Если бы я тогда прислушался к ним, к душам, возможно им не пришлось бы томиться еще столько дней в этой бездне самобичевания и жажды крови.
Демоническая Ци, которая держала души, была вплетена в саму структуру меча. Она пропитывала металл, делая оружие прочнее и острее, но одновременно превращая его в проклятие для всех, кто с ним соприкасается.
Я начал медленно, осторожно выжигать темную энергию своей Просветленной Ци.
Это было похоже на распутывание узла из тысячи нитей, где каждая нить соединена с десятком других. Одно неверное движение — и я мог повредить сами души, разрушить то немногое, что от них осталось.
Поэтому я действовал медленно. Нить за нитью. Цепь за цепью. Этот процесс был возможен лишь благодаря триграммному зрению, без него я бы тыкался как слепой котенок и пережег бы не те нити.
С каждой разорванной связью меч становился тусклее, его аура слабела. А души внутри — светлели.
Я видел обрывки их воспоминаний.
Десятки историй. Сотни жизней, оборванных насильственно и жестоко. Каждая новая смерть добавляла новый слой боли к их страданиям.
Моя Ци продолжала течь, выжигая демоническую энергию, освобождая души одну за другой.
Это несправедливо.
Но что такое справедливость в мире, где сильный может делать всё, что захочет?
Где существуют секты вроде Золотого Карпа, которые строят свою силу на страданиях других?
Где даже смерть не приносит освобождения, потому что твою душу могут поймать, исказить, превратить в оружие? А Праведника заставлять служить злу.
Я вспомнил слова Цинь Юй в одном из воспоминаний: «Каждый раз, когда ты помогаешь одной душе найти покой, ты чуть-чуть исцеляешь само Небо».
Тогда я не понимал всей глубины этих слов, но теперь, держа в руках проклятый меч и чувствуя благодарность освобожденных душ, я начал понимать.
Небо — это не абстрактная сила где-то там, высоко. Небо — это сумма всех душ, которые когда-либо жили в Поднебесной. И когда души страдают, Небо страдает вместе с ними. А когда душа обретает покой…
Последняя цепь разорвалась.
Души вырвались из меча, словно птицы из клетки. Красные, черные, злые, обиженные, уставшие. Тут не было светлых душ, тьма заразила их.
Они хотели рвануть врассыпную, но я был готов. В воздухе вспыхнул огромный Символ Очищения. Я уже держал его почти созданным. Наготове.
И тут же весь холм взорвался воплями и завываниями боли.
Душам было больно. Выжигать заразу всегда больно.
Я продолжал держать переливающийся всеми цветами радуги Символ до тех пор, пока каждая из душ не вернула свою девственную чистоту и лишь тогда я развеял его.
Души закружились вокруг меня светящимися огоньками — белыми, золотыми, серебряными. Каждая светилась по-своему, уникально и неповторимо.
Они были благодарны.
Я поднял руку и создал там крупный Символ Упокоения.
— Идите, — тихо сказал я. — Идите домой. На Небо. Вас там ждут.
И души потянулись к моей руке, одна за другой касаясь моей ладони в последнем прощальном жесте.
С каждым касанием я чувствовал волну тепла. Не было слов — была просто чистая энергия, чистая эмоция.
Я смотрел, как они исчезают одна за другой и чувствовал… облегчение. Глубокое, всепоглощающее облегчение.
Когда последняя душа растворилась в воздухе, я опустил руку.
Меч передо мной больше не был проклятым оружием. Теперь это был просто кусок металла — тяжелый, хорошо сбалансированный, но обычный. Демоническая аура исчезла полностью. Нужно было это сделать давно. Теперь я понял для себя одну вещь: всё, что связано с душами нужно делать сразу, потому что-то, что для тебя неделя, для душ — вечность.
Я взял меч и встал. Пора заканчивать с этим местом.
— Лянг, доставай лопаты, мы будем копать.
Хтьфу!
Что ж, теперь на душе легко, можно и позаниматься чистой физической работой.
Регион Тигров
Некоторое время назад
Сяочжу бежала.
Бежала так быстро, как только могли нести ее человеческие ноги. Она спотыкалась о корни деревьев, царапалась об ветки, а позади нее неслись тени — черные полосатые тела, мелькающие между стволами. Они загоняли ее, как волки загоняют оленя.
Вот только это были не волки, а тигры.
Эта мысль пронзила ее острой болью, заставив в очередной раз споткнуться.
Она упала, перекатилась, вскочила и побежала дальше, но теперь что-то внутри Сяочжу бунтовало против самой идеи бегства.
Сейчас она была в той самой старой рыжей шкуре, которая, как она думала, помогала контролировать ее звериную суть. И сейчас она использовала эту шкуру просто для того, чтобы перебивать свой человеческий запах. Она уже поняла, что передвижение по этому региону будет заканчиваться сражениями, а вот девушку-человека, на удивление, никто не трогал.
Почти.
Всё началось три дня назад, когда она впервые зарычала на старого тигра, попытавшегося напасть на нее у водопоя. Он, возможно, и не собирался нападать, а просто решил напугать наивную человеческую девушку.
Вот только от испуга из ее груди вырвался не рык, а рев, от которого задрожали камни, а старый тигр упал на брюхо, прижав уши к голове в абсолютном подчинении. Инстинктивно она обратилась в свою белую форму и надменно посмотрела на этого… нет, не тигра — так, кошку, которая осмелилась зарычать на нее.
В глазах тигра вспыхнул ужас и, подняв морду, он прошептал:
— Королевский рык… Белая принцесса… Но их же всех убили…
Она не убила его. Просто сбежала. И теперь корила себя за это, потому что теперь за ней была погоня. Это ее ошибка. Нужно убивать их всех. Всех черных.
И вдруг, вместе с этой мыслью что-то в ней щелкнуло.
Почему я бегу? — спросила она саму себя, — Почему я их боюсь?
Пятерка молодых и сильных черных тигров застыли, окружая ее. Ее — человека.
Глубокая, неконтролируемая ненависть к себе, к собственной слабости, к черным тиграм вспыхнула внутри и она зарычала.
Это был рык тигра — глубокий, вибрирующий, пронизывающий все вокруг невидимой силой. Деревья вздрогнули. Птицы с криками взмыли в небо. А черные тигры…
Они застыли.
Все до единого. Словно невидимая рука схватила их за загривки и прижала к земле.
В глазах всей пятерки Сяочжу увидела страх. Первобытный, инстинктивный страх перед чем-то большим, чем они сами.
Королевский рык.
Откуда я знаю эти слова? — мелькнула в ней мысль, — Откуда это знание, всплывшее из глубин памяти?
Да, тот старый тигр говорил эти слова, но сейчас они не были связаны с ним.
Один из тигров — молодой самец с порванным ухом — первым пришел в себя. Он попятился, прижимая уши к голове, и зашипел:
— Белая… Она белая! Это невозможно! Их всех убили!
Белая?
Сяочжу посмотрела на свои руки. Обычные человеческие руки, только исцарапанные и грязные. Но потом она увидела свое отражение в глазах тигра — и мир перевернулся.
В его зрачках отражалась не девушка.
Там была тигрица. Огромная, величественная, с шерстью цвета свежевыпавшего снега и черными полосами, похожими на каллиграфические мазки кисти мастера. И глаза… ее глаза горели янтарным огнем.
Когда это она успела превратиться? В момент рыка? В момент, когда решила принять бой?
— Убейте ее! — взревел самый крупный из черных тигров приходя в себя.
Это была неравная битва.
Сяочжу отпустила свое тело. Оно двигалось само. Не думая, не планируя — просто зная.
Они бросились на нее все разом.
Она увернулась от прыжка первого тигра, ударила лапой второго, перекатилась под брюхом третьего. Ее движения были текучими, как вода, и точными, как удары молнии. Она была тигрицей.
Но их было слишком много. Сяочжу не справлялась.
Клыки вонзились в ее плечо. Когти распороли бок. Боль была ошеломляющей, но вместе с болью пришло что-то еще.
Воспоминания. Первые настоящие воспоминания за всё время.
