Хозяйка старой пасеки 2 (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

— Но барышень не учат в университетах? — Я улыбнулась, старательно скрывая раздражение. — Однако не только данелагские земледельцы наблюдательны. Болотов писал об этом в своей «Деревенской книге».

Глаза Нелидова стали еще круглее.

— В самом деле? В Рутении тоже…

— В Рутении тоже, — проворчала я. — И у нас умных и наблюдательных хватает, только их слышат хуже.

— Вы позволите мне почитать эту книгу?

Кто меня за язык тянул, спрашивается?

— Папенькина библиотека в вашем распоряжении, Сергей Семенович. Но я не поручусь, что книга еще там, учитывая отношение моей покойной опекунши к хозяйствованию. Сами видите. — Я обвела горизонт. — Жаль, что я раньше не взяла дело в свои руки.

— Если бы вы могли сами заниматься делами, вам бы не понадобилась опека, — вмешался Стрельцов.

А не ты ли, вот буквально пару дней назад…

— Да, я сам не так давно упрекал вас в небрежении хозяйством, — словно прочитал мои мысли он. — И должен извиниться за это.

На душе отчего-то потеплело, будто мне действительно было не все равно, что он обо мне думает.

— Не стоит, Кирилл Аркадьевич. Вы сделали вывод на основе неполной картины, такое время от времени случается со всеми.

— Например, со мной. — Нелидов покачал головой. — Будет мне урок. Я нанимался к прелестной барышне, а обнаружил хозяйку, чьи познания превосходят мои.

При словах «прелестная барышня» Варенька надулась, а Стрельцов ехидно заметил:

— Если бы Глафира Андреевна судила исключительно по возрасту и внешности, едва ли бы вы получили это место.

— Согласен, ваше сиятельство. Мне остается только порадоваться, что моя нанимательница оказалась мудрее меня.

— Как приятно наблюдать взаимное восхищение, — прошипела Варенька.

Нелидов улыбнулся ей.

— Вы правы, ваше сиятельство. Действительно приятно видеть, когда люди ценят познания друг друга. И, если говорить о прелестных особах с незаурядными способностями, вы дадите фору любой известной мне даме в том, что касается рыбалки. Я видел ваш утренний улов.

— Кажется, вы слишком увлечены чужими успехами, Сергей Семенович, — сказал Стрельцов таким тоном, что даже я поежилась и на миг почувствовала себя виноватой невесть в чем.

Нелидов проигнорировал этот выпад. Повернулся ко мне.

— Что касается ваших предложений, Глафира Андреевна. Вы хотите все, что осталось под паром, засеять упомянутыми вами травами?

— Нет, это было бы неразумно.

У меня не так много пчел, чтобы с уверенностью рассчитывать только на мед. Да и вообще, не стоит складывать все яйца в одну корзину.

Насколько я успела изучить, мне принадлежала тысяча десятин земли. Треть из них занято лесом, очень ценным ресурсом по местным меркам. Рутения живет лесом — это не только дома, дрова и уголь для доменных печей. Без леса не будет промышленности: деготь, скипидар, смолу получают из древесины. Из золы — поташ, без которого не будет мыла, стекла и пороха. Это не говоря о дичи и пушнине, да и о диком меде.

Кстати, надо бы мне познакомиться с лесничим да как-то проверить, не пускает ли он соседей рубить «бесхозный» лес. Заодно обследовать все. Где стоит проредить лес, удаляя старые и больные деревья, где, наоборот, запретить вырубку, а может, и начать засаживать. И, возможно, уже сейчас пора закладывать питомник для выращивания саженцев.

Голова кругом идет, честное слово!

Я тут же велела Гришину остановиться, Нелидову — записать все это, чтобы не надеяться на девичью память. И пожалела, что у меня нет фотоаппарата — запечатлеть выражения лиц управляющего, исправника и землемера. Да и спина Гришина оказалась очень выразительной.

— Вы действительно собираетесь сажать то, что и так прекрасно растет? — спросил Стрельцов.

— Прекрасно? Первые деревья на месте вырубки появятся минимум через пять лет. Полностью свою структуру лес восстановит — если вообще восстановит — через сто двадцать лет. Я имею в виду не молодой березняк или осинник, а ценные породы вроде сосны или дуба. Если я хочу, чтобы мои дети не остались посреди рукотворной пустыни, восстанавливать вырубленное нужно немедленно. К тому же, высаживая, можно сразу думать о нужной структуре леса.

— Это потребует денег, — сказал Нелидов. — Непрерывных забот. Вы готовы вкладываться в то, результаты чего не увидите?

— Почему это не увижу? При искусс… В смысле, если целенаправленно высаживать саженцы и ухаживать за ними, полноценный лес восстановится в два раза быстрее.

— Через шестьдесят лет?

— Я намерена дожить до того времени. Кто-то же должен нянчить внуков!

Гришин кхекнул в кулак. Стрельцов как-то странно на меня посмотрел.

— Не каждая барышня в ваши годы думает о внуках.

— А я и не каждая, — фыркнула я.

Нелидов закрыл папку с записями.

— Мне действительно повезло служить у вас, Глафира Андреевна. В ближайшие дни я сделаю все расчеты, и вы решите, как поступить дальше.

— Глаша, когда вернемся, ты должна рассказать мне все это еще раз! — воскликнула Варенька. Все время, пока мы разговаривали, она едва ли не подпрыгивала на сиденье, несмотря на суровые взгляды кузена. — Я думала, что, получив приданое, отдам его распоряжаться мужу, но, послушав и посмотрев на тебя, не хочу. Муж у меня, конечно, будет человек умный и порядочный…

Я кое-как скрыла улыбку, Нелидов потер нос, Стрельцов закашлялся, землемер огладил бороду. Варенька ничего не замечала.

— И потом… мне же скучно будет только вышивать да принимать гостей! У тебя такая интересная жизнь — то пчелы, то расчеты, то новые методы… А я что, все время буду только романы читать?

— Детей рожать и воспитывать, — сказала я.

Варенька залилась краской. Стрельцов неодобрительно на меня зыркнул, Нелидов закашлялся.

— Это непременно! Но я хочу, чтобы мой муж мною гордился. Что я не только красивая, но и умная.

Я попыталась быть дипломатичной.

— Давай не будем утомлять мужчин нашими женскими темами. Поговорим дома.

— А я не про женские темы. Я про то, что ты хочешь делать с лесом.

— Хорошо, — обреченно вздохнула я.

— Глафира Андреевна, если вы не против, я мог бы сделать копию этих записок и передать Варваре Николаевне, — сказал Нелидов.

— Вы меня очень обяжете. А теперь давайте вернемся к нашим баранам. То есть посевам.

В самом деле, увлеклась лесным хозяйством и будущими внуками и забыла, с чего начала.

Значит, минус треть на лес. Минус земля, которой пользуются крестьяне — по четыре десятины на душу, причем душой считаются только мужчины. Из того, что осталось, по записям Савелия, которые мне нужно будет проверить в этой поездке, примерно половина занята рожью, пшеницей и гречихой. Самыми базовыми вещами, которые и не продашь-то особо, потому что урожайность здесь не сравнится с привычной мне. Один год засухи или дождей — и здравствуй, голод.

— Часть земель я хочу оставить под паром. Часть засеять льном и пеньковником. Если не затягивать с этим, успеют вызреть.

И, кстати, пеньковник, как все ветроопыляемые растения, дает очень много пыльцы — белкового питания для пчел.

— Остальное — под медоносы. Гречиха…

— Я бы не советовал вам увлекаться ею, — сказал Нелидов. — В смысле, именно как источником меда. Вы не продадите дорого гречишный мед.

— Почему? — оторопела я.

— Вы меня проверяете, — улыбнулся он. — Чем белее мед, тем выше он ценится. Гречишный же… — Он развел руками, будто не желая повторять очевидное.

— Дешевый мед лучше, чем никакого. Но хорошо, оставим в покое гречиху, тем более что она и так уже высажена и пчелы ее найдут, если захотят. Значит, горчица, огуречник, клевер…

— Клевер зацветет только на следующий год.

— Если Глафира Андреевна планирует на шестьдесят лет вперед, то до следующего года она точно намерена дожить, — сказал Стрельцов, и я так и не поняла, чего больше было в его голосе — иронии или восхищения.

— Донник тоже двулетник, — сказала я. — И синяк, но ничего страшного. Синяка хорошо бы высадить побольше.