Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

В конце концов две формы для отливки отправились сушиться на печь, Варенька получила обещание, что мы непременно продолжим завтра, а я — состояние почти буддистского спокойствия. Настолько, что даже холодная вежливость на лице Стрельцова за ужином меня не задела, а бесконечные благодарности землемера за сутки отдыха в моем доме не утомили. Оказывается, есть своя прелесть в занятии чем-то не жизненно необходимым, а просто для удовольствия. Пожалуй, и хорошо, что возни хватит на несколько дней. Сделать отливку, дождаться, пока она застынет, счистить заусенцы и отполировать как следует. А потом — заняться вышиванием, что ли? В прошлой жизни мне эта наука так и не далась, глядишь, в этой получится.

Я сознательно не стала лезть в дела после ужина. Из житий святых получилось снотворное не хуже чайка Марьи Алексеевны, ночью меня никто не дергал, так что проснулась я рано и совершенно отдохнувшей.

Но все же оказалась не самой ранней пташкой. Кухню наполнял аромат доброго мясного бульона, а у стола стоял Стрельцов. Правда, в первый миг мне почудилось, что на моей кухне хозяйничает кто-то посторонний. Сейчас он вовсе не походил на сухаря в застегнутом на все пуговицы мундире. На столе лежали аккуратные полукольца лука, белые кружки порея, ломтики какого-то корня, а сам граф шинковал морковь.

Я залюбовалась им. Длинные изящные пальцы, сжимающие кухонный нож, которым он орудовал так же ловко, как и пером или — я была в этом уверена — шпагой. Закатанные рукава, открывающие сильные предплечья. Полурасстегнутый ворот рубахи, в котором тоже было на что посмотреть. Косынка, повязанная на голове, придавала ему совершенно домашний — и потому неописуемо притягательный вид. И одновременно эта же косынка в сочетании с просторной рубахой наводили на мысли о романтических морских разбойниках. Только серьги в ухе не хватало.

Наши взгляды встретились. На его скулах появился румянец, и я осознала, что таращусь на него… ну прямо как влюбленная дурочка! Поспешно отвела глаза. Куда меня понесла разбушевавшаяся фантазия!

— Доброе утро. — Голос внезапно сел, пришлось прокашляться.

— Доброе. — По его тону предположить, что утро действительно доброе, было невозможно. — Простите мое своеволие. Но вы отдыхали, а блюдо требует времени. Нужно поставить все до отъезда, чтобы после нашего возвращения нужно было лишь запанировать и изжарить.

Я кивнула и обнаружила, что снова глазею на него будто на чудо какое. Нож в его руках ходил ровно и быстро, явно графу — графу! — не впервой было готовить.

— Давайте я помогу.

— Не стоит, — отмахнулся он. — Остались сущие мелочи. Порезать корень сельдерея, который девочки сейчас дочистят. И сложить потом мясо, печь стушит его сама.

Только сейчас я обратила внимание, что Стеша и Акулька примостились у рабочего стола. И, кажется, вот-вот оттяпают себе пальцы, ошалело таращась на сиятельного графа, режущего овощи.

Пауза начинала затягиваться. Стрельцов явно тяготился моим присутствием, немудрено, после вчерашнего-то. Вежливость требовала поблагодарить его и уйти, но ноги будто приросли к полу.

— Это в самом деле рецепт императорского повара? — полюбопытствовала я.

— В самом деле. — Его плечи расслабились, а голос стал мягче. — Он проиграл мне его в карты. — Стрельцов улыбнулся, чуть виновато. — Предполагалось, что я продам кому-нибудь рецепт, чтобы получить те деньги, которые месье Карем не смог мне выплатить, но я решил, что остаться одним из немногих обладателей такого знания куда интереснее.

— Понимаю вас. Деньги приходят и уходят, а знания остаются с нами навсегда.

— Я тоже так думаю. — Он улыбнулся, и у меня перехватило дыхание: настолько эта улыбка не походила на его обычную светскую маску. — Хотя батюшка счел меня дураком за отказ от легких денег.

Я пожала плечами.

— Предполагается, что родственники должны быть близки нам как никто, но частенько получается, что по-настоящему родную душу находишь не в семье.

Стрельцов удивленно посмотрел на меня, и я сообразила, что ляпнула — в смысле, как это может быть воспринято.

— Я вовсе не имела в виду… — Мысли запутались окончательно. — Не буду вам мешать, — выпалила я, сбегая с кухни.

Замерла на крыльце. Очень хотелось постучать головой о резные столбики. Ну почему, почему я просто не могу нормально общаться с этим человеком? Куда делись прожитые годы, которые, по идее, должны были привести с собой мудрость? Кажется, я как раз тот случай, когда годы приходят одни.

Я глубоко вздохнула. Прохладный воздух наполнил грудь ароматами свежей травы и цветущего чубушника. Весело чирикали воробьи. Природа жила своей жизнью, и ей не было дела до человеческих глупостей. И я, пожалуй, выкину их из головы. День обещал быть теплым и ясным, в самый раз для объезда владений, но, если я с этой белой кожей не хочу к вечеру превратиться в рака, надо позаботиться о шляпке и зонтике от солнца. Но сперва сбегать на пасеку проведать пчел, хотя они не должны бы роиться так рано.

Не должны бы, однако именно это они и собирались сделать — над пасекой кружилось множество пчел. Дед говорил, что первый, самый сильный рой обычно вылетает ближе к обеду. Неужели я упустила первый рой? Обидно, если так, но все же я решила не расстраиваться раньше времени. Бывают и исключения, в конце концов.

Надо предупредить остальных, что поездка может задержаться, и принести привой. Будь в доме кто-то умеющий обращаться с пчелами, другое дело. Я отлично помню, как страшно было стряхивать рой в первый раз — а ведь тогда рядом стоял дед! Я в свое время справилась со страхом, но не уверена, что мальчишки хотя бы попытаются, никому не охота рисковать ради чужого добра.

Когда я шла обратно, от пруда меня окликнула Варенька.

— Глаша, ты чего бегаешь туда-сюда?

Разве бегаю? Мне казалось, что я шла вполне спокойно. Торопиться не было причины — и собираться рой начнет не сразу, и, даже если я не успею с привоем, повисит несколько часов, правда, снимать его с куста боярышника будет не так удобно, как с заранее подготовленного шеста.

— Пчелы роятся. Нужно пересадить их в новый дом.

— Ой, можно я с тобой?

В этот момент поплавок из камышинки ушел под воду. Варенька неожиданно ловко подсекла, на леске забилась рыбина в две моих ладони. Я дернулась, Игнат, вставший при мне, как и полагалось, тоже напрягся, но графиня справилась. Бросила рыбу в подставленный сотским садок.

— Игнат, я пойду помогу Глафире Андреевне и вернусь, а ты пока уди здесь.

Наверное, это должно было прозвучать как приказ, но мне послышалось в голосе Вареньки что-то вроде извинения. Мужик улыбнулся в бороду.

— Как вам будет угодно, барышня. Пчела — божья тварь, работящая, поглядеть на нее — одно удовольствие. А я пока за вашей удочкой пригляжу.

Во дворе уже стояла телега, запряженная гнедой лошадкой, и переминались с ноги на ногу трое мужиков. Та плата, которую обозначил мне Герасим, подразумевала, что работники позаботятся о собственном транспорте: доски сами из леса не придут, а тащить их на плечах пару верст — радости мало.

Дворник заступил мне дорогу, вопросительно заглядывая в лицо. Со стороны любого другого мужика это было бы хамством, но немой мог привлечь мое внимание только так или прикосновением.

— Подними мальчишек, пусть притащат улей на пасеку. Пчелы роятся.

Герасим хмыкнул, постучал себя в грудь.

— Сам так сам, — не стала спорить я.

Он приложил сложенные ладони к щеке, потянулся, зевнул.

— Чтобы не ждать, пока эти лежебоки проснутся? — рассмеялась я.

Дворник кивнул.

— А чего это господа уже на ногах, а работники спят? — возмутилась Варенька.

— Разбудим, — не стала спорить я. — Но пока трое сонных мальчишек в себя придут, Герасим десять раз успеет улей на место поставить. Бери шест, а я прихвачу привой.

Мы успели вернуться вовремя.

— А они не ужалят? — поежилась Варенька, глядя на снующих туда-сюда пчел.

— Роевые пчелы обычно неагрессивны, — сказала я.