Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ) - Луна Кармен

— Ты, случайно, не переодетая Агнесса? — прохрипела я, разглядывая его профиль. — Мастерски имитируешь полезность.

Он не обернулся. Только тихо сказал.

— Я слышал, как о тебе говорили в деревне. Как смотрели на тебя крестьяне. Ты была там одна. Против болезни. Против смерти. Против глупости. И ты не ушла.

— Потому что кто-то должен был остаться, — пробормотала я. — А я не умею сбегать. Даже когда стоило бы.

Он подошёл. Протянул чашу. Я отхлебнула — горько, горячо, но уже не так противно, как в прошлые разы. Или это просто он стоял рядом, и вкус стал терпимей.

— А ты? — спросила я. — Почему ты не сбежал?

Он посмотрел на меня. Долго. Медленно. И глаза у него были не ледяные. Не враждебные. А... живые. И уставшие.

— Я тоже не умею.

— Ты просто хочешь чувствовать себя героем. — Я усмехнулась. — Появился, когда уже почти всё готово. Ушёл бы, и остался бы трагической фигурой — "О, если бы он пришёл!" А тут пришёл — и всё. Героизм обнулился.

Он хмыкнул:

— Ты неисправима.

— Тыне представляешь, насколько.

— Ты... — он сел рядом. — Безумная. Резкая. Без тормозов. Вечно с сарказмом на тубах. И с этим своим... котом.

— Василиус лучше половины твоих советников, между прочим.

— И всё же я здесь.

— А я болею, — напомнила я. — И заразна. И не в духе.

— Привыкаю. — Он провёл пальцами по моему лбу, аккуратно, почти неловко. — У тебя температура спадает.

— Это от твоих трав?

— От твоей дурости, что ещё жива. — Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на потолок. — Я знал, что ты непростая. Но чтоб настолько.

— Я просто делаю, что должна.

— Я тоже.

Мы замолчали. Как бывает в таких моментах, когда слова уже не несут смысла, а просто есть. Сидим. Дышим. Я — чуть громче. Он — чуть чаще. Но рядом.

— Райнар, — сказала я, глядя в потолок, — если ты заразишься, я не буду тебя лечить.

— Врёшь, — спокойно ответил он.

— А вот и нет. Я тебе уже всё отдала. Травы. Время. Жизнь, почти. У меня теперь в приоритете — я сама.

— Тогда лежи и выздоравливай, упрямая ведьма. А я посижу. Просто так. Без истерик.

И он сидел. До самой ночи. Не уходил. Не ныл. Не звал никого.

А я— спала.

Под его взглядом.

С ощущением, что впервые за всё это безумие — я не одна.

И чума пусть только попробует.

21.

Сознание возвращалось ко мне медленно, как капли мёда по ложке в морозную ночь — вязко, липко и с лёгкой примесью недоумения. Где я? Кто я? И почему у меня ощущение, что меня переехал 0б0з с кирпичами, а потом ещё сверху проехалась судьба на дровнях? Сначала пришло тепло. Теплое, настоящее, живое — как будто на груди у меня лежал пушистый кот. Постойте... так и есть. Василиус.

Весёлый комок шерсти, шевелившийся на моей груди с видом абсолютного удовлетворения жизнью. Он мурлыкал. Мурлыкал! Значит, я не умерла. Потому что если бы я умерла, он бы первым объявил траур и улёгся на печку ждать, когда дух с приветом вернётся прощения просить.

Я осторожно пошевелилась — всё тело отозвалось ноющей болью, будто кости праздновали день побоища. Голова пульсировала, во рту было сухо, как у лектора по латыни, а подушка под затылком казалась каменной плитой. Но... температура ушла. Огонь отступил. Я жива. Я выжила.

Где-то слева что-то шевельнулось. Медленно повернув голову, я увидела Райнара.

Он спал, полусидя в кресле, уронив голову на грудь, с одеялом, криво наброшенным на плечи. Его ресницы отбрасывали тени на щёки, и впервые за всё время его лицо казалось не каменным и ледяным, а человеческим. Уставшим. Тихим. И, чёрт возьми, красивым.

Я хотела что-то сказать, позвать, пошутить... но из горла вырвался только хрип, как будто я с детства увлекалась табаком и песком вприкуску. Агнесса, сидевшая неподалёку, тут же вскочила, расплескав что-то из кружки, и подлетела ко мне:

— Миледи! Вы очнулись. Ах, слава всем святым! Слава всем небесам! Она очнулась.

И заплакала. Как девочка. Навзрыд, с соплями и дрожащими руками. В жизни бы не подумала, что эта вечно шипящая чайница умеет плакать тах... по-настоящему.

— Тише, — прохрипела я, попыталась улыбнуться. — А то разбудишь нашего ледяного принца.

Но Райнар уже проснулся. Голос, как всегда, спокойный, но с едва заметной хрипотцой:

— Принца?

Я с трудом повернула голову к нему.

— Не спи. Я тут чуть не умерла, между прочим. А ты дрыхнешь, как младенец. Он подошёл, медленно, будто боялся спугнуть моё сознание, и опустился рядом.

— Ты выжила, — произнёс он и посмотрел на меня так, что даже Василиус замер.

— Это... невероятно.

— Невероятно — это то, что я не смогла создать этот чёртов раствор раньше, но слава Богу он есть..и пора его начать раздавать..— пробормотала я. — А то в твоём замке ничего живого, кроме тараканов, не останется.

Райнар вздрогнул. Василиус чихнул. Агнесса шмыгнула носом, а я, впервые за всё это время, закрыла глаза — не от бессилия, а от облегчения. Я выжила.

А значит... можно спасать остальных.

Площадь была тиха, как перед бурей. Люди стояли плотной толпой, переминались с ноги на ногу хмурились, шептались. Кто-то крестился. Кто-то хватался за амулеты. Кто-то смотрел на меня, как на привидение. Или чудовище. Или святую.

Впрочем, я никогда не умела быть ни тем, ни другим — я была женщиной. А сейчас... просто стояла перед стихийным бедствием, потому что толпа — это очень страшная сила.

На мне было простое платье, чистое, отлаженное, без рюшей и пафоса. Волосы —собраны в тугой пучок, из которого уже вырывались пряди. Лицо — бледное, губы — сухие. Но спина у меня была прямая, как у той самой санитарки, что идёт в атаку с носилками, когда все остальные прячутся по окопам.

Райнар шёл рядом. Не держал меня за руку. Не обнимал. Но был. Его шаги звучали чуть позади, как стук сердца. Он ничего не говорил. И это было правильней любых слов.

Я встала перед народом. Медленно подняла руку и показала тонкую полоску повязки на предплечье. Затянуто крепко. Как обещание.

— Я сделала себе укол, ввела вакцину — сказала я, и мой голос не дрожал, хотя сердце билось так, будто хотело вырваться и сбежать на юг — Я ввела себе то, что придумала сама. Чтобы больше не бояться умереть и помогать вам выжить. Я не знала, выживу ли. Но я — здесь перед вами.

Толпа шевельнулась. Кто-то ахнул. Где-то послышался сдавленный возглас. Но я не дала себе остановиться.

— Я никого не зову силой. Никого не заставляю. Но чума не спрашивает, боитесь ли вы ведьм, лекарей или просто перемен. Она приходит. Берёт. И не извиняется.

Я посмотрела в глаза женщине с младенцем. В глаза старику с палкой. В глаза парню с замотанным плечом. И дальше — в толпу.

— Если вы хотите жить — придите. Я дам вам то, что дала себе. Это не волшебство. Это боль. Это страх. Это шанс. Один на миллион. Но шанс.

Тишина. Тяжёлая, как после грозы. Даже ветер, казалось, затаил дыхание.

— Или не приходите, — добавила я, и голос стал ниже, глуше. — Останьтесь.

Надейтесь на авось. Прячьтесь. Верьте, что обойдёт Может быть, и правда обойдет.

Я сделала шаг вперёд.

— Но если нет... Тогда не вините ведьму. Не вините чуму. Не вините небо. Вините выбор. Свой. Кто решится пусть приходит в амбар на заднем дворе замка и становится в очередь.

Я развернулась и пошла обратно.

Райнар молча шёл рядом.

Мы вернулись во двор молча. Толпа осталась позади — гудела, шепталась, будто я зачитала им не речь, а завещание, где каждому положен шанс выжить, но только если он протянет руку первым. Воздух звенел от тишины. Камни под ногами казались особенно громкими. Райнар шёл чуть впереди, спина прямая, кулаки сжаты. Я знала эту походку. Знала и этот взгляд в профиль — словно он держал себя в узде, чтобы не взорваться посреди площади.

Ворота захлопнулись за нами. Я едва успела опереться о стену, потому что ноги начинали подламываться. Но не от усталости — от того, что знала: сейчас будет взрыв.