Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ) - Луна Кармен

Ну и бумаги, я сделала домашнее задание и все подготовила. Очень быстро.

Считаю я отлично как заправский бухгалтер и мне было достаточно посмотреть на счета. Да, уж, Райнар, положение у нашего герцогства незавидное. Теперь надо договориться с соседями, которые на что-то там претендуют в счет каких-то там долгов. Вот и разберемся.

Управляющий прилип к стене, как обои в сыром подвале, с выражением лица, которое в иных обстоятельствах означало: «я бы вам, конечно, помог, но я —трагедия в человеческом обличии». Он мял в руках какую-то записку, вымучил горсть смелости и всё-таки выдал:

— Миледи... может, всё же подождём... письма?.. Официального?

Я обернулась к нему, медленно, как делают те, кто сейчас кого-то съест — но сначала посмотрит в глаза. Он дернулся.

— Сначала был удар, — сказала я спокойно. — Теперь будет ответ. Без конвертов.

Роберта ойкнула, запнувшись о собственные ноги. Где-то в углу самодовольно замурчал Василиус. Кот, между прочим, уже обосновался в дорожной корзинке, как будто именно ему поручено вести переговоры с соседями. Улегся на мягкую подстилку лапу свесил, хвостом лениво подёргивает Выглядит как лорд собственной делегации. Даже почесался для солидности.

Я открыла шкаф и достала своё «деловое» платье — не парадное, не бальное, а то самое, в котором удобно и договариваться, и устрашать. Глубокий оттенок красного вина, прямой силуэт, вырез — аккуратный, но такой, что во время юридической баталии мужчинам бывает трудно смотреть строго в бумаги. Пусть думают, что контролируют разговор — мне-то лучше.

Затянула шнуровку, поправила волосы, заколола шпилькой — всё, как учила когда-то бабушка: «Если хочешь выиграть спор — сначала соберись сама». Роберта подбежала, вручив плащ и тканевый свёрток. В нём, по ощущениям, было всё: от пергаментов до бутылька с чем-то пахучим. На случай, если противник потеряет сознание — можно разбудить, чтобы он подписал отказ от претензий.

Я глянула в зеркало. Бровь чуть приподнята, подбородок вздернут вперёд. Всё правильно. Лицо не для нежности. Для власти.

Василиус кивнул. Ну, как кивнул... зевнул с таким видом, будто уже знает, что в этой поездке скучно не будет. Его корзинку уже закрепили в карете, и он лежал там как положено уважаемому спутнику герцогини — нагло и с достоинством.

— Поехали, — произнесла я. Без пафоса. Просто. Как диагноз. Или приговор.

Карета мягко качнулась, прокатилась по гравию, и вот замок остался за спиной.

Позади — больничная тишина спальни, запах лекарств и Райнар, который что-то пробормотал в полусне. Вперёд — лорды, земли, бумаги... и чья-то недосчитанная кровь.

А я, сидя в повозке, молча перетянула перчатки. Потому что сегодня — не бал.

Сегодня я еду выставить счёт.

Дорога до поместья Тренмарков была бы даже живописной, если бы я не ехала по ней с намерением морально казнить. Поля, холмы, ухоженные сады — всё это раздражающе контрастировало с той кашей из высокомерия и жадности, которую эти соседи замешали у себя в голове. А когда за очередным поворотом показались башенки их дома, я даже Василиуса разбудила в корзинке. Пусть, мол, смотрит, как хозяйка заходит с козырей.

У ворот меня встретили привратники. Узнали сразу. Один, правда, попытался было изобразить удивление, но под моим взглядом сдулся и сделал глубокий поклон. Не до актерства вам, мальчики. Сцена начинается без репетиций.

Я слезла с повозки медленно, с достоинством, с таким выражением лица, будто в ближайшие пять минут собираюсь кому-то диагностировать врождённую моральную кривизну. Плащ расправился за моей спиной, как чёрные крылья .

Лошадь фыркнула, будто сама почувствовала, что воздух стал плотнее. Слуги в саду перестали копошиться. Стража встала столбами. Всё стихло. Как в оперной паузе перед самым высоким аккордом.

Я шагнула к парадному входу, не спрашивая разрешения. Потому что не гость.

Потому что жена герцога, которого пытались распять политической многоходовкой, а потом подло нарушили границы наших земель и что-то там отмерять пытались.

Потому что я Вайнерис, и сегодня у меня в руках не веер, а ревизия с элементами возмездия.

Двери распахнулись, и навстречу мне вышел сам Тренмарк. Весь такой, знаете, лощёный, сдержанный, утонченный, как сливочное масло, только попахивал кислым — видимо, не ожидал, что вместо писаря явится женщина с лицом «сейчас порежу пером».

— Ах, Ваша Светлость, леди Вайнерис... какая неожиданная встреча! — вежливо протянул он, улыбаясь так, будто увидел дохлую мышь под собственным креслом.

15.

Я не улыбнулась в ответ. Я вообще сегодня не принесла с собой улыбок — они закончились вместе с терпением у постели Райнара.

— Я тоже не планировала, — холодно ответила я. — Но знаете, когда муж лежит больной, а по его милости... как его там...графа Тенмарка — я чуть наклонила голову, как будто пыталась вспомнить имя сорнячка среди лекарственных трав, —меня, знаете ли, тянет на сюрпризы. Например, приехать без предупреждения и узнать, как так вышло, что на наши земли совершено нападение, а в ответ —тишина, бумажки и вежливые "какая неожиданность"

Он дёрнул уголком губ, сжался в плечах, но не подал виду. Умный. Понимает: если я пришла — значит, дипломатия закончилась. Началась... профилактика. Я не закатила истерику. Не забросала оскорблениями. Просто шагнула в главный зал, не дожидаясь приглашения. Плащ развевался за мной, словно тень моей ярости, а каблуки стучали по мрамору с таким ритмом, будто отсчитывали последние секунды его спокойствия.

Василиус, между прочим, накинулся мне на плечо. Сидел, как пушистый шпион, с царственной невозмутимостью. Его хвост медленно шевелился, как стрелка секундомера. И, кажется, даже он знал — сейчас начнётся не диалог. Сейчас начнётся вскрытие. Только не скальпелем. Бумагами. Фактами. И голосом, от которого у секретарей начинает чесаться совесть.

Ведь если эта «грозовая герцогиня» приехала лично — значит, дело пахнет не только серой, но и судебным разносом.

Меня усадили в зал, де всё дышало пафосом и тонкой пылью забвения: скатерти, давно не стиравшиеся, ковры, по которым прошлись, видимо, только моль и претензия, и тяжеленный стол, под завязку заставленный бумагами. А в центре —документы. Переписанные, пересушенные, переподписанные. Пергаменты перетянутые лентами, печатями и самодовольством. Я вздохнула, села — не просто села, а с таким видом, будто сейчас буду проводить вскрытие. Без наркоза.

Для живых. И как по заказу, в проёме двойных дверей появился он — лорд Тренмарк собственной персоной, вышедший так, будто уже получил все аплодисменты и теперь соизволит оценить мою второстепенную роль в этом спектакле.

Высокий. Стройный. Чересчур холёный, как для провинциального вельможи. Лицо — из разряда «давайте мы изобразим мужественность в мраморе», тонкие черты тубы слегка поджаты, как будто он вечно недоволен качеством окружающего воздуха. Волосы — тёмно-русые, уложены с таким тщанием, будто каждый локон лично прошёл отбор в королевском совете. Наряд — разумеется, безупречный тёмно-синий камзол с серебряной вышивкой, перчатки, которые, наверное, не знали тяжёлой работы вовсе, и кольцо-печатка на руке, которым он наверняка давил на стол, делая пафосные заявления.

Но больше всего раздражали глаза. Выцветшие, серо-голубые, холодные, как мартовский лёд в луже, и с тем самым выражением, от которого у юных гувернанток трясутся локоны — а у меня начинает дёргаться бровь. В них сквозила не просто надменность. Нет. Там была уверенность человека, который привык считать, что любой конфликт решается его фамилией и зубастым юристом.

Он подошёл ко мне с шагом, идеально отмеренным по линейке предков, и сделал полунаклон головы. Не поклон, нет. Жест вежливости без содержания.

— Ах, Ваша Светлость... — начал он мягко, как масло на несвежем хлебе. —Какая... неожиданная встреча.