Седьмая жизнь злодейки (СИ) - Дэвлин Джейд

На какое-то мгновение шатер наполнился тишиной. В ней звенели клятвы, о которых не нужно было говорить вслух. Их слышали стены, небо и боги, которым мы не особо-то доверяли, но которые, кажется, все же решили дать нам шанс.

— Так. — Я наконец отстранилась, осторожно выскальзывая из его рук, чтобы снова обрести равновесие. Руки все еще дрожали, но голос стал твердым как сталь. — На словах мы герои, а на деле нам нужно перехватить караван снабжения до того, как в нем еще что-нибудь отравят. По дороге туда у них был крюк через лес, мы можем встретить их там.

— Слишком опасно, — нахмурился Ишель.

— Потому что опасность нас пугает? Или потому что тебе не нравится, что я первая это предложила?

Он поджал губы, и я с трудом сдержалась, чтобы не ткнуть его в бок пальцем, как в детстве. Я знала, что он бы предпочел запереть меня в золотом сундуке, если бы мог. Но и он знал меня. Знал, что я все равно его сломаю.

— Хорошо, — наконец выдохнул он. — Но поедешь рядом. Под моим присмотром. Если хоть одна стрела полетит не в ту сторону — ты сразу за моей спиной.

— Прекрасно, — усмехнулась я. — Только учти: если кто-то полезет ко мне с отравленными сладостями — я стреляю первой.

Глава 36

Ишель

Мы их взяли с поличным. Всех троих. Невооруженным взглядом было видно, что они такие же младшие слуги из дворца, как я тысячелетний феникс. Но одежда, прически, даже выражения лиц — не приглядываясь, не подкопаешься.

Убийц и лазутчиков выдавали лишь движения. Не всегда можно осуществить миссию, двигаясь суетливо и неуклюже, как настоящие необученные простолюдины. Временами приходится двигаться быстро, незаметно, профессионально.

А если ты ждешь именно таких гостей, то вычислишь их на раз. И тут впору поклониться наследнику Долины Травников, чтоб ему на чертополохе спать следующие тридцать лет. Он посмел смотреть на мою Айли! Но снабдил ее разными интересными составами…

Сонный порошок, такой мелкий, что разлетается полупрозрачным зеленоватым облаком. От него не спасают даже тряпки на лицах, потому что ему достаточно попасть в глаза, чтобы мгновенно «впитаться в слизистую», как выразилась Айли. Он решил проблему слишком ловких лазутчиков лучше сторожевых постов. А еще не дал им покончить с собой, чтобы избежать допроса с пристрастием.

Да, если придется, я прикажу не только казнить этих троих, но и пытать их самым жестоким образом.

Я не хотел, чтобы Айли это видела. За время, что прошло с момента, когда мы были нищими сиротами в холодном чужом городе, многое изменилось. Мне пришлось завоевывать свое место наследника кровью. Мало иметь отца императора, признавшего тебя. Если за спиной нет могучего клана родственников матери, если в гареме повелителя полно других женщин, у которых есть родня, деньги, влияние, свои люди среди евнухов и прислуги, а самое главное, есть свои сыновья, то даже просто выжить в этом серпентарии — задачка посложнее той, что мы решали, будучи бродяжками.

И мне пришлось учиться действовать жестко. Завоевывать авторитет, одновременно не давая себя убить. Императорский двор не знает жалости и сострадания, здесь выживают самые сильные, жестокие и хитрые. Как мой второй брат, например. Как я сам.

Ян Айри

— Госпожа, вас искали. — Слуга почтительно склонился. — Его высочество велел срочно вас проводить… в южное крыло. Туда, где раньше были казначейские шатры.

Южное крыло? Почему не личные покои? Что там могло случиться?

Мелкая тревога заползла под кожу, как первый ледяной дождик осенью. Вроде бы пустяк, а щемит внутри. Я кивнула, не задавая вопросов, и пошла вслед за юным посыльным, все больше ускоряя шаг. По пути мы миновали задние ряды каравана, где дымился очаг и на ветру хлопали сушащиеся знамена. Там пахло рисом, сандалом и чем-то горьким… сушеными травами?

У входа стояли двое из личной стражи принца. Они недоуменно переглянулись между собой, прежде чем склониться передо мной в поклоне.

— Принц звал меня, — зачем-то произнесла я, оглянувшись на слугу. Но тот куда-то подевался. Все это дурно пахло, смахивало на ловушку. Но… я помнила еще с прошлой жизни: эти двое были верны принцу до конца. Они не могли предать его сейчас. Не могли же?

Один молча откинул полог. Внутри пахло кровью.

Меня не оглушил ни крик, ни стоны — только этот запах. Теплый, тягучий, металлический. А следом прозвучал едва слышный стон. «Ишель!» — пронеслось у меня в голове прежде, чем я сумела обдумать эту мысль. И я шагнула внутрь.

Кровь, пот, сырость, паленая кожа. Воздух был тяжелым, будто сам храм смотрел на все происходящее с молчаливым осуждением. Все тело сжалось от напряжения.

Свет от жаровни дрожал на стенах, бросая багровые отсветы, словно сам воздух плавился. Циновки пропитало нечто красное, и, когда я шагнула вперед, каблук ботинка с влажным хлюпом скользнул по пятну.

Я сразу увидела его. Ишель стоял посреди шатра, спиной к выходу, и меня пока не видел. Мое сердце дрогнуло в облегчении и вновь испуганно замерло.

Ибо это сейчас был не совсем мой Ишель. Не тот, что теплыми руками кутал меня в одеяло, не тот, что шептал сквозь дрожащую улыбку о звездах и родственных душах. Передо мной стоял мужчина — наследный принц империи, воспитанный клинком, запекшейся кровью и необходимостью быть сильнее всех.

Он… пугал.

Его лицо будто вырезали из камня — ни одного изъяна, ни единой дрожи. Только сжатые губы, тень презрения в уголках глаз и следы свежей крови, пересекающие скулу. Рубиновый мазок тянулся от виска вниз к линии челюсти, еще один — запекшийся, темный — на вороте ханьфу, там, где разошлась верхняя застежка. Он даже не заметил этого. Или не считал нужным оттирать.

Алые брызги покрывали его пальцы, запястья, словно он только что вгрызался в мясо своими руками, не нуждаясь в оружии. На костяшках — следы недавнего удара. Похоже, по лицу одного из тех, кто сейчас стонал у стены.

Но страшнее всего было его выражение.

Холодное, чужое. Сосредоточенное, как у палача перед последним взмахом топора. В этом взгляде не было ни жалости, ни сомнений. Только необходимость. Только приговор.

Он не кричал. Он не повышал голоса. Он просто был — как буря, что надвигается без грома, но от одного ее дыхания вянут цветы и рушатся стены.

Здесь и сейчас находился не мой мальчишка из подворотни. Это был зверь, которого когда-то выкинули в яму, а он выжил, стал принцем… и теперь знал, что в этой жизни либо ты, либо тебя.

И все же, стоя там, в этом окровавленном аду, с волосами, сбившимися от жары и гнева, с лицом, испачканным чужой болью, он все равно был моим Ишелем.

Только теперь я знала: этот Ишель — не только мой. Он принадлежит империи. А значит, миру, в котором слабость — роскошь.

Прямо перед ним, привязанный к деревянному столбу, сидел мужчина средних лет. В жуткой ране на его плече влажно поблескивала кость, черты лица не распознать — от многочисленных ударов оно превратилось в кровавое месиво. Он был без сознания, но все еще дышал — едва, прерывисто, будто каждый вдох резал ему горло.

Второй пленник лежал в углу, весь в грязи и крови. Пальцы скрючены, будто он пытался вырвать веревки, но концы пальцев уже почернели — кровь к ним больше не поступала. Он не шевелился, только грудь судорожно вздымалась, будто от рыданий или удушья.

Третий…

Третий оказался совсем юным мальчишкой, едва достигшим совершеннолетия. И он первый увидел меня и пронзительно закричал:

— Ты! Смотри! — Его голос был визгливым, сорванным, в нем плясал ужас, смешанный с истерикой. — Смотри, кого ты защищаешь! Он сумасшедший! Он демон в теле человека! Он сделает с тобой то же, что и с нами! Ты еще не видела, как он улыбается, слушая наши крики! Он…

Я застыла. Сердце пропустило удар, но я все еще ничего не говорила. Не могла. Весь этот ужас сжимал горло, сковывал дыхание, а слова падали в душу, как камни, больно, звонко и мимо.