Наследник пепла. Книга VI (СИ) - Дубов Дмитрий

Дверь столовой ещё не закрыли, и Николай пытался отыскать взглядом свою сестру. Неужели она опаздывает? И действительно, она вбежала в самый последний момент. Именно за ней двери захлопнулись, но при этом она была совершенно неопрятно одета: босая, передник перекошен, грязный, волосы растрёпаны. То есть это просто одно большое нарушение, по мнению администрации.

И на глазах Николая его сестру начали охаживать палкой, просто, «как сидорову козу». Учитывая, что она только пришла сюда пару месяцев назад — это первый курс, первый год учёбы!

Уже потом Голицын говорил мне, что его сестра вообще-то очень любила поспать до того, как попала сюда. Поэтому то, что она вообще успела на завтрак, это невероятный прогресс.

Но, в целом, в общем, я его держал, чтобы он не ринулся её спасать. Мне даже шипеть на него нельзя было. Я только схватил его покрепче и прижал к себе, не давая дёрнуться. К счастью, он быстро стих, сам понимая, что лишняя буча здесь и сейчас не нужна.

Мы вместе наблюдали, как человек, уже победивший своё извечное желание поспать подольше, подвергается хладнокровному методичному избиению. Смотрели, как она закусила губу едва ли не до крови, но не запищала, а потом распухшими руками с багровыми потёками пыталась кое-как есть.

Николай попытался ещё раз дёрнуться, только теперь уже к этой бабище, которую он хотел угомонить, но я его всё-таки снова удержал, прижал к себе и в ухо прошипел:

— Терпи, мы заберём сестру отсюда.

Одним словом, мне ещё понадобилось некоторое время, чтобы в налитых кровью глазах Голицына отразился хоть какой-то разум. И после этого мы потихоньку оттуда ушли.

— Какого хрена тут вообще происходит⁈ — задался вопросом Николай, когда мы были уже там, где нас никто не мог услышать.

— Ничего, — сказал я. — Мы и на этих найдём управу.

Мы снова перебрались через забор и оказались на улице.

— И к кому мы пойдём с этим вопросом? — спросил Николай.

Но Голицына было страшно смотреть: глаза его до сих пор были красными от прилившей крови, а руки самопроизвольно сжимались в кулаки.

— Как такое может происходить под патронажем императрицы⁈

— Возможно, — сказал я, — не идеализирую нашу государыню, но есть предположение, что этим самоуправством занимаются не по её указу, а это чьё-то личное превышение полномочий. Это значит, что нам просто нужно поговорить с тем, с кем нужно. И в данном случае тем, с кем нужно, и этим кем-то является даже не Салтыков, а конкретно Светозаров. Он должен сам убедиться в происходящем.

Мы с Голицыным снова двинулись назад, сразу пошли к деду. Креслав, который только что позавтракал, смотрел на нас с нескрываемым изумлением.

— Дед, привет, — сказал я. — Мы к тебе за помощью.

— Все чудесатее и чудесатее, — проговорил на это Креслав. — Если мне не отшибает память, вы же друг друга терпеть не можете?

— Можем, не можем — это наше дело, — ответил я. — Но Николай обещал дать показания по делу Медведевых. Мы с ним обменялись кровными клятвами, — добавил я, — и взамен этого мы должны обеспечить безопасность ему, его сестре и его матери, поскольку других родных у них больше нет.

— Да уж, — крякнул дед. — Но информация, как я понимаю, того стоит.

— Ещё как стоит, — ответил Николай. — Я был свидетелем, но моё участие во всей этой истории благополучно вычеркнули из дела. Просто, в общем-то, я и сам там слегка пострадал от происходящего. Я же пытался их остановить, когда они попытались к девочке пристать. У меня у самого сестра возраста Ярославы, — он кивнул на меня. — Виктор видел. Я пытался отбить её у троих ублюдков, пытался отвлечь их на себя. Потом появился Медведев. В общем-то, я-то уже получил, а вот Медведеву досталось основательно, и на него уже повесили всех собак.

Тут Голицын невесело хмыкнул.

— Меня же дядя заставил заткнуться, а сам закрыл какие-то счёты с Чернышёвым. Зато он получил продвижение по службе.

— А сейчас что изменилось? Почему ты вдруг решил сдать Чернышёва? — спросил дед.

— А мне терять уже больше нечего, — ответил Николай. — Мы и так уже нерукопожатные. Нас полностью отстранили от двора, и никакой помощи нам ждать неоткуда. Никто ничем и никогда нам не поможет.

— Ну, ты же ещё здесь, — ухмыльнулся Креслав. — Соответственно, помощь всё-таки будет. Хорошо. Допустим, нам нужно понять, к кому мы пойдём с этой информацией: к Салтыкову, допустим, или всё-таки повыше?

— Дед, — сказал, глядя в глаза Креславу. — Давай сразу к Светозарову.

— Витя, ну ты же понимаешь, что идти с таким делом, да ещё двухлетней давности, в котором замешаны разборки между аристократическими родами, это не дело и не уровень имперской безопасности.

— Конечно, не дело, — согласился я. — Зато дело имперской безопасности — это сведения, порочащие имя императрицы.

— Боги, — схватился за голову Креслав, — а это вы где успели откопать?

— Ну, мы же сегодня ездили в Институт благородных девиц, — ответил я. — Мать тебе рассказывала о том, что мы видели?

— Ну, вкратце рассказала, — кивнул дед.

— Так вот, если Институт под покровительством императрицы, то вряд ли она знает о том, что там происходит.

— Ну, в принципе, — Креслав, кажется, понял, о чём мы говорим, — это уже зацепка. С этого можно и начинать.

Мы переглянулись с Николаем, понимая, что половина победы у нас уже в кармане.

— Значит так, бойцы, — сказал Рарогов решительно, — сегодня остаётесь здесь. Я же отправляю запрос о встрече у +Светозарова. Как только он даст добро, мы все вместе едем к нему. Вы будете присутствовать на встрече в качестве живых свидетелей, так сказать, но говорить вы будете только тогда, когда к вам обращаются. Понятно?

— Понятно, — ответили мы хором.

— И держите себя в руках. Любое ваше неосторожное движение может пустить под откос всю вашу идею, а нам, как я понимаю, нужно разыграть всё как по нотам.

— Да, мы поняли, поняли, — сказал я. — Большие дяди будут разговаривать, а мы тихо посидим в уголке и не будем отсвечивать. Сообщаем что-то или говорим только тогда, когда нас спрашивают.

— Всё правильно, — кивнул Креслав. — Потому что на кону стоит очень многое. И вам ли это не понимать?

Глава 9

Константин Платонович сидел напротив меня, нервно постукивая резными ногтями по ручке кресла. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь тяжёлые портьеры, дрожал на его холёном лице.

— Вы уверены, что это… безопасно? — спросил он, в сотый раз поправляя жабо.

Я медленно разворачивал его же перчатку между пальцев.

— Совершенно. Это всего лишь… тест на восприимчивость.

Вру.

Страницы самоучителя лежали передо мной, прикрытые трактатом по этикету. Первый урок: «Страх — дверь. Боль — ключ».

Шаг первый: Подготовка.

Комната была идеальна — кабинет камергера в дальнем крыле, где даже слуги появлялись редко. На столе между нами: его перчатка, зеркало в серебряной оправе и стакан недопитого кларета — всё, что нужно для контакта.

— Начнем с простого, — сказал я, заставляя голос звучать беззаботно. — Расскажите, Константин Платонович, часто ли вам снятся кошмары?

Его веки дрогнули.

Шаг второй: Анализ уязвимостей.

— О… обычные глупости, — засмеялся он, но пальцы вцепились в подлокотники. — Вчера, например, снилось, будто…

Я не слушал. Вместо этого сосредоточился на тепле, исходящем от его перчатки. Магия кошмаров требовала не силы, а внимания — к дрожи в уголках губ, к тому, как его зрачки расширились при слове «крысы».

— Интересно, — пробормотал я, — а вам не кажется, что в восточном крыле действительно завелись грызуны? Вчера слышал, как что-то… скребется в стенах.

Камергер резко вдохнул. Его рука непроизвольно потянулась к горлу — клаустрофобия? Нет, что-то глубже.

Метод второй: Прямой контакт.

Я наклонился, будто поправляя свечу, и коснулся его запястья.

— Вы в порядке? У вас… холодные руки.