Ван Ван из Чайны (СИ) - Смолин Павел

Ван Дэи разбудил меня в полдень — дольше спать нельзя, потому что работа не ждет. Влажная жара дополнялась припекающим солнышком, от которого я защищался соломенной шляпой.

Разгрузить машину со стройматериалами мы благополучно успели еще вчера, в промежутке между ужином и поездкой на поле, правда сначала пришлось встретить грузовик у въезда в деревню и помочь найти дом.

Сетку мы купили двухметровую, суммарный ее вес велик даже без учета ошкуренных и правильно высушенных деревянных столбов — они в нашем дворе давно имелись — поэтому пришлось прицепить телегу к трактору. Компанию в ней мне составлял дядюшка Вэньхуа. Вынув у стоящей у своих ног сумки наполненную мутной жидкостью стеклянную поллитровую бутылку без этикетки, он зажал ее коленками, вытащил деревянную пробку и сделал пару глотков. Крякнув, вернул бутылку коленям, вынул из сумки огурчик и смачно им хрустнул. Прожевав, он заговорщицки мне подмигнул и кивнул на бутылку:

— Чтобы работать веселее было! Отцу ничего не скажем.

— Спасибо, но до совершеннолетия я пить не стану, — вежливо отказался я.

Да и потом не рвусь — здоровьем нужно дорожить.

Пожав плечами с видом «хозяин — барин», Вэньхуа приложился к бутылке снова, доел огурчик и ощутил потребность поделиться своим богатым внутренним миром и жизненным опытом:

— Вот что мне больше всего не нравится в современной молодежи, так это отсутствие мужского характера. Когда мне в твои годы предлагали выпить — я выпивал. Когда мне в твои годы говорили готовиться к экзаменам, я шел туда, где мне предлагали выпить…

И ты этим гордишься? Еще один бывалый педагог на мою голову.

— Посмотри на себя и своих ровесников, — продолжил дядюшка. — Разве вас можно назвать мужиками? Даже мой братец, — он кивнул на спокойно себе управляющего трактором и не слышащего монолога братца из-за шума двигателя Ван Дэи. — Совсем бесхарактерный, все ваши бабы на нем ездят как хотят. Спорим, ты даже не подумал о том, чтобы вступить в ряды Народно-освободительной армии Китая?

Так ты сам не служил! Пока дядюшка снова прикладывался к бутылке и закусывал огурчиком, я честно подтвердил:

— Не думал.

Этот формат социального лифта мне не подходит.

— Вот такая в Китае нынче молодежь, — грустно вздохнул на меня дядюшка. — Вас интересуют только модные шмотки и красивая жизнь. Вам плевать на Родину и стариков. Уверен, при первой же возможности ты навсегда забудешь о семье и будешь прожигать жизнь в свое удовольствие, напиваясь в ночных клубах — этих рассадниках порока и идеологического оружия Америки, призванного лишить наш народ политической грамотности, — лицо Вэньхуа приняло одухотворенное выражение, которое обычно возникает на словивших важное для себя «откровение» рожах выпивших людей. — А может ты и вовсе начнешь принимать наркотики, забыв о «столетии унижения», когда Поднебесную окутала страшная эпидемия наркомании!

— Это точно не для меня, — отмахнулся я.

— А еще современная молодежь любит врать, — не поверил в мою любовь к здоровому образу жизни дядюшка. — Помяни мое слово — однажды Партии надоест терпеть происки проклятых сепаратистов с Тайваня, и они прикажут НОАК освободить островитян от гнета капиталистов. Будь у меня две руки, я бы сразу пошел записываться в войска, чтобы отдать свою никчемную жизнь за Великий Китай, как это сделал бывший муж моей любимой Се Мейли. Вот он был настоящим мужиком, прямо как я, — дядюшка обрел на лице глупую ухмылку. — Знаешь, какая умелая она в постели?

Не знаю и знать не хочу!

— Впрочем, тебе, девственнику, откуда знать, как себя ведет влюбленная женщина? — приложил меня Вэньхуа. — Я в твои годы…

Пожалуйста, уважаемый трактор, можно везти нас быстрее⁈ Дядюшка принялся перечислять имена своих прошлых дам, не забыв выпить за каждую, и к прибытию на залитую солнышком и поросшей высокой травой полянку был уже совсем веселенький.

Лихо спрыгнув с остановившейся телеги на землю, он потерял равновесие и упал рожей в травку, не растеряв от этого ни капли патриотизма:

— Как прекрасен Китай! В какой великой стране, в какое великое время нам выпала удача жить!

— Опять нажрался! — поморщился на братика Ван Дэи и непоследовательно добавил. — Дай мне тоже.

Тоже хочет как следует прочувствовать величие Китая.

— Что угодно для моего любимого брата! — проявил щедрость Вэньхуа. — Возьми в моей сумке, а ты, племянничек, помоги мне встать — любовь к земле Поднебесной слишком сильна!

Китайский папа полез в телегу, а я поднял дядюшку на ноги.

— Хороший ты пацан, — обнял он меня, встав на цыпочки и положив подбородок на мое плечо. — Я всегда гордился таким рослым и сильным наследником славного рода Ван!

— Спасибо, — мужественно поблагодарил я, морщась от крепкого дядюшкиного аромата, замешенного из давно нестиранного камуфляжа и спирта.

— Ты далеко пойдешь, — пообещал он мне, отпустил и похвалил спрыгнувшего с телеги Ван Дэи. — Так же ловок, как в молодости!

— Угу, — буркнул занятый открыванием бутылки китайский папа. — Не теряй времени, малыш, открой борт, — указал мне на телегу.

В самом деле — кто-то же должен работать, пока другие бухают.

Впрочем, обида моя быстро прошла — градус совсем не мешал мужчинам семейства Ван крутить специальный бур, подготавливая ямки для столбов, таскать эти самые столбы и вкапывать их. Разделение труда было единственно возможным — мы с отцом по очереди рыли ямы и по очереди орудовали лопатами, пока Вэньхуя единственной рукой добросовестно держал столбы прямо. На четвертом столбе братья Ван допили самогоночку, а пятый вогнал дядюшку в глубокую печаль:

— Я никчемен! Все, на что меня хватает — это держать проклятые столбы. Братец, скажи честно — хотя бы с этим я справляюсь?

— Да на тебя вся наша деревня равняется! — без особого энтузиазма, на чистых рефлексах поддержал его китайский папа. — Быть двуруким легко, но только с одной рукой раскрывается истинная мощь мужского характера!

— Ты правда так считаешь? — умилился дядюшка.

— Помнишь, как мы всего за день сложили из шлакоблоков пристройку для стариков Ляо? — добавил аргументации Ван Дэи, пока я утаптывал подсыпанную им в яму землю. — Да я с двумя руками клал блоки медленнее тебя!

— Не стоит так себя корить, братец, — великодушно утешил китайского папу Вэньхуа. — Ты честно заработал свою половину юаней! Племянник, можешь быстро сбегать в мой сарай?

— Зачем? — спросил я.

— Как зачем⁈ — вытаращился на меня дядюшка. — Конечно же за бутылкой! Что станет с Китаем, когда мы, старшее поколение, умрем? Молодежь нынче совсем бестолковая!

— Сбегай, — занял сторону братика Ван Дэи.

— Могу съездить на тракторе, — предложил я.

— Ноги-то бесплатные, а солярка — нет, — погрозил он на меня пальцем.

— Далеко и долго, — покачал я головой. — Смотри, уже два часа дня, а мы вкопали только шесть столбов.

— Мама будет очень зла, если мы будем тратить время впустую, — неожиданно согласился со мной китайский папа.

— Хорошо, что мне не приходится жить с ней под одной крышей, — поежился Вэньхуа.

Словом — оборудование загона для коз прошло весело, но работа на этом заканчиваться и не подумала. Чтобы не гонять трактор «порожняком», мы доехали до нашего поля с кабачками, потратив полтора часа на сбор созревших овощей и нагрузив их полную телегу. В деревню мы вернулись к пяти вечера, по пути посетив маленький, но ухоженный и ничуть не говорящей о любви хозяина выпить домик Вэньхуа: во дворе все на своих местах, трава вокруг дома аккуратно скошена, забор — ровный и крашеный, и только нашедшийся в сарае блестящий металлом самогонный аппарат подпортил впечатление. Подхватив пару бутылочек и выгрузив четверть кабачков в сарай, мы отправились к нам.

Трактор остановился у ворот, я поднялся на ноги, чтобы спрыгнуть с телеги, и неожиданно увидел в соседском дворе заплаканную толстую девочку — ту самую, которой сильно доставалось от матери в перерывах Гаокао. Бедняжка сидела на скамеечке, обняв себя за плечи, и мне захотелось чисто из гуманистических побуждений с ней познакомиться, подружиться и попытаться утешить.