Тьма. Том 9 (СИ) - Сухов Лео

— Ну хаос — это твой неизменный спутник, Федь! — кивнула Саша чуть добрее. — Но я бы всё-таки не отказалась от подробностей. Потому что, судя по лицу Бубенцова, он только что разнёс «точку 101». И сразу скажу: если такое случилось, папа нас вовеки не простит…

— А если мы дружно объясним ему, что это просто место проклятое? — уточнил я.

— Тогда он не простит нас дважды… — хмыкнула Саша. — А Бубенцов всё-таки разнёс точку?

— Пока нет… Но, скажу честно, твоё высочество, если захочет, то я его поддержу, — признался я.

— Рассказывайте уже! — попросил Арсений с соседней койки. — Хочется уже понять, что мы пропустили…

Глава 7

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

Человек — это не только организм. Это ещё куча всякого разного, что накручено в различных планах бытия. И одной из самых слабых систем человека является психоэмоциональная. Её состояние и без того регулярно колеблется между «ура, я пришёл в себя» и «снова здорово». Так ещё и пограничные состояния бывают, которые, в свою очередь, провоцируют срывы. Это если по-умному говорить.

А если по-простому, человек может очень легко сбрендить. Совсем и окончательно.

И такой сбрендивший человек либо будет пытаться восстановить свою личность из осколков, на которые она разлетелась при переходе от «здорового» к «больному». Либо, что вероятнее, потому как второй путь значительно легче — примется создавать новую личность.

Примерно так я понял объяснения умных людей, разбиравшихся в ситуации с «точкой 101». К чему это они решили пообсуждать такие сложные материи? А к тому, что глубокое вмешательство менталиста приводит к состоянию, которое напоминает состояние обычного умалишённого.

А местный менталист в сознание сотрудников «точки 101» вламывался неоднократно. Это он сам всем нам поведал, стоило предоставить ему выбор между правой рукой, левой рукой и ртом. Лично мне было совершенно всё равно, что драть — зубы или ногти. Зубы сложнее драть, но выйдет дольше и болезненнее. Ногти быстрее, зато пальцев у человека много.

Александр Александрович Борьков оказался сговорчивым. И вышел за рамки выбора, сразу обещав рассказать всё-всё-всё — хоть от сотворения мира, хоть от спорного Большого Взрыва. И даже худо-бедно, в меру понимания, описать теорию квантов. Лишь бы я прекратил задумчиво щёлкать плоскогубцами.

Всё началось ещё несколько лет назад, когда захиревший род Борьковых начали безжалостно давить их доброжелательные, казалось бы, соседи. Причём давили как законными методами — через суды, связи и экономические инструменты — так и не слишком законными. Например, путём физического устранения.

Правда, делали всё так, чтобы придраться нельзя было. Члены рода Борьковых, некогда наводившие ужас на врагов и друзей, гибли один за другим. И все до единого — при загадочных обстоятельствах. А Царское Представительство жалобы главы рода рассматривало не слишком внимательно.

Возможно, сказывалась дружба некоторых сотрудников с родами, отгрызавшими куски имущества от Борьковых. А возможно, причина крылась в том, что живых Борьковых в принципе оставалось не так уж много, и на такие мелочи Царскому Представительству было начхать.

Да и ссора Рюриковичей с дворянами не способствовала вмешательству властей в разборки. В общем, кто прав, а кто виноват, разбираться предстояло уж точно не мне. Главное, что настал момент, когда в роду Борьковых остался Александр Александрович, который даже не знал о проблемах рода, потому как с детства воспитывался отдельно. Ну и его троюродная бабка, которая об Александре Александровиче как раз знала и помнила.

Эта достойная во всех смыслах женщина, понимая, что своими силами удержать оставшееся имущество рода не сможет, завещала его уже выросшему Александру Александровичу. Оставила, правда, для себя одну лазейку: Борьков в наследство должен был вступить только в том случае, если более близких родственников не останется. А посему была уверена, что уж теперь-то об имуществе можно не беспокоиться. Потому как у зловредных соседей не хватит ресурсов, чтобы менталиста из закрытого предприятия в Серых землях вытащить. И спокойно стала доживала свой век.

Борьков же, с юных лет обучавшийся в царском приюте, неожиданно для себя узнал, что вообще-то он не только ценный специалист, но ещё и богатый, в перспективе, молодой человек. А значит, после службы на «точке 101» имеет полное право пожить в родовом поместье в своё удовольствие.

И всё бы было хорошо…

Вот только соседям Борьковых этот возможный счастливый исход не понравился. Немного пораскинув оставшимися мозгами, они решили пойти на крайние меры. Троюродная бабка была против воли выдана замуж за одного из престарелых пердунов враждебного рода. После чего на Борькова вышли даже в Серых землях, действуя через местных ушлых людишек и охрану. И намекнули, что его бабка вот-вот скончается, всё имущество перейдёт к её мужу, а Борьков останется с носом и без денег.

Несложно догадаться, что Борьков, в мечтах уже живший на пенсии в своё удовольствие, отказываться от сладких видов на будущее не захотел. Он понял, что родам от него что-то потребовалось, раз решили о таком ему сообщить. И пошёл на сотрудничество с вымогателями в надежде, что бабка-таки переживёт нового мужа и дотянет до истечения службы самого Борькова. А уж он-то со своим талантом быстро разберётся с этим делом.

И первая же договорённость с родами поставила Борькова перед выбором. Либо и дальше надеяться на большие деньги, либо нарушить законы, которые менталисты не должны нарушать, в принципе, ни при каких обстоятельствах.

Ему полагалось влезть в голову Дмитрия Демьяновича Замочника, начальника «точки 101». И внедрить туда абсолютную уверенность, что во вверенном предприятии всё прямо-таки идеально.

Само дело было простым. Жаль, после такого вмешательства неизменно остаются следы, прочитать которые могут не только менталисты, но и те же энергеты, лекари… Или врачебные аппараты, имевшиеся, кстати, на руках у местной службы безопасности.

В общем, Борькова поймали на горячем. И снова взяли в оборот, но теперь уже свои.

Сначала его использовал для личных нужд только Тенебровов. Однако вскоре присоединился и учёный Булочников. Оказывается, это ему должен был помочь Борьков, воздействуя на Замочника.

А дальше всё закрутилось настолько туго, что Борьков перестал понимать, кто и почему входит в круг доверенных лиц, которые могут ему приказывать. Он давно уже не помышлял ни о какой безбедной жизни после окончания работы на предприятии. А только лишь молился каждый вечер, чтобы самому каким-то чудом выйти сухим из воды.

Ну а посреди «точки 101» буйно расцветал заговор с целью захвата ключевых должностей отдельными сотрудниками. И ведь у каждого участника были свои причины. Правда, Борьков их не знал. И даже не пытался выяснить, понимая, что стоит влезть в мозги хотя бы одному из участников, как следы заметят, а его безжалостно прибьют. Слишком опасным был талант менталиста, чтобы кто-то искренне пожалел его носителя.

Поэтому Борьков выполнял, что ему скажут, и молился, молился, молился…

— Врёшь! — уверенно заявил я, когда менталист дошёл до этого жалобного места в рассказе.

— Я не вру! Честное слово! — чуть не пустив слезу, запротестовал тот.

— Врёшь-врёшь! — не поверил я. — И очень умело врёшь!

— А мне даже любопытно, с чего ты так решил? — с любопытством скосив на меня взгляд, спросил Бубен.

— Ну давай пойдём по порядку. Он, конечно, менталист, и всё такое… Но когда он говорит о молитвах, то глазом в сторону косит, да и вовсе лицо пытается спрятать, — разъяснил я.

— А что мне ещё остаётся делать? — дал петуха обиженный Борьков.

— Да не ори ты! — попросил я, а затем проверил ему шею и грудь, чуть оттянув воротник рубашки. — Верующие, даже такие, как я, которые про веру ничего не знают и в церковь забывают ходить, носят нательный крестик.