Вдова на выданье (СИ) - Брэйн Даниэль

— Одно Пахому Провичу оно пошло за долг, — сказал Сила, выставляя сервизы на стол. — Лежат — то не задень, то не разбей. А вам все на пользу, матушка Олимпиада Львовна.

Доброму вору все сойдет. Мирон, который на каторге кашеварил для местного начальства и сосланных черт знает за что дворян, мог сделать разносолы хоть из топора, поэтому основное меню — закуски и горячее — получилось обширным, а продукты обходились недорого. Я, опять же, пренебрегая бесполезной гордостью, договорилась с Пахомом Провичем, что буду брать за восьмую часть цены все, что вот-вот придет в негодность. Обрыдлов вылупился на меня, даже чай присербывать перестал, я вздохнула: рассказывать ему, что это все я один раз уже проходила и с закрытыми глазами укажу, сколько куриной тушке жить осталось, было, естественно, сумасшествием.

Пусть считает, что я такая же прохиндейка, как и он.

— Сила Карпыч! — воззвала я. — А ну от детской площадки уйди, иди-ка к нам, батюшка, расстегаю отведай.

Осторожно переступая и косясь на Мирона, командовавшего поварятами, Сила приблизился и сглотнул слюну. Я его не упрекала — расстегай затмевал разум.

— Больно уж… горочка для детишек хороша, — пробормотал растроганный Сила и пристроился за стол. Оставалось еще место, и я пригласила Мирона разделить с нами трапезу.

Детский уголок в ресторане был еще одной моей находкой. То, что в избытке было в любом, самом завалящем торговом центре в моем мире — площадки для игр, — здесь отсутствовало вообще. И раз я хотела добраться с идеей детских городков до губернатора, начинать стоило с наглядной демонстрации. Горка, батутик из кучи подушек и имитация песочницы — уже неплохо, к сожалению, большего я выдумать не могу, небезопасно. Но — мои малыши уголок оценили, а Сила притащил кучу игрушек, из которых выросли воспитанники Пахома Провича.

«Шатер» был готов к открытию. Господин Пивчиков, писатель, правда, подвел, и как я ни высматривала, в продаже его новой книги не видела. Что было и ожидать — человек творческий, живет в эмпиреях, не наш приземленный брат купец.

На запахи заглядывали соседи — я звала их за стол, понимая, насколько это выгодная рекламная акция. Слопают они сейчас всего ничего, потому что много никто им не предложит, зато когда мы откроемся, они так и будут захаживать пообедать. Смысл бежать домой, когда можно перекусить почти на рабочем месте…

А это отличная мысль, подумала я. Кейтеринг. Возьму на заметку.

Домой я вернулась затемно. Летнее солнцестояние прошло, день понемногу убывал, но бушевало лето с его зеленью, жарой, яркими запахами и слепящим солнцем, и дожди, листопад и снега казались чем-то из другой жизни. За счет того, что Пахом Прович открыл мне кредитную линию — дай ему Всемогущая долгих лет жизни и наследников наконец! — я смогла нанять детям учителя, и теперь они с утра до позднего вечера донимали бедного студента-словесника. Зато к моему возвращению они выматывались так, что висли на мне, с аппетитом лопали и укладывались в постельки.

Но сегодня Наташенька была чрезмерно возбуждена — с помощью учителя она прочитала свою первую книжку, ей не терпелось поделиться со мной, и уснула она у меня на руках уже ближе к полуночи. Я вышла из спальни, мечтая о горячей ванне и восьми часах сна.

— Кушать, матушка, поди, не изволишь? — проворчала выглянувшая из кухни Парашка. — А глянь, хоть косточки обросли. А то как ноги не протянула у благодетельницы с голодухи!

— Нет, я только… — начала было я и дернулась, услышав явственный стук в дверь. — Кого там несет? Прасковья, выйди узнай, пока детей не перебудили.

Я прошла на кухню и налила себе остывший травяной чай. Завтра, по словам Евграфа, наступала жара, значит, стоит включить в меню прохладительные напитки. Никто их, правда, здесь не пил, кроме сладкого до приторности лимонада, я же считала, что если за пару лет всю столицу приучили пить кофейные калорийные бомбы, то уж холодный чай, от которого вреда никакого ни для здоровья, ни для кошелька, я как-нибудь навяжу своим посетителям.

Прасковья с кем-то говорила на повышенных тонах, я прислушалась — снова дворник наверняка, и снова Парашка притащила своих окаянных кур в сарай возле дома! Я уже готовила убедительную речь, что спущусь и лично поотрубаю курам головы, Мирону на радость, как дверь в кухню приоткрылась.

— Там, матушка, городовой, — выдохнула брюзгливо Парашка, упирая руки в бока. — Я ему, мол, спит барыня-то уже…

— Что ему нужно?

В груди неприятно похолодело. Полиция не ходит просто так по ночам, но узнать, в чем причина визита, я могу не откладывая и не мучиться понапрасну.

Городовой оказался молодым бравым парнем, переминался застенчиво с ноги на ногу, и новехонькие сапоги его скрипели.

— Что вам угодно? — осведомилась я. Только бы не что-то с рестораном. Только бы не… еще эти распроклятые ряды. И Мирон, который однажды уже заснул не вовремя.

— Госпожа Мазурова? — выкрикнул городовой, вытянувшись и прищелкнув каблуками.

— Тихо! У меня дети спят! — рявкнула я. Пока он тут расшаркивается, у меня прибавляется седых волос.

— Я, Олимпиада Львовна… прощения прошу, — устыдился городовой, и тянул из меня нервы, паршивец, с каждой бесконечной секундой. — Мазурова Домна Егоровна, тетка ваша.

— Она не моя тетка, а мужа, да и то свойственница, — я с силой сжала кулаки, короткие ногти впились в ладони, и это недостаточно больно, я все равно готова заорать, чтобы этот парнишка перестал тянуть кота за причинное место сей же момент. Но Домна — ладно, черт бы с ней. — И что Домна?

Городовой опять заткнулся. Я набрала в грудь воздуха, закусила губу до крови. Сколько он будет издеваться надо мной чертовым соблюдением политеса?

— Поутру сегодня, Олимпиада Львовна, лоточник в кусты отлить зашел, там и нашел ее, удушенную. Что скажете по сему поводу?

Глава двадцать вторая

Значит, ничего не кончилось с моим уходом? Прав был Евграф, ой как прав…

Прошаркала Парашка, остановилась прямо за моей спиной и запыхтела, и я опять подумала об ее темном прошлом. Пригрела ли я змею на своей груди, бомбу с часовым механизмом, и она тикает, и тикает, и тикает, вот-вот рванет.

— Эй, баба, принеси воды барыне! — приказал городовой, но Парашка, судя по тишине, даже не пошевелилась. — Э, мерзлая!

Надеюсь, это было сказано не мне.

— Это ужасно, — облизывая губы, без малейшего притворства проговорила я. — Нас словно прокляли, столько смертей. Мой муж, моя золовка, потом несчастная Зинаида… Мой брат, пропавший без вести. Мои родители…

— Вы, Олимпиада Львовна, Домну Мазурову когда видели последний раз? — официально перебил меня городовой и пригвоздил к месту слишком суровым для такого мальчишки взглядом.

Я вздохнула. С порога не тащит меня в околоток, спасибо ему и на этом. Как, черт возьми, Домна умерла — задушена, но способов удушить человека масса, и вряд ли в это время способны хоть что-то определить, но если остались следы пальцев, то это явно был мужчина, а много ли мужчин в моем окружении? Разве Евграф.

— Как ушла из дому, — я оглянулась на Парашку, та стояла с заинтересованным лицом, но в разговор не вступала. Ни тактом, ни почтительностью она не отличалась, но, быть может, представитель власти в ее глазах являлся кем-то, уважения хоть сколько-то достойным. — Когда это было? Месяца два назад?

— Да почитай, да, матушка, — отозвалась Парашка с такой учтивой кротостью, что я обомлела, несмотря на воробьем скачущее сердце и заледеневшие руки. — Да слава Всемогущей, что ушли, барыня, вон оно как… И-и-и, пошто же ее, бедную? Взять-то нечего! Ни денег, ни бабьей сладости! У кого же рука поднялась на немощную-то старуху? Поди, мухи не тронула, слови того изувера, батенька, слови, Всемогущая за то тебе благодати воздаст!

Так, ладно, немощная старуха. Главное не забывать, как здорово Парашка умеет ломать комедию, и не поддаваться на горькие слезы и причитания. Я снова обернулась к городовому.