Системный Кузнец IV (СИ) - Мечников Ярослав

— Ага. Вижу.

— Вон там как раз и угольные ямы. Тачку возьмёшь там же, у входа. Твоя задача простая: смотри в оба. Видишь, у кого из кузнецов топливо на исходе — тащишь вовремя, чтобы горн не остыл ни на минуту. Остынет — спрос с тебя.

— Понял.

— И ещё… — Йост понизил голос, словно делился секретом. — Главное, смотри, что берёшь — там всё вперемешку свалено. Есть совсем мёртвый уголь — труха, пыль, сосна гнилая. А есть добротный, звонкий. Добротного меньше, за ним охотятся — многие мужики жалуются, что уголь нынче дрянь — прогорает быстро, жара не держит, только искрит. Если сможешь определить, какой лучше таскать, чтобы работа шла бесперебойно и жар стоял как надо — незамеченным не останешься. Кузнецы — народ памятливый. Хорошего подносчика ценят не меньше молотобойца.

Старик Йост криво улыбнулся, лицо превратилось в печёное яблоко — глубокие борозды морщин прорезали лоб и собрались веером в уголках глаз.

— Ну, шуруйте давайте! Время — железо!

Бригадир бесцеремонно махнул рукой, резко развернулся и зашагал прочь, растворяясь в дымке цеха, туда, где уже начиналось движение новой смены. Мастера занимали места у горнов, проверяли инструменты, переругивались.

Ульф замер на месте, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности — огромная фигура казалась потерянной на фоне гигантского муравейника.

Я подошёл ближе и заглянул в глаза молотобойцу, стараясь передать уверенность.

— Давай, Ульф, иди. Прояви себя. Покажи всем, что значит настоящий, сильный и точный удар. Покажи школу, старина.

Поставил мешок с монетами на пол и ободряюще хлопнул парня по плечу. Правая всё ещё ныла невыносимо, каждое движение отзывалось пульсирующей болью в затылке, но чувствовал: процесс пошёл. Огненная Ци делала дело — вокруг ушиба, под кожей, разливалась целительная энергия, похожая на горячую ванну после мороза.

— Ладно… — выдохнул здоровяк — лицо просветлело, на губах появилась робкая улыбка. Слюна брызнула из уголка рта, но он этого даже не заметил. — Ульф будет бить. Так, будто Кай его просит.

— То-то же, Ульф. То-то же.

Я кивнул, взял мешок и мы начали спуск по истёртым ступеням, в самое пекло «Адской Кузни».

У подножия лестницы пути разошлись. Молотобоец, словно ему завели механизм, опустил лобастую голову и, перебирая ногами, направился в дальний угол цеха к Седьмому Горну — там его ждал новый Курт Кривой, мужик полностью оправдывал прозвище. Тощий, жилистый кузнец с перекошенным лицом — один глаз прищурен, а левое плечо заметно выше правого, что придавало ему вид хищной птицы. Мужчина стоял, нетерпеливо постукивая клещами по наковальне.

Проводил Ульфа взглядом, мысленно пожелав удачи, и пошёл к угольным ямам — смена начиналась.

Свернул в проход и двинулся туда, куда указал Йост. Жар и дым навалились, обтекая со всех сторон, словно шёл против течения раскалённой реки. Вокруг кипела жизнь — кузнецы, щурясь, осматривали оставленные заготовки, молотобойцы — кто жилистый подросток, кто кряжистый мужик — стояли рядом: одни лениво переговаривались с мастерами, другие, опершись на рукояти кувалд, ожидали приказа.

А я с каждым шагом и вдохом жадно вбирал бушующую стихию. Огненная Ци здесь была не просто энергией, а плотной и осязаемой субстанцией — заполняла каждый кубический сантиметр пространства, врывалась через лёгкие, впитывалась через поры кожи, обжигая мощью. Опускал её в живот, но поток был таким мощным, что приходилось концентрироваться изо всех сил, чтобы не сжечь меридианы изнутри.

Поставил цель: дышать безостановочно, утрамбовывать силу внутри себя, пока резерв не заполнится до краёв, а затем — направлять в повреждённую руку. На самом деле, это не требовало напряжения воли в привычном смысле, скорее, создания намерения — представляешь путь огня, и Ци повинуется.

Главная опасность крылась в объёме — слишком хорошо помнил, чем закончилось в шахтёрском лагере, когда чуть не разорвало от переизбытка силы, поэтому дышал глубоко, но осторожно, балансируя на грани — казалось, что начинаю светиться изнутри, как раскалённая заготовка. Бросил взгляд на повреждённую руку — и действительно: если приглядеться, под кожей пробегали багровые всполохи, словно отсвет далёкого пожара отражался в каждом сосуде и клетке. Рука мелко подрагивала от боли и напряжения — прижал к груди, стараясь лишний раз не тревожить.

Коридор закончился, и я оказался в Угольной Яме — горы угля возвышались до потолка, теряясь в темноте. Пол покрыт слоем шуршащей пыли. Вдоль стен стояли десятки тачек с окованными железом колёсами и огромные плетёные короба.

Здесь кипела своя, подземная жизнь — несколько таких же "счастливчиков'-подносчиков, похожих на перемазанных сажей чертей, суетились у угольных гор, копались в чёрной массе, работая лопатами и руками, наполняя тачки. Слышался стук дерева о дерево, скрип колёс и хриплое дыхание людей.

Я остановился, чтобы отдышаться и оценить ситуацию. Задача была простая: таскать уголь, инструменты. Короб или тачка?

Короб можно тащить одной рукой, закинув на здоровое плечо, но в него влезает в три раза меньше, чем в тачку. Обслуживать целую линию горнов просто не буду успевать — загоняю себя вусмерть, бегая туда-сюда.

Тачка? Вместительная и тяжёлая, но рассчитана на две руки. Управлять одной левой — цирковой трюк: крен, потеря равновесия, рассыпанный уголь… И при каждой попытке загрузить её лопатой, отдача будет бить в повреждённое плечо, вызывая адские вспышки боли — руку нужно зафиксировать.

«Чёрт…» — с досадой вспомнил про Ларса. В левой руке всё ещё сжимал проклятый мешочек с монетами. Похоже, к кожевнику сегодня не успею — всё навалилось разом, как уголь передо мной.

Глубоко вздохнул, отгоняя панику. Решаем проблемы по мере поступления — сначала деньги.

Посмотрел на мешок, стянутый шнурком, концы которого болтались длинными хвостами. Пока сойдёт и так. Главное — не потерять.

Присел на пыльный пол, чтобы было удобнее, снял с пояса грубый ремень — продел концы шнурка сквозь отверстия пряжки, затем обернул вокруг самого ремня, завязав на три морских узла — получилось надёжно. Мешочек болтался с внутренней стороны, прижатый к бедру. Неудобно — будет натирать, но зато не выпадет. Потом, в конце смены, найду Ларса и разживусь нормальной сумкой.

А теперь — рука. Огляделся — в углу валялись обрывки старой рогожи и куски верёвок.

Подошёл и выбрал длинный и крепкий кусок ткани — зубами и левой рукой, помогая коленом, разорвал на широкие полосы, затем начал делать перевязь. Обмотал полосу вокруг шеи, сделал петлю — осторожно, морщась от боли, вложил в неё правую руку, согнутую в локте. Подтянул узел зубами, фиксируя конечность так, чтобы та была прижата к груди и не болталась — стало немного легче. Теперь любое движение корпусом не отдавалось в руке острой болью.

— Ну, поехали, — сказал сам себе.

Подошёл к самой крепкой на вид тачке — одной левой рукой не смогу толкать, но если… Нашёл ещё один кусок верёвки — привязал один конец к правой ручке тачки, перекинул верёвку через левое плечо (как лямку рюкзака) и привязал второй конец к той же ручке, но ниже. Теперь, когда брался левой рукой за ручку и толкал, вес частично распределялся на здоровое плечо и спину, помогая удерживать равновесие. Криво, косо, но работать можно — навыки, наработанные за годы спасательных операций, пригодились как раз к месту.

Ухватился за ручку, упёрся бедром в борт тачки и попробовал прокатить вперёд на пару метров, чтобы почувствовать вес и поймать баланс. Инженерная конструкция работала: верёвочная лямка брала на себя часть нагрузки, не давая тачке заваливаться набок. Правда, верёвка врезалась в плечо и натирала кожу почти сразу, но это была мелочь по сравнению с болью внутри кости. Тачка шла уверенно, не виляя.

«Терпеть, — приказал себе. — Просто терпеть и дышать».

Системные цифры в углу зрения продолжали бег. 35%… 35.2%… Проценты «Закалки Тела» росли неуклонно — такими темпами наберу основную массу энергии уже сегодня ночью, а завтра, если повезёт, случится прорыв на четвёртую ступень!