Крепостная Эльза (СИ) - Машкина Светлана

— У меня фонарь есть. К тому же барин столько заплатил, что и на дороге бы переночевать не грех, — хохотнул возчик. — Графа Пекана, никак, усадьба?

К дому я пробиралась почти в полной темноте. Луна пряталась где-то за тучами, и я, чуть ли не наощупь, пошла по саду. По пути, разумеется, зацепилась и порвала рукав — если не везёт, то во всём.

Надеясь проскочить в свою комнату незаметно, я тихо зашла с чёрного хода.

— О! К нам вернулась великолепная Эльза! Звезда сцены и прима королевского театра! — громко провозгласил Жураль, выходя из темноты и постукивая отполированной короткой палкой по ладони. — Вовремя — граф ждёт. Пошли.

Граф Пекан сидел на сцене, в своём любимом широком кресле с высокой спинкой. Все, как один, актёры и актрисы стояли в шеренгу. На меня старались не смотреть, пряча глаза. Но я всё равно заметила и торжествующие взгляды Фелицаты и её подруг, и сочувствующий Акулькин, и любопытные и равнодушные других актрис. В труппе меня не любили и считали выскочкой.

— Никак пришла? — деланно-ласково спросил граф. — Нагулялась, милочка? Наразвратничала? Проголодалась, поди, или любовник натешился и выгнал? Надоела ему?

Что он несёт? Я могла потеряться, попасть в беду, да всё, что угодно! Почему сразу упрёки, да ещё и обвинения в распутстве?

Акулька чуть приподняла голову, поймала мой взгляд и широко распахнула глаза. Что? Что я опять делаю не так?

Акулька, умница, показала глазами в пол. Я тяжело вздохнула — опять на колени падать? Может, я лучше реверанс сделаю? Попробовать?

Попробовать я не успела — мэтр Жюраль ловко ударил меня под колени своей палкой, которой частенько перепадало актёрам и актрисам в минуты его гнева, и я завалилась на грязные доски лицом вниз, как раз у ног графа.

— Все вон! — рявкнул граф.

Труппа торопливо потянулась на выход, Жураль заключал шествие.

— Вставай, на меня смотри, — приказал мне Пекан.

Я неловко встала, кое-как одернула юбку. Видок у меня был ещё тот — платье помялось, кое-где испачкалось, пока я пробиралась по саду. Рукав рваный, да и падение на сцену тоже не прибавило мне красоты и изысканности.

— Где была?

— Простите меня, граф. Я виновата. Я гуляла в роще, потом присела под деревом и уснула. Проснулась, когда замёрзла — солнце уже заходило.

— Ещё одна ложь — и я забуду, что Сильнейший запрещает наказывать кого-либо после заката, — прошипел граф.

Правда? Не знала. Ну, хоть до утра бить не будут, а за ночь я что-нибудь придумаю. Мудр Сильнейший — до утра много чего может измениться, и тот, кто в гневе, переспав ночь, может иначе посмотреть на ситуацию.

— Ты была с мужчиной, и тому есть свидетели.

Фелицата! Мне бы только выбраться из сегодняшней передряги, а там я найду, как отомстить тебе за всё! За унижения, за испорченную одежду, за летящую на меня карету и за то, что ты сдала меня графу!

— Да?

Угу, так я и призналась. Нет уж, граф, не пойман — не вор. Скажу про Генриха — и от обвинения в распутстве никогда не отмоюсь. В прошлый раз одну из актрис застали на заднем дворе в обнимку с дворовым слугой, так чуть косы ей в наказание не отрезали. Слугу, кстати, всего лишь оставили без ужина. Где справедливость? С ней, как с гулящей девкой, а он всего лишь немного поголодал.

— Я была в роще, ваше сиятельство. Одна, без мужчин. Платье я испачкала там, а рукав порвала в саду, когда возвращалась. Фелицата вас обманула. Недавно, на одной из наших прогулок, она подкралась ко мне и толкнула под колёса повозки. Меня спасла случайность, и умение кучера управлять лошадьми.

Граф покачал головой и, кажется, даже развеселился.

— Не признаёшься, значит? Ещё и других оговариваешь? Я могу выбить из тебя правду, но не буду. Какая теперь разница, раз ты больше не актриса моего театра? Джульетту сыграет Фелицата, замену ей я найду, а ты с утра получишь свои десять ударов и пойдёшь на свинарник.

Сколько он сказал? От страха к горлу подступила тошнота, задрожали ноги. После такой экзекуции меня в свинарник можно будет только за косу тащить, сама я уже не встану. Если вообще выживу.

Между лопаток тонкой струйкой стекал холодный пот. Руки задрожали, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Так страшно мне не было никогда в жизни. Жуткое, ужасное, животное состояние — понимать, что от тебя ничего не зависит. Что бесполезно кричать, умолять, падать на колени. Доказывать, что ты не виновата и оправдываться — барин всё решил намного раньше, чем я переступила порог своей тюрьмы.

В чулан меня отвёл горбатый Генька — сильный физически, но отстающий в умственном развитии конюх. Девушки говорили, что любил и жалел Генька только лошадей. Когда наказывали людей, он частенько улыбался в усы.

Сопротивляться я не пыталась — куда мне до конюха, он меня пальцем перешибёт.

Измученная, голодная, дрожа всем телом, я устроилась на полу, на куче тряпья. Думала, что проплачу всю ночь, но неожиданно для самой себя то ли уснула, то ли впала в небытие.

От автора

Ой-ёй, дорогие мои, опус-то готов!

Короче, я так как он в рифму не могу, конечно, но расскажу своими словами.

Это песня для той, кто в тени белоствольной берёзы дожидается своего романтического героя. Для той, кто умеет слушать и готова пойти с Музом на край света. Для той, кто никогда ни в чём его не упрекнёт, кто не обижается на его невнимание, понимая, что гений всегда в себе и в творчестве. Для той, кто готов ждать его жаркими днями, и холодными ночами, кто всегда приютит и обогреет усталого творческого путника.

О как! Где он такую крицу найдёт, не знаю. он и так-то парень капризный, а с такой самооценкой за +100, ему разве что жар-птица угодит!

Сегодня наш романтик выбирал себе шезлонг. На кой ляд ему в деревне шезлонг — не знаю, но выбирал так, словно он на нём сто лет спать собирается. Как мы это всё повезём? Мы же поездом едем.

Поезд, кстати, Муз не любит. Раньше самолёты не любил (трусил, ага), то потом оценил комфорт и теперь поездом ехать не хочет (а придётся!). Ноет, что там жарко, душно, тесно и пахнет отварными яйцами и бичпакетами. Подумаешь, какие мы нежные!

Глава 31

Проснулась я на удивление бодрой, хоть и голодной. Кто-то тихо скрёбся в узкое окно чулана. Стекла в нём не было, только кое-как набитые доски. Хорошо, что на улице лето — примёрзла бы я в этом помещении.

— Эська! Да Эська же! Это я!

Между почерневшими от сырости досками появился кусок хлеба и шлёпнулся на земляной пол. Затем второй. Я подняла хлеб, отряхнула и засунула в рот. Вкусно! Попить бы ещё и умыться.

— Акулька, уходи, — тихо сказала я. — Увидят — вместе будем сидеть.

— Не, не увидят. Кто сейчас на задний двор пойдёт? Утром гонец прибыл, сказал, мол, король на три дня раньше приедет! Все носятся, как оглашенные, а про тебя, похоже, вообще забыли.

— Лорд Вольтан где?

— Уехал же, ещё вчера утром. Когда вернётся — не знаю, не моего ума дело. А чего он тебе?

— Поговорить.

— Ох, Эська, смелая ты и дурная, вот совсем без башки. Сразу видно, что господ благородных только мельком видала. О чём вам говорить? Он отцовский приказ не отменит.

Но попытаться стоит — а вдруг? Всё-таки Вольтан был более лоялен, и мог повлиять на решение графа.

— Как приедет — скажи, что я здесь, — попросила я.

— Тогда точно соседкой к тебе приду, — горестно вздохнула Акулька.

Я промолчала — вполне возможно, что она права. Инициатива, как известно, много чего нехорошего делает с инициатором, да и вообще наказуема, похоже, в любом мире. За одно общение со мной Акульку запрут рядом. Что делать-то?

— Слышь, я же не только из-за хлеба пришла, — громким шёпотом сообщила подруга. — Ищут тебя!

— Кто? — дорожащим голосом, не смея надеяться, спросила я.

— А! Затрепетала? — довольно фыркнула Акулька. — Ну, угадай? С утра-то строителей понаехало, да ещё всяких мастеров. Сцену в саду ставят, кресла носят, занавес, декорации — барин уж с ног сбился и охрип, на всех оравши. На большой поляне натягивают шатры — там у господ место для отдыха будет. Для дам беседки ставят в другом месте, чтобы, значит, они могли в прохладе посидеть и банты-ленты поправить. Народу чужого в имении — тьма! А один рабочий подходит ко мне и тихо так говорит: ты, девка, барышню Эльзу позови-ка. Я знаю, она здесь. Я так и поняла, что это ты, бесстыдница, ему барышней назвалась!