Крепостная Эльза (СИ) - Машкина Светлана

Так о чём я!

Мы часто вспоминаем моего Муза, но как-то походя. Сегодня утром Муз категорически затребовал хоть иногда писать о нём лично. Спасибо, что каждый его день описывать не заставляет.

Итак, мы собираемся в отпуск. Да, да! Это замечательное событие Муз и желает запротоколировать. Вчера он весь день рылся в интернет-магазинах, купил себе шорты, солнечные очки и, изюминка шопинга — зонтик от солнца!

Я попыталась объяснить, что едем мы в деревню и зонтик от солнца — последняя вещь, которая ему пригодится. Как, кстати, и надувной бассейн. Предупредила, что бассейн с ним разделят гуси, а в тени от зонтика будут спать хозяйские коты.

Но мой Муз — романтик. Он отмахнулся от моих советов и предался мечтам. Как все гении, Муз считает себя непонятым и недооценённым, и мечтает найти свою половинку. Ту, что проникнется его видением мира, прочувствует всю глубину его души, ну и прочая муть. Короче, сидит сейчас на шкафу, ест конфеты, кидается в меня фантиками и сочинят гениальный опус для своей ещё не найденной любви.

Что-то там о лёгком ветерке, который колышет её пёрышки и о бескрайнем звёздном небе, куда они полетят вдвоём. А, вот ещё про своё горячее сердце приплёл, болтун. Хоспидя… я посмотрю, как он это будет курам читать… Расскажу вам потом.

Глава 28

Жаль, что у меня от прошлого опыта практически никаких знаний не осталось. Акулька, пусть немного, но разбирается в травах, другие девушки тоже что-то знают и умеют, а я — только косу плести. Хорошо хоть замуж за Силия не вышла, вся скотина бы передохла от моего ухода.

— Скажи, — попросила я Акульку.

Интересно же. Фелицата, когда флакон в своём сундуке не нашла, чуть личный досмотр нам не устроила. Положение спасло время — всем, и ей тоже, надо было бежать на завтрак, а потом сразу на урок. Не успеешь на завтрак — останешься голодной до вечера, не успеешь на урок — получишь указкой по пальцам. В лучшем случае.

— Может, сама догадаешься?

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Никогда, даже не знаю, что подумать.

Акулька открыла флакон, макнула палец и бесстрашно его облизала:

— Точно оно, — заявила моя соседка. — Зелье, чтобы дети в животе не появлялись. Я про такое слышала у себя в деревне. Вроде надо несколько капель, но сразу после того-этого, ну, ты поняла. Вот Фенька и прибежала ночью на кухню — торопилась зелье выпить.

Значит, Фелицата забыла флакон, но утром решила, что принесла его к себе в комнату. Раньше я бы уговорила Акульку подкинуть флакон хозяйке — о её отношениях с мэтром знала вся труппа, и, думаю, граф тоже. Но после того, как прима попыталась столкнуть меня под колёса, моя цивилизованная толерантность резко пошла на спад.

— Тебе-то зачем? — удивилась я.

— Затем. Ты сегодня правильно барина спросила — а вдруг силком поволокут? Ты, Эська…

— Эльза, — мягко поправила я.

— Да хоть Эльза, хоть Мельза — всё равно крепостная, — отмахнулась Акулька. — Ты не верь барину, если кому приспичит — никто нас спрашивать не будет. На такой случай хоть зелья Фенькиного глотнуть, — вздохнула она.

Я тоже вздохнула: не будут, конечно. Наслушалась я от девушек всяких историй, которые в большинстве своём заканчивались одиноково плохо. Но должны же быть в этом мире нормальные люди? Даже есть! Семья Генриха, например.

О новом знакомом я думала часто — всё-таки в молодом Эськином теле гормоны бурлили, как в кипящем котле. Никакая муштра наших учителей и Жураля не могла остановить этот процесс.

Бдительная Акулька через пару дней заметила, что витаю в облаках, и устроила допрос с пристрастием.

— Ты чего улыбаешься, как будто тебя пирожными накормить обещались? Вроде никакой радости нам нету и не ждём. Пьесу бы отыграть, да чтобы праздник этот господский поскорее закончился — и то хорошо.

— Я не улыбаюсь, Акулька, просто погода хорошая. Солнышко.

— Ага, как же — солнышко! Вчера дождь хлестал, а ты в окно смотрела и чуть не носом прижалась, так замечталась вся! Эська, не ври мне! Кто он? Из наших вроде ты никого не привечаешь. Дворовый, что ли? Так они нас не любят, распутницами считают, хоть и в глаза не тыкают.

О том, что дворовые, да и все остальные хозяйские люди, считали нас женщинами низкой социальной ответственности, я знала. Ну и пусть. Камнями не кидаются в след, гадостей в лицо не говорят — уже хорошо.

— Что молчишь? Неужто кто из господ? — ахнула Акулька. — Тогда гиблое твоё дело, подруга, с ними-то всегда плохо кончается. Послушай, чего расскажу.

Была у Акульки старшая сестра — Мелашка. Девочкой-подростком её забрала в свой дом барыня — живой игрушкой для дочери. Девочки росли рядом, вместе гуляли и слушали страшные нянькины истории. Когда юную барыню учили манерам и пению, Мелашка ждала подружку на стульчике.

Многое из того, что было недоступно для дворни, позволяли Мелаше. Спать на узком топчане в комнате госпожи, стоять на стуле в её платьях, пока портниха прикалывала детали, гулять по саду и даже есть фрукты, не спрашивая разрешения.

Домой, к родителям, Мелашу отпускали по большим праздникам. Дома девочка маялась — после барских хором и относительно лёгкой работы сгибаться над бесконечной грядкой и варить пойло скотине для неё было тяжело.

— Как в возраст вошла, хотели её назад, в деревню, отправить, только Мелашка, на свою беду, уговорила барыню дворовой девкой её оставить, мол, не могу с хозяйкой своей расстаться.

Акулька вздохнула, налила себе воды из кувшина, сделала насколько больших глотков.

— Потом приехали к барам гости, чуть ли не неделю жили. Ну, один и закружил Мелашке голову. Много нам, дурам, надо? Платок подари, бусы, пряник медовый — мы и поверили в любовь.

Через неделю молодой барин, друг семьи, уехал, и о Мелаше больше не вспоминал. Как только живот стал заметен, девушка во всём призналась своей молодой хозяйке.

— Погнали со двора, как гулящую, — вздохнула Акулька. — Дома-то мать наша её жалела, да только всё равно пришлось сестрицу из пруда вытаскивать — едва-едва успели. Потом жрец её месяц при храме держал, чтобы молилась и образумилась.

— Что с ней сейчас?

— Пристроил батюшка её замуж, хвала Сильнейшему. В приданое две овцы отдал и перину, представляешь? Это вдовому-то мужику с малыми детьми! Такому самому впору приданое давать! Если бы не Мелашкин грех, так бы и куковал один с ребятишками — на пятерых детей ни одна баба не пойдёт.

— Как она живёт?

— Нормально живёт, привыкла. Муж не злой, бьёт только за дело, если по хозяйству не управилась или с поля поздно пришла. Изменилась сильно — молчит всё время, и тощая, как доска, — равнодушно ответила Акулька.

Мне захотелось плакать. От жалости к несчастной Мелаше, от безысходности и ничтожности нашей жизни, от того, что никогда и ничего я не смогу изменить, что так и будут горбатиться в полях Мелаши, угрожающе постукивать ручкой плётки по голенищу сапога их мужья, и радоваться беззаботной жизни, не замечая тех, кого толкнули в ад, благородные господа.

Я обняла за плечи Акульку и заплакала. Недолго подруга смогла выглядеть спокойной и равнодушной. Она пристроила голову у меня на плече и тоже зарыдала, прижимая ко рту платок — даже плакать мы не могли без разрешения. Нельзя, иначе опухнет нос и покраснеют глаза.

Глава 29

На следующем свидании мы с Генрихом гуляли в тенистой роще и много разговаривали. Точнее, я старалась, чтобы много говорил он, а я задавала вопросы. Меня интересовало всё: как устроена правовая система, какие налоги и за что собирает король, как люди учатся, лечатся, чем зарабатывают на жизнь.

Когда я спросила о других королевствах, брови Генриха поползли вверх.

— Зачем вам, Эльза? Первый раз вижу девушку, которая задаёт такие странные вопросы. Давайте лучше возьмём повозку и поедем в хороший тракир, пообедаем, выпьем сладкого сиропа с масляными булочками.