Крепостная Эльза (СИ) - Машкина Светлана

Но в этот раз что-то пошло не так. Я не собиралась далеко заплывать, всего лишь немного поплескаться и освежиться ранним, но уже жарким утром. Зашла по плечи, привычно нырнула в, пока ещё прохладную, приятную воду. Откуда взялось ледяное течение, которое мгновенно сковало моё тело? Как появилась воронка, в которую меня тянуло с неведомой силой? Если бы не девушка — я бы точно не выплыла.

Стоп… Я выплыла, но где? В реке, в какой-то глухой деревне, до которой не то, что интернет, боюсь, ещё и электричество не добралось. Нет, только не это! Как я тут работать буду вообще? И на кого, кстати, я похожа? На огородное доисторическое пугало?

Одна рубаха на мне чего стоит, её же в музее народов мира можно выставлять!

— Эська, ты чего опять притихла? На-ка вот, я из дома прихватила, — девушка протянула мне кусок ржаного хлеба, густо посыпанного солью.

Я что, лошадь? Где-то читала, что кони любят хлеб с солью. Проверить версию у меня не было возможности, ещё бы, где я, а где — кони?

— Не хочу. Спасибо, — ответила я.

— Давай тогда хоть косу тебе заплету, уже просохла малость, пока дойдём — совсем сухая будет, — вздохнула девушка. — Эська, ты, это, приходи уже в себя, что ли. Домой пора, работу за нас никто не сделает. Как узнает маменька, что купаться бегали — обеих хворостиной отлупит.

Хворостиной? Меня — хворостиной? Или то тело, в котором я сейчас нахожусь?

Мамочки мои, да я же попаданка! Дочиталась, называется, романов, долгими тёплыми вечерами! Как интересно было! Одна поместье восстанавливает чуть ли не из руин, вторая замуж за герцога выходит, третья технический прогресс поднимает на невиданные высоты! А я? Что делать мне?

Узнать бы сначала, кто я такая и почему эта девушка называет меня своей двойняшкой. Близнецы же, вроде, похожи, как две капли воды?

Или мы не близнецы, а просто сёстры, которые родились в один день?

Нет, сейчас я всё равно ничего не могу понять, сейчас хотя бы в себя прийти и смириться с ситуацией.

Может, пойти обратно в воду? Попробовать нырнуть и, как вариант, вынырнуть в своём мире? Возможно такое? А если я в этот раз окончательно утону?

— Эська, да Эська же, вставай, голова твоя дурная, идти надо. Огород не полили, у птицы не прибрали, травы не нарезали — будет нам от маменьки нынче хворостины, — уговаривала меня девушка.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Голос тоже не мой. Нежный, протяжный, сочный такой, но при этом молодой голос, очень приятный, словно ветерок в жаркий полдень. Такого сочного свежего голоса у меня никогда не было, а всё вредные привычки, между прочим! Мой тоже неплох, но до этого ему далеко, наверное, таким голосом хорошо петь. Интересно, я что, теперь петь смогу?

Раньше у меня никогда не получалось. То есть петь я любила, но позволить такую роскошь могла себе исключительно дома, без посторонних. Потому что пела я плохо, зато громко. Впрочем, мне нравилось, я не слышала ни «петуха», ни фальшивых звуков.

— Палиша. Палишка я, сестра твоя. А ты — Эстиша, потому и Эська. Ты чего, совсем, что ли, меня не узнаёшь? Ой, Водяник разум твой замутил, женой хотел сделать, не иначе!

— Меня? Зачем ему жена? — не поняла я.

Палиша, вздыхая над моей глупостью, рассказала про речного водяного. По местным понятиям, в каждом уважающем себя водоёме был свой хозяин, но звали его всегда одинаково — Водяник. Водяник был мужского пола и, вероятно, в целях размножения, заводил себе несколько жён-русалок. Среди них вполне могла оказаться и человеческая девушка. Для этого Водяник приглядывал себе понравившуюся девку, а потом просто утаскивал её в воду.

— Она же утонет, — удивилась я.

— Она ему живая и не нужна, — объяснила Палиша. — Под водой станет покорной и послушной, будет жёнам-русалкам прислуживать, приказы их выполнять.

В глупые местные сказки я, разумеется, не поверила. Мне надо срочно вернуться назад, в своё время и место! Вдруг перемещение возможно только сегодня, ведь раньше в Кольцовке не было никакой аномальной воронки.

Глава 3

Я встала и поплелась к ручью. Нет, это бред какой-то, в самом деле! Эстиша, Полиша, речка по колено, в которой неожиданно образовался омут, неизвестный Водяник, который вдруг собрался жениться. Не хочу! Хочу на дачу, в посёлок, в свой понятный и знакомый мир. К хилому обогревателю прошлого века, который не столько греет воздух, сколько сжигает кислород. К грубой печке, с которой осыпается то ли глина, то ли песок, к деревянной будке за огородом и электричке, которая запросто может увезти меня назад, в живую и яркую цивилизацию.

До воды я не дошла — Палиша вцепилась в меня мёртвой хваткой и потащила назад.

— Не подходи, глупыха! Он ведь может и на мелкоте тебя утянуть, коли удумал! Ой, горе-горюшко, ты чего сейчас-то в реку попёрлась? Не иначе, разумом помутилась!

— Помутилась, — кивнула я. — Ничего не помню, и тебя тоже не помню.

В желудке громко заурчало. Ещё бы, я же последний раз ела вчера, в шесть вечера, а с утра не стала завтракать. Решила, что поем после купания, как раз и аппетит нагуляю. Нагуляла, ага.

— Давай свой хлеб, — вздохнула я.

Палиша торопливо сунула мне в руку кусок:

— Ешь, — прошептала она и огляделась по сторонам. — Ты, сестрица, про купание-то никому не говори, а уж про то, что головушкой слаба стала — и подавно. Узнают — к святейшему жрецу отведут, а там, если и после молитвы ничего не вспомнишь, то увезут в дом, где убогие и беспамятные живут. Говорят — худо им там совсем.

Палиша сочувственно погладила меня по голове, поправила на моём плече домотканую рубаху. Вздохнула, покачала головой и продолжила наставления.

— Матушке тоже не говори, и без того ей забот с нами хватает. Сейчас ягод быстро, в четыре руки наберём, скажем, мол за сизихой с утра бегали. А чего надо — ты у меня спрашивай.

Я покорно кивнула — классика жанра. Каждая уважающая себя попаданка делает вид, что теряет память. Как иначе? Не признаваться же, что попала в чужое тело, да ещё и из другого мира. Приходится как-то выкручиваться.

— Отец наш чем занимается? — спросила я.

— Помер же батюшка!

Палиша удивилась моему вопросу:

— И этого не помнишь? Ой, точно Водяник тебя разума лишил! Себя-то помнишь?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Что-то помню, но что — не пойму, как так получилось. Ты помоги мне, сестричка.

У Палаши округлились глаза, она даже отпрянула, словно я сказала что-то удивительное.

— Эська, глупыха белобрысая, как ты сказала? — переспросила она.

— Помоги мне. Пожалуйста, сестричка, я без тебя не справлюсь, — попросила я.

Палиша охнула, прикрыла рот ладошкой и часто-часто закивала.

— Ты спрашивай, спрашивай, я расскажу.

— Маменька наша чем занимается?

— Чего? Вопросы ты какие-то задаёшь, Эська, — покачала головой Палиша. — Чем может баба заниматься, сама подумай? Хозяйство у нас пусть и небольшое, но пригляда требует. Удел свой посадили весной, если погода не подведёт — будем с хлебом. Братишки наши малые ещё, но старший, Илька, уже готовый работник — двенадцать зим ему.

Двенадцать зим? Что это за мир, где работают дети-подростки? Куда я попала и где мои вещи?

Палиша подхватила меня за руку и повела в сторону леса — собирать сизиху.

Ягода по вкусу напоминала нашу чернику, но была намного крупнее и мясистее. Мне понравилась. Вдвоём мы довольно быстро набрали полную корзинку. Палиша ловко, обеими руками, срывала с кустиков спелые плоды и не переставала рассказывать мне о нашем быте.

Источник информации из неё был отличный — похоже, ей нравилось моё внимание и то, что она неожиданно получила свободные уши.

Я постепенно, как пазл, складывала для себя картину окружающего мира.

По земным меркам век 17, может, чуть раньше. Техники никакой, как тягловая сила используются лошади и быки крупных пород. Колесо уже изобрели — и то хорошо, хоть телеги есть. Мы с сестрой жили в довольно большом селе. Палиша умела считать до пятидесяти и уверенно сказала, что дворов в нашей деревне примерно столько, сколько пальцев у неё на руках и на ногах вместе.