом, тут же вскочил. Быстрее, чем кто-либо успел понять, что я вот-вот впаду в полную истерику, он загородил меня и развернул к двери.
— Братец, если дама решила, что насытилась твоим обществом, не стоит на нее давить! — произнес младший брат в своей обычной игривой манере, коснувшись двери. Она немного засветилась и тут же с хлопком раскрылась, открывая путь к свободе.
Я бросилась прочь из замка так быстро, как только могла. Мне нужен был воздух, чтобы привести мысли в порядок. Зачем я устроила этот спектакль? Из-за того, что произошло утром? Из-за того, что на мгновение решила, что могу быть интересной этому самовлюбленному идиоту?
Когда я оказалась в своем милом садике, который, по всей видимости, останется лишь воспоминанием, я упала на колени, не в силах больше выносить этот шквал эмоций. Слезы хлынули из глаз, и я плакала громко и навзрыд, словно пытаясь вылить всю свою боль на землю. Я попала в сказку, но эта новая жизнь решила обделить меня всем: магией, любовью и, похоже, хорошей судьбой!
Мое будущее теперь выглядело как мрачный выбор: либо дряхлый старикашка, либо монастырь, полный ограничений и правил. Я плакала и злилась на все — на свою прошлую жизнь, в которой так и не успела сделать что-то стоящее, и на эту, в которой, похоже, я тоже глупо закончу.
Каждая слеза, катившаяся по щекам, была полна разочарования и гнева. Я чувствовала, как мир вокруг меня рушится, и в этот момент мне казалось, что надежды больше нет. Слезы катились одна за другой, и когда всхлипы стали тише, я услышала странное шуршание. Открыв глаза, я увидела перед собой тот самый увядающий куст, который теперь распустился и в разы вырос. Бутоны росли и распускались прямо на моих глазах, раскрываясь темно-синими лепестками, а некоторые и вовсе были черными.
— Что происходит? — спросила я куст, ожидая от него объяснений, как обезумевшая. — Это какая-то магия?
— Он тебя вряд ли ответит, но если хочешь, я могу рассказать, — тихий голос Теодора раздался за спиной, лишенный привычного веселья.
— Ты все видел? — воскликнула я, не в силах скрыть раздражение. Да какого черта, я что, и поплакать в одиночестве не могу? В голове проскользнула ироничная мысль: «Зато в монастыре будет много времени для уединения».
Я обернулась к Теодору, и в его глазах я увидела нечто большее, чем просто любопытство. Он выглядел серьезным, и это меня насторожило.
— Женщины мне очень даже нравятся, но вот плачущие меня пугают, так что прекращай, — произнес Теодор, его голос был легким, но в нем чувствовалась искренность.
— Не нравится — так уходи! — указала я за его спину, стараясь скрыть свои эмоции.
— Знаешь, я давно не видел этот куст таким пышным, — продолжил он, игнорируя мое предложение катиться подальше. Но любопытство взяло верх над злостью, и я не могла не спросить.
— И что с ним случилось? — уточнила я, не понимая, что заставило его из умирающего перейти в короля местных кустов.
— Ты, — спокойно ответил Теодор, глядя мне в глаза. — Точнее, твои слезы.
— Слезы? — переспросила я, не веря своим ушам.
— Да, — кивнул он, его голос стал более серьезным. — Я даже не знаю, откуда его сюда привезли, но больше нигде подобного не встречал. Раньше этот сад был в разы больше. Моя мама очень любила розы и помимо них много других цветов, но розы были для нее чем-то особенным. Она всегда говорила, что каждая роза — это как отдельная история, полная любви и страсти.
Теодор сделал паузу, его взгляд стал задумчивым, как будто он возвращался в те далекие времена. Я могла представить, как его мать, с нежностью ухаживая за цветами, наполняла сад светом и радостью.
— Наш отец находил для нее самые экзотичные виды, — продолжал он, — но этот куст мама сама нашла и высадила. Он был маленьким и хилым, но она верила в него. Когда я узнал, что ему требуется для жизни, я даже расстроился, но мама сказала, что кормит его только слезами счастья.
Теодор посмотрел на куст, и в его глазах я увидела тень печали.
— Но таким большим он стал только когда ее не стало, — произнес он тихо, и в его голосе звучала боль. — Каждый приходил в ее сад, не в силах отпустить ее. Я помню, как Каспиан приходил и по долгу сидел, чтобы просто побыть в тени ее любимых роз, и каждый из них оставлял частичку своей печали, так же как и отец. А потом не стало и отца. Брат запретил ходить сюда. Я тогда был совсем юным, и это понятно — этот куст напоминал своим величественными размерами о том, как много мы лишились.
Я смотрела на Теодора, и в его глазах читалась печаль. Он говорил о своей семье с такой любовью и тоской, что я почувствовала, как его слова проникают в меня, как теплый свет. Может быть, именно в этом и заключалась вся магия этого куста — в способности превращать боль в красоту.
— Ну все, с меня на сегодня хватит печальных взглядов! Я не этот куст, и реакция на подобное у меня ровно противоположная! — произнес Теодор звонко, чуть громче, чем требовалось, словно пытаясь разогнать тяжелую атмосферу, скопившуюся вокруг нас.
— У меня, кстати, есть то, что может поднять настроение кому угодно, — заговорщически продолжил он, покрутив рукой в воздухе. Вдруг в его ладони появилась бутылка с бордовой жидкостью, которая на солнце напоминала цвет раскрасневшихся углей. Я мгновенно ощутила, как внутри меня поднялся протест. Нет, пить с ним — это уже слишком.
— Я, пожалуй, откажусь... — произнесла я, стараясь звучать уверенно.
— Да ладно тебе, не будь занудой! Кто знает, когда еще у тебя будет шанс? Думаю, по возвращению папочка плотно тобой займется, — подмигнул он, его голос был полон игривости.
— С чего ты это решил? — спросила я, не веря своим ушам.
— Это просто очень предсказуемо. У тебя нет магии, а у Каспиана такая себе репутация среди женихов. И раз ты здесь, это означает только одно: остальные просто отказались. Не думаю, что столь важному человеку этот брак был принципиально необходим. Родство с Каспианом — это просто приятный бонус, но, думаю, твоя семья успешно бы жила и без этого. Так что, скорее всего, тебя отправят в монастырь, — рассуждал он с легкостью, словно мы говорили о жизни кого-то другого, а не о человеке прямо перед ним.
— Ты меня успокоить пришел или добить? — спросила я, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение.
— Ой, извини, увлекся, но я же без злости или попытки надсмеяться, просто констатирую факты. И вообще... — начал он, но я прервала его.
— Теодор... — процедила я сквозь сжатые зубы. Клянусь, если он продолжит, то очень... очень об этом пожалеет.
— Все, все, я понял! — парень поднял руки в воздух, словно сдаваясь, и я не удержалась от легкой усмешки.
— Садись, — указал он на место позади меня, где уже располагались кресла, которые я точно видела в гостиной.
Теодор, с легкой улыбкой на лице, сел рядом, и я почувствовала, как напряжение немного уходит. В его компании было что-то успокаивающее, несмотря на его шутливый тон. Он мог быть раздражающим, но в то же время его игривость помогала мне отвлечься от мрачных мыслей.
— Знаешь, — начал он, — иногда, когда жизнь кажется слишком тяжелой, нужно просто позволить себе немного пофантазировать.
— Пофантазировать? — переспросила я, недоумевая.
— Ага, — кивнул он, его глаза блестели от озорства. —
— И что ты имеешь в виду?
— Ну, к примеру, ты вот ревнуешь Каспиана к Морене, но если немного пофантазировать, то можно понять, как это исправить.
Я приподняла бровь, заинтересованная его предложением.
— И как же это сделать? — спросила я, чувствуя как злость возвращается он кем себя возомнил свахой? -Да и вообще с чего ты решил, что мне есть до него дело?
