Нелюбимая жена-попаданка для герцога (СИ) - Луна Кармен

— Ты сума сошла, — спокойно, без крика, но так, что стены словно вздрогнули. —Абсолютно. Без остатка. С ума. Со… Шла.

Я подняла бровь.

— За это стоило хотя бы слова «спасибо». Я только что предложила людям шанс не умереть.

Он подошёл ближе, медленно, как буря, в которой всё ещё можно услышать тишину перед ударом молнии.

— Ты вышла к толпе. После чумы. С отметиной на руке. С признанием. Что ты —ввела себе неведомую дрянь, и выжила. Как ты думаешь, что они теперь видят в тебе?

— Ту, кто спаслась. И может спасти их.

— Нет. Ведьму. Колдунью. Опасность.

— А ты — трус? — Я прищурилась. — Или просто привык, что решения принимаются только тобой?

— Я привык, что моя жена не бросает вызов целой провинции. — Его голос был всё ещё спокоен. Но глаза... глаза метали гвозди. — Тебя могут убить, Вайнерис.

— Пусть попробуют. — Я выпрямилась. Да, пошатываясь. Да, пот капал с виска. Но я стояла. Прямо. Упрямо. — Умирать от чумы, сидя в погребе — это одно. Умереть за то, чтобы попытаться — совсем другое.

Он покачал головой.

— Ты думаешь, я тебя не понимаю? Я понимаю. Слишком хорошо. И именно поэтому злюсь.

— Потому что ты боишься.

— Потому что ты больше не спрашиваешь. — Он шагнул ко мне. Близко. — Ты делаешь, как знаешь. Как будто уже не жена, а генерал.

— А может, и так. — Я посмотрела ему в глаза. — Потому что, пока ты лежал с жаром, я держала в руках чужие жизни. И мне не понадобилось разрешение.

Он молчал. Только дышал тяжело, будто каждое слово, не сказанное вслух, весило тонну.

— Мне плевать, Райнар, — сказала я тише. — Плевать, кто что подумает. Я выжила. И, чёрт возьми, если из этого можно сделать вакцину — я её дам. Хоть на костре потом жарь. Но сначала — дай мне спасти хотя бы десяток.

Он отвернулся. Не ушёл. Просто... отвернулся. Как будто ему надо было переварить то, что я больше не «его тихая герцогиня». И я не собиралась ею становиться. Даже если бы он попросил.

Пусть злится.

Пусть боится.

А я— буду делать то, что должна.

Он развернулся обратно — резко, как будто слова остались в горле, не дав выйти, и вместо них в нём взорвалось что-то другое. Резкое. Горячее. Опасное. Его шаг был быстрым, как порыв ветра перед бурей, и прежде чем я успела спросить, в чём теперь меня обвинят — он схватил меня за затылок.

Грубая, сильная рука — пальцы в волосах, чуть болезненно, но так, что я задохнулась, не от боли — от неожиданности. От того, как близко он оказался. Как яростно он смотрел. Как будто видел во мне всё, от чего хотел сбежать, но не смог.

И уже не хотел.

А потом — поцелуй.

Жадный. Без предупреждения. Без разрешения. Без намёков на нежность. Его губы накрыли мои, как ураган, как жажда, как голод. И я — сдалась. Нет, не от слабости.

А потому что... я хотела этого. Чёрт побери, я этого хотела.

Я ответила. Впилась в него с такой же злостью, как он в меня. Мы бились друг о друга губами, будто пытались выговорить всё, что не говорили. Он прижал меня к себе — сильно, почти грубо. Я уткнулась в его грудь, руками сжала воротник рубашки, и мы... целовались. Как будто сейчас рухнет небо, взорвётся мир, но всё равно — надо успеть.

Где-то рядом мяукнул Василиус. Осуждающе. Как старый кот-монах.

Мы проигнорировали.

В следующий момент он поднял меня на руки — резко, уверенно, как будто я весила меньше перышка и гораздо больше для него значила. Я хотела сказать что-то колкое. Что-то язвительное. Но он смотрел прямо в глаза. Так, что внутри у меня сгорело всё, даже остатки сарказма.

— Райнар... — прошептала я. Но он только рыкнул:

— Молчи.

И понёс. Через сад. Мимо деревьев, в которых пела весна. Мимо служанки, которая замерла с корзиной белья. Мимо всего мира. В дом. В холл. По лестнице. В спальню. Его шаги звучали глухо, гневно и решительно.

Слишком много между нами было слов.

Теперь — их не нужно.

Теперь — только мы.

22.

Он нёс меня на руках по коридору, и, если бы не серьёзность момента, я бы пошутила. Типа: «Положите даму, пока суставы целы» — но решила не рисковать.

Плечи у него были напряжены, как у пациента на приёме у проктолога. Ладони сжимали меня чуть сильнее, чем нужно — не грубо, но как будто он держал что-то слишком важное, чтобы ослабить хватку.

Справедливо, конечно. Не каждый день тащишь к себе в постель женщину с двумя дипломами, одним менопаузальным шоком и чужим телом юной девицы.

В спальне пахло ладаном, старыми книгами и чем-то опасно-мужским. Терпким. Дорогим. Натуральным. Райнар остановился у кровати. Посмотрел мне в глаза.

Медленно. Долго. Так смотрят хирурги перед операцией. Или любовники перед катастрофой.

— Если ты скажешь «нет», я уйду, — хрипло выдохнул он. — Но я больше не вынесу этого молчаливого ада. Я сожру тебя, Вайнерис. До капли.

Уйду?! Ну уж нет! Жри давай! Врачебное воображение мигом нарисовало гематомы, укусы, и странный диагноз: «аллергия на герцогов в фазе обострения».

Но я не ответила. Только подняла руки, тронула его щёки — горячие, немного щетинистые, настоящие. Он закрыл глаза и поцеловал меня. Осторожно. Как будто впервые прикасается к жизни. А потом — глубже, с напором. И я застонала. Не от страсти даже, а от того, что наконец…Наконец.

Он опустил меня на постель, как вазу из тонкого стекла. Я лежала, глядя, как он сбрасывает камзол, стягивает рубашку. Под ней — тело, от которого у нормальной женщины давление бы скакнуло. Крепкое, широкое, шрамов немного, но они сводят сума вместе с кубиками его пресса. Не юноша. Мужчина. Тот, что ломает, держит и потом — обнимает.

Он раздевал меня медленно, тянул платье вниз, обнажая грудь, выдыхая на кожу горячим воздухом, проводя губами. Лёг рядом, ладонью провёл от ключицы к груди.

Пальцы остановились на вершинах — и я затаила дыхание. Они будто знали, куда идти. Он обвёл одну вершинку подушечкой пальца, потом языком. Медленно. Дразняще. Как будто проверял мою чувствительность. Пять баллов из пяти.

Диагноз: критическое возбуждение, срочно лечить телом герцога.

— Такие нежные... отзывчивые... — прошептал он, дразня губами. — Смотри, как ты дрожишь. Стоит мне тронуть — и ты таешь.

Я действительно дрожала. Все мышцы сжались в странной сладкой истоме. Он ласкал меня ртом — вершинку за вершинкой, губами, языком, обводя, посасывая, пока я не выгнулась под ним, теряя связь с реальностью. Внутри всё пульсировало, как будто меня включили. Стянул платье, отбрасывая в сторону, обнажая полностью...О, боже, мое девятнадцатилетнее тело думаю прекрасно в его глазах.

Ведь они горят жадным и алчным огнем.

Он скользнул рукой вниз. Осторожно, будто спрашивая разрешения. Его пальцы обвели плоть — там, между ног Медленно. Почти священно. Я вздрогнула, когда он добрался до чувствительного, спрятанного — к моей пульсирующей, горячей жемчужинке. Он целовал мой живот, опускался ниже, и дыхание его касалось самого сердца моего лона.

— Посмотри, какая ты... — прошептал он, голос срывался. — Ты раскрываешься подо мной. Ты готова.

И дотронулся языком. Один лёгкий штрих. Второй. А потом начал играть —медленно, точно, словно знал карту моего тела. Когда он сосал жемчужинку —нежно, с нарастающей уверенностью — я не выдержала. Извивалась, стонала, хваталась за простыни, пока не вскрикнула — и всё внутри сорвалось. Это был апокалипсис, я дрожала и кричала так, как никогда в своей жизни...чертов опытный герцог как же сладко он умеет ласкать женщину.

— Райнар... — выдохнула я, едва дыша. — Прошу.

Он поднялся. Его взгляд был тёмный, хищный, и в то же время — почти трепетный.

ЕГО плоть — твёрдая, пульсирующая — скользнула по моей плоти. Он провёл своим стержнем по входу, по самому краю моего тела.

— Я войду... — прошептал. — Медленно. Чтобы ты запомнила. Чтобы это было нашим мгновением...Навсегда. Потерпи, будет больно.