Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Вы уверены? — поинтересовался из-за моей спины Стрельцов.

Его-то что сюда принесло?

Я оглянулась. Граф снял косынку, но не накинул ничего поверх рубахи, и тонкое полотно под лучами утреннего солнца почти не оставляло простора воображению. Волосы растрепались, несколько прядей упали на лоб, и он откинул их небрежным движением.

Интересно, как пчелы реагируют на феромоны? Человеческие, я имею в виду.

Что за дурь в голову лезет? Я заставила себя отвести взгляд.

— Если вы не станете бегать и размахивать руками, раздражая их. Или не вы. — Я выразительно посмотрела на Вареньку.

— Понял. — Стрельцов молча сграбастал кузину за талию.

— Эй. — Она шлепнула его по руке. — Не собираюсь я бегать! Если Глаша сказала, что пчелы сейчас не опасны, значит, так и есть.

Исправник хмыкнул.

— Пролетит какая-нибудь у тебя рядом с носом — и завизжишь, и забегаешь.

Я заставила себя расслабить вдруг окаменевшие плечи. Еще я не ревновала к пятнадцатилетке мужчину, который в мою сторону и не смотрит!

Сознание тут же подкинуло тот поцелуй. Я мысленно выругалась. Помрачение нашло, не иначе, причем на обоих — от усталости и стресса. И вообще. Пчелы. Я здесь ради пчел.

— Вот когда я буду пересаживать пчел из колод в новые ульи, тогда никого не позову: всякое может быть.

— Надеюсь, для меня вы все же сделаете исключение, — сухо заметил Стрельцов.

— Особенно вас. Пчелы могут быть смертельно опасны…

— Именно поэтому.

— Не хватало еще потом объясняться с властями из-за пострадавшего при исполнении должностного лица.

— Думаете, мне будет приятней объясняться из-за того что одна из богатейших землевладелиц уезда пострадала при моем попустительстве?

— Пока что все мое богатство вирту… эфемерно, учитывая размер долгов.

Пока мы препирались, пчелы начали облеплять привой. Я пристроила шест, на котором он висел, покрепче и жестом отогнала всех на край поляны.

— Герасим, ты можешь идти, дальше я сама справлюсь, — сказала я.

В самом деле, ему есть чем заняться. Сама я в это время заглянула в улей пострадавшей от медведя семьи. Там тоже все шло хорошо, пчелы спокойно работали: семья приняла новый дом. Я вытащила одну из рамок с расплодом и переставила в новый улей.

Оставалось только дождаться, пока рой соберется окончательно, повиснет на привое плотным клубом.

Зря я волновалась — рой выглядел большим и сильным. Хорошая семья будет.

Когда я пошла к привою, Стрельцов зашагал за мной.

— Я справлюсь, — сказала я.

— Не сомневаюсь в этом. Но мне ни разу не приходилось видеть, как занимаются пчелами. Любопытно же.

Он улыбнулся, и я не удержалась — улыбнулась в ответ. Взялась за шест, на котором висел привой с роем.

— Давайте я. — Стрельцов тронул меня за плечо и тут же отдернул руку, будто обжегся. — Эта штука выглядит увесистой.

Я не стала спорить. Стряхнула пчел в подготовленный улей и стала ждать, пока они уйдут на рамки.

— А они не улетят снова? — полюбопытствовал Стрельцов.

— Их удержит рамка с расплодом. Пчелы не бросят потомство.

— Все же рамки — это ваше изобретение. Однако я слышал, что люди как-то отлавливают рои и те не сбегают.

— Потому что их выдерживают в роевне, чтобы немного успокоились и растратили часть запасов меда.

— Вы действительно в этом разбираетесь, — задумчиво произнес он.

Мы помолчали, наблюдая, как пчелы словно утекают в щели между рамками.

— Какие они красивые! — ахнула Варенька, тишком подобравшаяся к нам. Стрельцов вскинулся, как будто собирался рявкнуть, но махнул рукой.

— Красивые, — согласилась я.

— И совсем не злые.

— Это пока. — Я улыбнулась, накрывая рамки холстиком. — Скоро они будут готовы защищать свой новый дом.

— И командир у них достойный, — сказал Стрельцов, пристально глядя на меня.

Я зарделась. Чтобы скрыть смущение, подхватила крышку улья. Стрельцов вынул ее у меня из рук, осторожно поставил на место.

— Что-то еще?

— Все. Можем собираться и ехать, если у вас нет больше дел в доме.

У Стрельцова дел не нашлось. Когда мы подошли к дому, Гришин уже заканчивал закладывать коляску, землемер сидел на скамейке под яблоней, явно радуясь солнечному дню. Я метнулась в дом за защитой от солнца. Шляпка для меня обнаружилась быстро, а вот зонтик-парасольку пришлось поискать. Я уже готова была плюнуть и уехать без него, чтобы не задерживать людей, но Марья Алексеевна не позволила. Пришлось лезть в кладовку, и, пока мальчишки двигали сундуки, чтобы достать нужное, я злилась на себя и за белокожесть, с которой обгораешь на солнце через четверть часа, и за бестолковость — знала ведь, что сегодня ехать, почему вчера не подумала! — а заодно и на этот мир, где еще не изобрели кремов для защиты от солнца.

Когда, раздраженная и одновременно смущенная тем, что семеро — точнее, четверо — ждут одну, я выбралась из кладовки, из кухни выходила Варенька.

— Ты еще здесь? — удивилась она. — А у нас такой улов! Погоди, я поеду с тобой.

— Мы не впихнемся в коляску, — попыталась воззвать я к здравому смыслу. Тщетно.

— Я попрошу Кира поехать верхом. Он мне не откажет.

— Ты уверена?

— Не откажет, потому что барышня не может у всех на виду разъезжать в одиночку в компании трех мужчин.

Любопытно, что Гришина она к «компании» не причислила.

— Погоди, я мигом!

Я покачала головой ей вслед — пусть родственники разбираются сами, — вышла на парадное крыльцо, к которому должны были подать коляску.

И обнаружила, что там стоит еще одна. И из нее, кряхтя, вылезает Кошкин.

Я мысленно выругалась. Стрельцов натянул на лицо безразличную маску, Гришин прикинулся простачком, Нелидов, кажется, напрягся. И только землемер остался равнодушен к появлению гостя, хотя, судя по всему, узнал его.

Кошкин поклонился. Гришин вернул поклон, как и землемер; Стрельцов не шелохнул бровью, Нелидов кивнул. Я тоже вынуждена была кивнуть, изображая вежливую хозяйку.

— Глафира Андреевна, рад вас видеть! — Купец похромал ко мне, добавляя на ходу: — И вас, господа.

Стрельцов дернул щекой, Нелидов едва заметно поморщился. В самом деле, поклоны поклонами, но первым Кошкин должен был поприветствовать графа и исправника в одном лице, и только потом меня. Либо купец совершенно не знал этикета — во что мне было трудно поверить, учитывая, что он посватался к Глаше, чтобы получить дворянство. Либо сознательно демонстрировал, что я принадлежу ему и потому в моем доме он имеет особые привилегии.

— Вам с вашей ногой лучше бы сидеть дома, Захар Харитонович, — мило улыбнулась я. — А еще лучше — поклониться княгине Северской и попросить ее о лечении.

Вряд ли, конечно, мое мысленное пожелание сломать ногу стало причиной его травмы, но человек все-таки.

— Благодарю за заботу, милая… — Кажется, скрежет моих зубов должен был быть слышен даже в Больших Комарах. — Но, при всем уважении к княгине, даме в столь юные годы, пожалуй, рано тягаться с природой и обещать исцеление. Я уж старинными, проверенными средствами обойдусь.

— Воля ваша, Захар Харитонович, — пропела я. — И нога ваша, вам и решать. Жаль, я не могу уделить вам больше внимания, прежде чем отправиться по делам.

За спиной хлопнула дверь, Варенька выпорхнула на крыльцо, держа в одной руке трость, в другой — парасольку.

— Вот я и готова! — воскликнула она.

Кошкин поклонился и ей. Графиня вопросительно посмотрела на меня.

— Захар Харитонович Кошкин, купец, заглянул к нам выразить соболезнования в связи со смертью Агриппины Тихоновны, — сказала ей я.

Графиня кивнула, разом потеряв интерес к чужому.

— Кирилл, я хотела тебя попросить…

— Не при посторонних, — отрезал Стрельцов. Варенька надула губки и уставилась на Кошкина с видом «ходят тут всякие».

— А далеко ли вы собрались, Глафира Андреевна? — решил не сдаваться тот.

— По делам имения, — холодно улыбнулась я. — Которые едва ли представляют для вас интерес.