Крепостная Эльза (СИ) - Машкина Светлана

— Акулька! Не тяни кота ха хвост! Поймают тебя сейчас тут, и будем на пару трепетать! — пригрозила я. — Говори — кто?

— Пока имя не скажешь — ни на капелюшечку не расскажу. Тоже мне, подруга называется! Я к тебе всем сердцем, а у тебя — секреты, — обиженно проворчала Акулька.

— Как выглядит?

— Ой! У тебя их много, что ли? — возмущённо ахнула Акулька. — Когда успела-то? Городские, или наши кто? Мастеровой мужчина, видный, красивый! Высокий, волос тёмный, глаза тоже тёмные, как омуты те глаза! А сам из себя уверенный такой, прямо как господин. Этот, или кого другого ждёшь? Скрытная ты, Эська! Разве же хорошо этак с подругой единственной?

Божечки, ну просто детский сад, штаны на лямках! У меня, можно сказать, вся дальнейшая жизнь сейчас решается, а эта малолетка требует секретиков и откровений!

Кто может меня искать?

— Генрих? — наугад ляпнула я.

— Ой! — опять пискнула Акулька. — Он самый! Так и сказал — я, мол, Генрих.

— Что ты ему ответила?

— Сказала, простите, мил человек, только гостей уже много приехало к графу, откуда мне знать, есть там барышня Эльза или нет? Он попросил выяснить и денежку мне дал. Представляешь? Щедрый мужчина. Только он, Эська, такой же мастеровой, как ты — барышня. Тоже ряженый. Картуз-то ношеный и старый, и руки вроде-как правда работать умеют, но всё равно — стать не та.

Спалился, короче. От того, что появился шанс на спасение, на душе стало значительно легче. Придётся признаться, что я крепостная, но, может быть, Генрих меня хотя бы у графа выкупит? Всё равно же Пекан собрался меня Асонину продавать, какая ему разница? Надеюсь, граф не запросит бешеных денег за какую-то негодную крепостную девку, а Генрих достаточно богат, что не пожалеет за меня горсть монет. Или пусть хоть обменяет, наверняка в хозяйстве родителей есть достойные породы скота или птицы. Я на всё согласна.

— Ты когда его увидишь?

— Теперь разве что вечером. Эська, мне бежать надо, репетиция скоро!

— Иди. Увидишь Генриха — расскажи ему всё, как есть, — решилась я.

В любом случае оказаться крепостной Генриха лучше, чем крепостной барона Асонина. Наслышаны про него наши актёрки.

На фоне барона граф Пекан выглядел добрым и человеколюбивым самаритянином. Нас нормально кормили, не морили голодом, мы имели относительную свободу. Наказания были, и часто довольно жестокие, но граф не мучал своих актёров просто так, ради садистского удовольствия.

Актёры и актрисы в труппе барона Асонина менялись часто. Особенно барон злобствовал с актрисами. Девушки жили затворницами, им даже между собой не разрешалось общаться. За любую оплошность, или то, что барон счёл оплошностью, полагалось телесное наказание. При этом ходили слухи, что любую он мог сделать своей гаремкой. Жесткость графа распространялась не только на актёрок — Акулька рассказывала, что спина Киряшки была вся в белых полосах от застарелых шрамов. А ведь девчонка работала у барона на кухне, он её и видеть-то не должен был.

Чтобы немного успокоиться, я опять свернулась в клубок на старых тряпках. Заснуть не получится, но надо как-то отвлечься, а то с ума сойдёшь от ожидания и страха. Наши сейчас репетируют, и я тоже буду, мысленно проделывая каждый шаг и вспоминая каждый жест. Я даже арии могу пропеть, только тихо, чтобы не сорвать голос. Благо, они у Джульетты короткие, уж очень надоело Журалю рифмовать каждую сцену.

Скрипнул замок, дверь чулана распахнулась, и я прикрыла лицо от яркого дневного света. Неужели за мной пришли? Всё? Надежды больше нет?

— Эльза, глупая девка, что ты вжалась в стену? Посмотри на меня! — потребовал лорд Вольтан. — Надеюсь, тебе ещё не перепало? Я вовремя успел?

Как? У меня есть ещё один спаситель? С какой, интересно, целью?

Я села, поджала ноги и натянула на колени платье. Лорд Вольтан удивлённо покачал головой. Ах, да! Чего это я расслабилась?

Реверанс получился так себе, госпоже Дарине бы точно не понравился.

— Рассказывай, что натворила, — велел Вольтан. — Хотя нет, давай сначала выйдем из этого мерзкого чулана. Фу, как ты здесь спала?

Можно подумать, что я по своей воле в чулан явилась!

Я покорно вышла за лордом. Увидев меня при дневном свете, он громко присвистнул.

Глава 32

Лорд окинул взглядом моё грязное и порванное платье, растрёпанные волосы, чумазое лицо. Усмехнулся и демонстративно зажал пальцами нос.

Нет, а что он хотел? Я провела ночь на охапке старой гнилой соломы, едва прикрытой такой же древней, рваной и грязной лошадиной попоной. От меня розами должно пахнуть?

— Если ты вчера в таком виде предстала перед отцом, я могу понять его выводы, — заметил лорд.

— Вчера я выглядела значительно лучше, — вздохнула я.

— Рассказывай. Но — без утайки, честно. Если не будешь врать — постараюсь тебе помочь.

Помочь — это в каком смысле? Вместо Асонина отправить меня на скотный двор, или заметить наказание поркой? Может, мне лучше Генриха дождаться?

Что будет, когда он увидит меня такой? Даже лорд, у которого нет ко мне ничего, кроме интереса хозяина, купившего забавную игрушку, и тот презрительно сморщился. Как отреагирует Генрих? К вечеру я, однозначно, лучше выглядеть не буду, можно и не надеяться. А если меня всё-таки поволокут на конюшню — вообще потеряю товарный вид.

— Давай, давай, выкладывай. Да не бойся ты! Говорят, ты кавалера завела?

Я тяжело вздохнула:

— Да, барин, я познакомилась с мужчиной. Он угощал меня обедом и сладостями, мы гуляли. Дошли до рощи, он взял в трактире ещё еды, и мы устроили пикник.

— Ох ты, слово-то какое знаешь! — восхитился Вольтан. — Где была госпожа Дарина всё это время? Как она позволила тебе уйти, да ещё и с незнакомым мужиком?

— Так госпожа всегда оставляет нас на площади, — растерянно сообщила я, понимая уже, что в формировании общественного мнения и выводов графа, Дарина изрядно приложила свою руку. — Обычно мы гуляем по рынку и в окрестностях несколько часов, а потом собираемся у городской ратуши. Приходит госпожа Дарина, мы вместе садимся на повозку и едем назад.

— Во-о-о-т как? — протянул Вольтан. — У меня, между прочим, иная информация.

Госпожа Дарина выставила историю моего исчезновения в другом свете. Якобы я от неё сбежала, когда все девицы, во главе с учительницей, пили чай с бубликами у уличного торговца. Пользуясь моментом, я отделилась от остальных и скрылась в узких улочках города. Фелицата сообщила, что и прежде видела, как я перемигиваюсь с каким-то незнакомцем. Мало того, я уже пыталась сбежать в прошлые разы, и только пристальное наблюдение Фелицаты удержало меня от губительного шага. Как показала практика — ненадолго.

— Фелицата меня под карету толкнула, а он спас, — наябедничала я.

— Разберёмся, — пообещал Вольтан. — Как зовут твоего прекрасного принца?

— Генрих.

— Как? Как ты сказала? — заржал Вольтан. — Генрих? О, Сильнейший, ты видишь, на эту девку невозможно злиться! Она хороша, как утренняя заря, но глупа, как пробка! Кто твой герой, Эльза? Чем занимается?

Сказать правду? Нет, и без того Вольтан теперь слишком много обо мне знает.

— Мастеровой. Не бедный — мастерская своя.

— Да хоть все в городе мастерские! Не могут мастерового звать Генрихом, понимаешь? Это имя для благородных. Он скорее Герал или Гашик, но уж точно не Генрих. Приврал дурёхе для красоты. Его так звать не могут! Как не могут благородную госпожу назвать Эськой, Акулькой, Мелашкой или Фенькой.

О том, что Генрих не из последних слоёв общества и мне до него, даже дальше, чем до луны — я и раньше догадывалась. Но с именами Вольтан меня удивил.

Крепостные, простолюдины и благородные господа не могли носить одни и те же имена. За этим строго следили жрецы и городские власти, чьи писцы давали ребёнку право на жительство. Своеобразный паспорт, признающий его законнорождённым жителем этой провинции.

Палиша, Эстиша, Аглаша и Киряша практически сразу превращались в Палишку, Эську, Аглашку и Киряшку — все имена крепостных упрощались и сокращались, в обязательном порядке, как клички животных.