Тайна вдовьей таверны (СИ) - Сказка Агния

Бернард. У меня похолодело все внутри, словно кто-то плеснул на меня ведром ледяной воды. Я даже не думала насколько сильно будет страшно.

– Таверна закрыта, Бернард, - ответила я, стараясь говорить как можно спокойнее и размереннее. – Приходите завтра. У нас сегодня был тяжелый день, и мы хотим отдохнуть.

– Не глупи, Маргарет. Открывай, я сказал! – тон мужчины мгновенно изменился, стал угрожающим, жестким, как кремень. Маска благодушия слетела, обнажая звериный оскал. В голосе прорезались стальные нотки, властные и не терпящие возражений. Он начал колотить в дверь с удвоенной, утроенной силой, удары сотрясали всю таверну, дрожали стекла в окнах, звенела посуда на полках. – Я знаю, что вы там, обе. Не думайте, что сможете спрятаться от меня. Отдай девчонку и не пострадаешь, – обещает староста. На лице девушки отразился ужас, когда она посмотрела на меня.

– Я ее никому не отдам. Убирайтесь! – ответила я громко, и улыбнулась девушке. В ее глазах, как в зеркале, плескался ужас, такой же всепоглощающий, такой же парализующий, как и мой. Она дрожала всем телом, словно осенний лист на ветру. Я взяла ее за руку, сжала ее ладонь в своей, стараясь передать ей свою решимость, свою готовность бороться, свою надежду, пусть и слабую, на спасение.

– Мы знаем, чего ты хочешь, Бернард, - крикнула я в дверь, стараясь заглушить дрожь в голосе. – Мы знаем о Рауле и твоей банде. Мы видели его в лесу, своими глазами. Убирайся отсюда, пока мы не вызвали стражу или не сообщили о тебе барону. Или ты думаешь, мы настолько глупы, что поверим в твою ложь?

После моих слов наступила короткая, зловещая тишина. Такая тишина, которая бывает перед бурей, когда все замирает в предчувствии неминуемого бедствия. Тишина, наполненная нарастающим напряжением и угрозой. А затем… ад разверзся.

В другую дверь, в окна, со всех сторон разом, начали стучать, тарабанить, колотить, ломиться. Удары сыпались градом, оглушая, дезориентируя, казалось, стены вот-вот рухнут под натиском разъяренной толпы. За дверями раздавались хриплые крики, ругательства, угрозы. Я поняла, что нас окружили. И их не двое, как мы надеялись, обманывая себя слабой надеждой. Не меньше пяти, а может, и больше. Они хотели нас запугать, сломить, лишить воли к сопротивлению.

– Лия, держись рядом, – крикнула я, чувствуя, как леденящий ужас сковывает мои конечности, парализует волю. Но страх не должен был парализовать нас. Нельзя было поддаваться панике. Нужно было действовать, быстро, решительно, пока еще была такая возможность. Нужно было выжить. Я подняла топор выше, крепче сжимая его в руках, готовая защищать себя и Лию до последнего вздоха, до последней капли крови. – Агнес, ты видишь их? Где они? Сколько их? Скажи нам, Агнес, умоляю.

Ночь только начиналась. Но она обещала быть самой страшной, самой длинной, самой кошмарной в моей жизни.

В ответ прозвучал ее испуганный, дрожащий голос, словно издалека.

– Маргарет… их слишком много. Я… я не могу сосчитать. Они повсюду. Вокруг таверны, как волки, окружающие добычу. Они злые… очень злые, – В ее голосе слышался неподдельный ужас, от которого по коже побежали мурашки. – Будь осторожна, Маргарет… они… они хотят причинить вам зло.

Я закусила губу до крови, стараясь унять дрожь в руках.

– Лия! Кипяток! Быстро! Нужно подняться наверх и вылить его на них из окон второго этажа. Это даст нам время, чтобы придумать что-нибудь еще.

Лия, словно очнувшись от оцепенения, кивнула и бросилась к печи, где в большом котле всегда кипела вода. Я слышала, как она гремит посудой, торопливо переливая кипяток в ведра. Каждая секунда тянулась, как вечность, каждый удар в дверь отдавался болезненным эхом в моей голове.

Через минуту Лия вернулась. Но не одна.

За ней, прижимая ее к себе, словно живой щит, стоял… Джон.

Агнес ахнула, словно ее ударили ножом.

– Джон?! Но… это невозможно! Он же…, – она замолчала, не в силах договорить. В ее голосе звучало такое удивление и ужас, что мне стало страшно.

В руке Джона, плотно обхватывающей шею Лии, блеснул длинный, острый нож. Лезвие прижалось к ее горлу, оставляя тонкую красную полоску на нежной коже.

– Маргарет, - голос Джона был холоден и тверд, как лед. – Брось топор. Сейчас же. Иначе девчонка умрет.

Я замерла, словно громом пораженная. Джон…муж Маргарет, которого все считали погибшим. Но как?

В голове метались мысли, словно стая испуганных птиц. Что делать? Как поступить? Спасти Лию или попытаться сражаться? Но шансы на победу против такого количества врагов, да еще и с заложником, были ничтожно малы.

Я сглотнула ком в горле, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Джон… пожалуйста… не надо. Мы можем договориться.

Он усмехнулся, и эта усмешка была страшнее любого крика.

– Конечно договоримся, – кивнул мужчина. – Делай что тебе говорят. Бросай топор. Или она умрет прямо сейчас, – он сильнее прижал нож к горлу Лии, и на ее коже выступила тонкая струйка крови.

Я посмотрела на девушку. В ее глазах плескался ужас, но в то же время я увидела в них мольбу. – Сделай, как он говорит, Маргарет, - прошептала она едва слышно.

Я закрыла глаза, собираясь с силами. Это был самый трудный момент в моей жизни. Отдать топор – значит подписать себе и Лии смертный приговор. Но не отдать – значит обречь Лию на верную смерть прямо сейчас.

С трудом разжав пальцы, я бросила топор на пол. Глухой удар дерева о дерево прозвучал в оглушающей тишине, как похоронный колокол.

– Хорошо, - сказал Джон, глядя на меня с нескрываемым презрением. – А теперь открой двери. И впусти в таверну всех… моих друзей, – он сделал ударение на последнем слове, словно издеваясь.

Я стояла, не двигаясь, словно парализованная.

– Я сказал – открой двери, - взревел Джон, сильнее прижимая нож к горлу Лии. Кровь потекла сильнее.

Я подчинилась. Медленно, словно во сне, я подошла к двери и открыла ее.

В таверну хлынула толпа разъяренных мужчин, с оружием в руках, с горящими злобой глазами. Они ворвались внутрь, как стая голодных волков, готовых растерзать свою добычу. Ад, казалось, ворвался вместе с ними в мой дом и в мою жизнь.

Грубые руки вцепились в нас, словно клешни, обжигая кожу. Веревки врезались в запястья, стягивая их до онемения, до пульсирующей, невыносимой боли. Нас выволокли из таверны, словно мешки с мусором, словно ненужный хлам, который пора выбросить на помойку. Я спотыкалась, падала, но меня тут же поднимали, пинками заставляя идти дальше.

Нас отвели к старому сараю, что был поодаль. Нас тащили словно скот на убой. Крики, ругательства, пьяный хохот разбойников оглушали, словно удары молота по наковальне. Этот шум давил на психику, лишая последних сил, последних искр надежды, которые еще теплились во мне. В голове звенело, в глазах плыло, а в груди поднималась волна отчаяния, готовая захлестнуть меня с головой.

По дороге я слышала обрывки разговора между Бернардом и Джоном. Их голоса звучали приглушенно, словно они боялись, что я услышу, но я улавливала каждое слово, каждое их мерзкое откровение. Они врезались в мою память, как раскаленные гвозди, жгли своим ядом, отравляли душу.

– Не понимаю, зачем поджигать таверну, - ворчал Джон, его голос был пропитан жадностью и злостью. – Это же прибыльное место. Пригодится еще. Мне и Беатрис.

Беатрис? Дочь Бернарда? Что он имел в виду? Почему он говорил о ней и таверне, как о чем-то само собой разумеющемся?

– Когда стану вдовцом, - закончил Джон, и в его голосе прозвучала такая зловещая, похотливая ухмылка, что меня замутило. Как я и предполагала он планировал избавится от меня с момента как женился.

Бернард недовольно скривился.

– Мы оставим таверну, не скули, – ответил он недовольно. Но как по мне так надо было их сжигать в таверне. Это выглядело бы правдоподобно, а так кто поверит, что они ночью поперлись в сарай, да еще и вдвоем.

Я не выдержала. Надо что-то делать, что-то предпринять такое, чтобы отвлечь их планов по нашему убийству, нужно тянуть время. В душе еще теплилавь надежда, что Дамир получил наше послание и вот-вот появится. Хотя, даже если и появится, то справится ли он с таким количеством разбойников. Думаю нет, но я все же решила тянуть время в надежде что, что-то получится.