Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ) - Луна Кармен

— НУ, что, красавица, — прошептала я себе в отражение. — Время стать безумным учёным. Или жертвой безумия. В любом случае — скучать не придётся.

Я закатала рукав. Кожа — бледная, чуть подрагивающая. Предплечье — идеальное место: ближе к сердцу, но не слишком интимно, чтобы потом не мучиться с моралями. Взяла иглу. Глубокий вдох.

И…

Укол.

Осторожный, точный, до первой капли, до жжения. Раствор медленно впитался, оставляя после себя ощущение, будто под кожу ввели адреналин вперемешку с мёдом и отчаянием. Василиус взвизгнул, как опера в трёх актах, спрыгнул с полки сделал круг почёта и сел у двери, как будто собирался выбежать за священником. В этот момент влетела Агнесса. Увидела моё лицо, увидела шприц... и выдала глухой всхлип, закатив глаза с таким шиком, что могла бы претендовать на театральную премию, если бы не осела аккурат на ковёр.

— Господи, — сказала я, — даже в самый критический момент вы, женщины, умудряетесь упасть эффектно.

Следом вбежал слуга. Посмотрел на меня, потом на Агнессу, потом на шприц и нервно спросил:

— Миледи... может, священника?.. Исповедь?.. Крест?

Я взвизгнула в ответ:

— Священника?! Сейчас?! Нет! Мне нужно только тишина, холодная тряпка и чтобы никто не устраивал трагедию, пока я делаю историю!

Я села. Нет, рухнула. Сердце билось так, будто пыталось выбить из груди всё, что накопилось за шестьдесят пять лет жизни в одном теле и три месяца — в другом.

Началась дрожь. Пот. Лёгкий жар, как будто кто-то зашил под кожу утюг на медленном огне. Мозг плавился. Глаза слезились. В голове — какофония мыслей, страхов, молитв и мата.

— Василиус... — прошептала я, — если я выживу, обещай, что не сдашь меня в дурдом.

Кот подошёл. Лизнул руку. Потом замер рядом. Молча. Его тяжёлое, пушистое тепло грело мне ногу и душу. Я закрыла глаза. И провалилась.

Сначала пришла дрожь. Мелкая, гадкая, как от сырой простыни в зимнюю ночь.

Потом жар. Лоб вспыхнул, как у кота, проспавшего на печке, только мне было не до мурлыканий. В глазах потемнело. В ушах — звенело. Тело будто ушло в свободное плавание, и если бы не подушка под спиной, я бы уже давно соскользнула с кресла и растворилась в парах собственной глупости.

Агнесса бегала вокруг, паниковала так, что сам воздух вибрировал.

— Миледи, ну нельзя же так! Ну кто же на себе испытывает... Ну хоть бы кота, ну хоть бы старосту, ну хоть бы... хоть бы кого, кроме вас!

— Я. спасаю вас всех. — прохрипела я и махнула рукой, отмахиваясь от слабости. Но рука упала, как варёная лапша.

Василиус прыгнул ко мне на грудь, улёгся — тяжёлый, как совесть, и горячий, как сковородка. Шерсть щекотала щёку, сердце билось где-то в горле. Пот градом.

Дыхание — рваное. Где-то внутри включилась сигнализация: "Ты перегнула. Ты сделала это. И если сейчас не случится чуда — ты сдохнешь первой, и всем станет очень интересно, почему ведьма загнулась от собственной бурды."

И тут — шум. Топот. Голос. Стук. Дверь распахнулась, как в дешёвом спектакле, и на пороге, окутанный пылью дороги, с лицом мрачнее тучи в ливень, стоял он.

Райнар.

Герцог Муж. Ледяной ком мрака и презрения.

Но сейчас…

Взгляд — без брони. Шаг — быстрый. Глаза — испуганные. Да-да, ты не ослышалась. Испуганные.

— Где она?! — рыкнул он так, что Агнесса осела в реверанс, сама не поняв, как.

— В лазарете... — пискнула служанка.

Он вошёл. И увидел меня.

Полулежащая. Бледная. Со спутанными волосами, потом на висках, с Василиусом лежащим на мне, как крест пушистой тяжести. Я моргнула. Один раз. Второй. И выдохнула:

— Ну надо же... пришёл... А я-то думала, тебя надо воскресить вместе с урожаем.

Он подлетел ко мне, схватил за плечи.

— Что ты натворила?

— Спасала... всех... — хрипло прошептала я, — как всегда:

— Ты. ты... на себе это испытала?! — голос у него дрогнул. И если бы я могла, я бы сейчас издевательски кивнула. Но мне хотелось просто... уснуть.

— Райнар... я не умираю. Просто... отдохну. Немножко. Часик. Может, два. Ну, или сутки. Ты главное — кота покорми.

— Господи, Вайнерис! — и впервые он сказал моё имя так, будто оно для него что-то значило. Будто оно не просто титул, а человек.

А потом — я ничего не слышала.

Потому что я отключилась.

И пока все думали, что я без сознания — я спала.

Сонно, жарко, сны путались, как клубки. Где-то Райнар звал меня. Где-то Василиус мяукал. Где-то я улыбалась..

Потому что пришёл он.

А значит, я могла себе это позволить,

Впервые. Расслабиться. И быть не только герцогиней.

А просто женщиной, которая пережила непоняную кустарную вакцину— и дождалась своего мужика.

Жар колотил меня, как будто я на сковородке. Лоб пылал, будто там разводили костёр и время от времени подкладывали в него сухие ветки моего терпения.

Простыня прилипла к телу, дышать было тяжело, как будто в лёгких поселилась кошка, и, судя по звукам, она была готичной и флегматичной.

— Агнесса... — хрипло прошептала я.

Та тут же метнулась к моей постели, словно я позвала не голосом, а колоколом по всем нервам.

— В лазарет... Иди туда. Посмотри, чтобы всех кормили. Кто умер — чтоб вынесли и сожгли, без разговоров. Постели менять, всё вываривать. Кого не занесли на список выживших — записать. В чистоте всё. Чистота, как в операционной. Если грязь — чума пляшет. Если порядок — чума думает. Пусть она боится. Поняла?

Агнесса кивала, почти плакала. Я махнула рукой — иди, мол, пока ещё мозги варятся не на полном огне.

И вот, когда я подумала, что могу наконец скончаться с достоинством и капелькой сарказма... он появился.

Райнар.

Герцог Муж. Стихийное бедствие в плаще. И — в чумной маске.

— Ты чего здесь?! — просипела я, не веря глазам. — Уходи. Немедленно. Не хватало ещё, чтобы ты сгорел от любви ко мне в прямом смысле!

Он молча подошёл ближе.

— Я серьёзно. Уходи, дурачок! Я заразная! Я — орудие массового поражения в юбке!

— Закрой рот, женщина, — рявкнул он, скинул маску, бросил её в сторону и присел на край постели. — Я сказал, никуда я не уйду.

— Райнар…

— Хватит. Что там за отвары надо давать?

Я моргнула.

— Ты... ты решил варить отвары?

— Я решил, что если ты ещё раз назовешь себя заразной, я тебя укушу. И тогда ты точно будешь не одна такой. Давай, что в первую очередь?

Я засмеялась. Хрипло, с надрывом, как ведьма после ста лет без кофе.

— Мед, ромашка, отвар ивовой коры... промывания... настой багульника. Но ты всё равно иди.

— Нет.

— Райнар.

— Нет.

— Ты — герцог.

— Ты — моя жена.

— Я сейчас — горячее одеяло, пропитанное потом и отчаянием! Уйди, пока не поздно!

Он взял мою руку. Не в перчатке. Своей. Настоящей. И приложил к своей щеке.

— Поздно было, когда я понял, что ты не просто умная. А ты — упрямая, дерзкая и... невозможная. И я не уйду. Хоть сгорю.

Я молчала. Потому что не нашла, чем возразить.

А потом он встал. И начал кипятить воду.

И спрашивать, где что лежит.

И дал мне глоток отвара.

А я лежала. Слабая. Уставшая. Потная. Но впервые... с ощущением, что кто-то рядом не потому, что должен.

А потому что выбрал.

И от этого — внутри стало немного... легче. Даже жар отступил. Или это он, Райнар, поставил между мной и смертью свой мрачный, упрямый, ледяной силуэт.

Он двигался по комнате так, будто всегда тут был. Никакой торжественности, никакой «а я, между прочим, герцог». Просто мужчина, который по какой-то непонятной мне причине решил, что вон та поседевшая от температуры ведьма в постели — важнее, чем титулы, интриги и даже здравый смысл.

Руки у него, к слову, оказались вполне ловкими. Пока я лежала и кипела в собственном соку, он нашёл мой травяной мешок, залил ромашку и мяту, добавил ивовую кору и даже не забыл мёд. Клянусь, он читал мой список с настойками.

Или... слушал меня, когда я бурчала себе под нос?